... Я бы еще раз попробовал выжать из себя все, что можно; я бы накинулся на жизнь так, словно она мой враг или любовница.
Из Грэма Грина.
...Ничто на свете не дает такого волнующего ощущения, как плавание под парусом. Только на парусной лодке — да еще, пожалуй, во сне — человеку дано испытать чувство полета.
Из Джерома К. Джерома.
03 июля, к концу рабочего дня БОРовский МРС отбуксировал «Александру» на рейд, где мы должны были взять на борт власти.
Капитан-наставник Вячеслав Федорович Буденный, передавая мне коньяк, дал наставление-расширять сосуды при переохлаждении, добавляя в горячий чай.
Володя Тарасов, капитан яхты «Тарпон», подкинул бутылку капитанского рома с портретом Джона Сильвера кистей С. Бродского на этикетке.
Прибывшие пограничник и таможенник знали цену времени.
В том мире шинелей, где правят уставы и приказы, а чувства подменяются долгом, я не встретил непонимания.
Фото в паспорте сошлось с оригиналом, устлавшие стол бумаги быстро проштампованы и в судовом
журнале появилась соответствующая запись.
Прощание, объятия друзей, поцелуи жены и детей. Все так быстро. Счастливого плавания, граница закрыта, отдать швартовы.
19. 00. Поднимаю Грот и Стаксель и иду к выходу в океан.
Крик капитана сейнера Юры по палубной трансляции: - Серега, возвращайся с победой!
Три гудка, сейнер разворачивается на город. Сын Димка, держась за планширь, неотрывно смотрит вслед.
Разлука — маленькая смерть — рвет сердце, второй раз прожить молодость можно только в сыновьях.
Выйдя за ворота, я заштилел.
Пал теплый туман, всю ночь близкий берег и снующие под носом пароходы не давали расслабиться.
Последние двое суток подъема на вершину выбранной мной канцелярской Джомолунгмы выжали из меня все и я не ощущал вкуса победы, пройдя через все этапы оформления.
Все шло так, как и должно было идти - я сдал экзамены на яхтенного капитана, все документы были заверены и рассортированы в папке и цель ясна.
Мою совесть ничто не отягощало, даже оставленный на берегу спасательный плот, имея который, я был бы храбрее.
На яхте также не было мотора.
Вообще-то мотор «Ветерок-8» у меня был, но мне так и не довелось услышать ни его первых неуверенных всхлипов, ни последнего предсмертного вздоха, - наш начальник Валерьян сломал его, когда я был в отпуске и уже четыре года, искренне выпучив глаза, клянется подогнать новый, - пусть кто-нибудь после этого попробует убедить меня в том, что глаза — это зеркало души.
После полуночи пошел легкий встречный ветер, под большими парусами Гротом и Генуей яхта тихо двинулась левым галсом на SE и к полудню я отошел от ворот в Авачинскую губу на 22 мили.
Прилетел воробей. Не хулиганил. Сидел, дышал на релинге, затем на печной трубе.
Я вспомнил полярную сову, взгромоздившуюся на трубу охотничьей избушки Сереги Григорьева, под утро уголь еще тлел, и мой друг и сосед по охотничьему участку, тогда чуть не угорел.
Он был хороший охотник, весь промысел ходил без варежек, рвал себе зубы пассатижами и прочитывал за сезон килограммов десять книг.
Мы часто встречались на нашей границе в бухте, где в свое время экипаж Витуса Беринга колотил на пропитание морских коров.
А этой зимой, в той же избушке, Серега пересек другую границу, где не требуют никаких бумаг и никого не выпускают обратно.
Вздохнув, я настроил паруса, спустился в каюту и, положив широкую доску на шконки поперек яхты и набросав на нее спасательные жилеты, улегся, следя за сферическим компасом на переборке.
Лодка с закрепленным румпелем хорошо держалась на курсе. Открываю глаза. Я в яхте.
Она стоит на СРВ и надо срочно мчаться в порт оформлять бумаги на отход. Стряхиваю сон и ничего не понимаю.
Выпрыгиваю на палубу — вокруг океан и никуда не надо бежать, звонить, просить. Я закурил и глубоко вдохнул аромат свободы, - ее можно почувствовать, ею можно
наслаждаться, но трудно объяснить; я думаю, она должна стоять в изголовье каждого новорожденного и, улыбаясь, пройти с ним по жизни до самого конца.
Лодка, пока я спал эти два часа, проявила инициативу, - самовольно развернулась и легко и быстро шла на SW назад, к Камчатке. Ветер остался тот же, встречный, но посвежел. До конца суток я шел галсами на восток, еле продвигаясь по генкурсу.
июля.
4 июля.
Погода без изменений, небо от горизонта до горизонта зашпаклевано тысячами тонн серой краски и, хотя анонимный художник мазал кистью небрежно, просветов нигде не видно. Высота волны — полтора метра, ветер от NE, компасный курс 110, яхта медленно спускается к 51С.Ш. - другого выхода нет.
Навел везде порядок — перебрал продукты. Слабый такелаж внес в нашу и без того загадочную жизнь непредсказуемую поправку. Конечно, будущего у меня пока нет, есть только цель, и я не знаю, что ждет меня за горизонтом и когда лодка будет пришвартована в первом порту захода, Датч-Харборе, а потому составил график расхода воды, ограничив дневную норму до двух литров.
Вечером ветер стих, а под утро океан заштилел.
13 июля.
Последние двое суток, болезненные, серые, туманные, дождливые, будничные и неприметные, наполненные незначительными событиями, сменой силы и направления ветра, сменой парусов и стремлением продвинуться вперед, стремлением, объединяющим всех судоводителей.
Мне не раз приходилось слышать от молодых людей о мечте просто сесть в парусную лодку - и куда глаза глядят, нахлебаться волн, звезд и ветра. Это звучит романтично и заслуживает уважения, но я встречал романтиков таких бесцельных взглядов только на веселых пирушках и, появись они на океанском горизонте, я бы сердечно пожал руку этим личностям.
(Продолжение в следующей части)