Глава 1
На улице непрерывно шел дождь, стуча по жестяному отливу за окном методично и размеренно, не давая надежды на пробуждение. Промокшие насквозь, потемневшие ветки липы раскачивались, пытаясь дотянуться и постучаться в окно. Там, за стеклом, спешат и проносятся, покачивая усами - дворниками, вечно спешащие куда-то автомобили. Несколько предрассветных минут и отступает тьма, а на улице ни души. Дома спят в тишине как огромные звери с сотнями глаз, затаившись и успокоившись среди бетонных джунглей города, надежно хранят покой своих жильцов за железными дверьми подъездов и квартир. Только дождь не спал всю ночь, начавшись еще с вечера он не смыкал глаз и не отлучался даже на минутку, а по утру усталый, он падал крупными тяжелыми каплями с серого неба.
Сырой прохладный воздух порывами ветра врывался в комнату через открытое настежь окно, поднимая и опуская край легкого белого тюля. На тумбочке мерно отсчитывали секунды стрелки часов, а где-то вдалеке, на кухне, из динамика старенького радиоприемника до него доносилась очередная утренняя зарисовка.
Иван недавно проснулся и уже какое-то время прислушивался к повествованию. Он находился в удивительном тонком состоянии блаженной полудремы, не бодрствовал и не спал. Ничто не тревожило его в этот момент, в комнате было тихо и свежо, за окном еще только начинало светать, а значит до работы еще долго и можно никуда не спешить. Иван жадно прислушивался к каждому слову, эта радио зарисовка была чрезвычайно интересна, к тому же, ему очень нравился мелодичный и выразительный женский голос диктора.
До ужаса не хотелось вставать с теплой уютной кровати, белоснежное постельное белье обволакивало его, образуя мягкий и уютный кокон. Сейчас только тяжелое одеяло защищало и отделяло его от всех "прелестей", которые приготовит для него этот день. Стоит только встать, пошевелиться и развеется этот чудесный миг, это чувство блаженства. Стоит выпить кружку кофе и уйдет сон, откроются глаза, мечты растают и будут названы иллюзиями. Стоит ступить за порог и окружающий мир засосет тебя, в тесных маршрутках, трамваях, автобусах, на вечно спешащих центральных улицах, в торговых центрах, за рулем авто, он раздавит тебя, подчинит и ты усталый вечером пойдешь домой после трудного дня, за окном будет дождь, а дома встретит тишина да полумрак, разрезанный лучами закатного солнца.
Именно в этот момент ясно и отчетливо Иван понял, что такого утра как это может уже и не быть. Такого мгновения, в котором все до дрожи уже ясно и нет смысла врать самому себе или оправдываться. Он запутался и давно потерял себя в этой гонке. Что бы не делал, как бы ни старался действительность всегда опережала его на шаг, а то и на несколько. Чтобы не чувствовать поражений, день за днем он кутил с друзьями, покупал себе дорогие вещи, менял планировку в своей квартире, но ничего не помогало. В доме была еда, но она не лезла в горло, неплохо обставленные комнаты, забитые электроникой, казались ему пустыми и безжизненными. Лишь стрелки на циферблате ритмично отсчитывали данное ему время, приближая то, что неизбежно.
В последний год он только и делает, что покупает новые вещи, встречается с разными людьми, а также посещает шумные сборища в надежде обрести смысл, что-то почувствовать, хоть на мгновение закрыть бездонную пропасть, поглощающую все, оставляющую лишь пустоту и привкус тлена на губах. Тщетно..., все только отбрасывает его дальше в тоску и уныние, в серые дождливые будни.
На тумбочке у кровати завибрировал мобильный, и, через мгновение по всей комнате разнеслась до боли знакомая мелодия, пространство наполнилось многоголосым, жизнерадостным щебетанием диковинных птиц. Иван поморщился, приподнялся с кровати и посмотрел на часы, а затем кинул телефон в стоящее неподалеку мягкое кресло. В спальне было очень свежо, через открытое настежь окно холодный ветерок подбирался осторожной легкой поступью к кровати прихватывая его за оголенные руки и торс. Иван поежился и закутался обратно в одеяло решив еще немножко полежать, диктор на радио тем временем продолжал, и он вновь с головой окунулся в мрачные, закопченные трущобы храмового города Фюрх.
" Вдали, в закатном солнце возвышался монументальный белокаменный, храмовый город Фюрх. Венценосный исполин с переходами и башнями, смотровыми площадками и обсерваториями, он склонился над грязными, одноэтажными и приземистыми Трущобами как гордый белоснежный орлан над земляным червем. Неописуемое, захватывающее зрелище, величественный и богоподобный, он был жемчужиной империи. Плотность населения в самом городе была невелика и лишь немногим превосходила по численности предместья, при том, что площади Фюрх занимал воистину гигантские. За городскими стенами находилось великое множество храмов как больших, так и маленьких, духовные семинарии, прекрасные парки с фонтанами и диковинными животными, театры, цирки, казино, гостиницы, ипподром, заводы и мастерские, котельные, жандармерия и пожарные части. Так же на постоянной основе в нем располагался достаточно большой корпус кавалерии с конюшнями и тренировочной базой, при котором состояло несколько престижных военных училищ.
Как и любая другая, эта история началась с женщины. Была когда-то Лара Соминская самой красивой девушкой во всем Фюрхе и окрестностях, родом из богатой дворянской семьи. Высокая, стройная с длинными черными как смоль льющимися с плеч, как шелк волосами, а кожа как тончайший белый бархат. Изящные тонкие черты лица, чувственные губы и печальные зеленые глаза. В те времена кто только не искал ее внимания и благосклонности. Бегали за Ларой офицеры, банкиры, политики, коммерсанты, а не отдавала сердца своему никому.
Было у нее двое друзей с самого детства - курсант военного училища Марк Готье, и сын местного епископа Федор Лазорич.
С самого детства была неразлучна эта троица. Но дети рано или поздно вырастают. Случилось так, что влюбились Марк и Иван в подругу детства. Детские игры и шалости сменились на заигрывания и ухаживания. Ни одному, ни другому не удавалось заполучить ее. В конечном итоге дружба между ребятами зашла в тупик. Они перестали разговаривать, а порой как увидятся слово за слово схлестнутся, так и до кулаков доходило. Однажды чуть было дело до дуэли не дошло, когда Марк застал Лару с Федором в одном из летних кафе на южной смотровой площадке.
Случилось так, что Ларочка вдруг пропала на месяц, не в салонах, ни на приемах не видно ее. Так вот, как-то вечером, после пары пива Марк Готье набрался смелости и решил пойти разузнать, куда подевалась девушка, спросить хотя бы у прислуги. Перелез через ограду, походил по двору, никого не встретил. Стал стучаться - никто не открывает, только было собрался уходить, как услышал звук отворяющейся двери. Оглянулся и смотрит - на пороге стоит Лев Соминский, отец Лары. В дрызг пьяный, шатается, в руках держит пистоль и направляет на молодого человека:
"Тебе чего? Что тут забыл?"
"Не стреляйте Лев Анатольевич! Я Марк Готье Вы меня должны помнить, друг Лары. Я... я... просто хотел узнать, как она себя чувствует"
"Ах, ты мерзавец! Паскудыш! Здесь и останешься!"
Соминский недолго думая спустил курок. Прозвучал выстрел, воздух вокруг него наполнился плотным белым дымом с запахом пороха. Он не попал, а Марк огромными прыжками уже бежал к ограде, взлетел на нее с ловкостью акробата, но не успел перевалиться, как прозвучал второй хлопок, и он почувствовал резкую, проникающую боль в левой ступне.
На его счастье, Федор Лазорич уже четвертый день как наблюдал за домом Соминских. Увидев раненого, истекающего кровью Марка, подбежал к нему и помог как можно быстрее убраться подальше от поместья. Дотащил его до ближайшего церковного прихода, где тот получил всю необходимую помощь и просидел с ним, бьющимся в горячке, всю ночь.
К моменту выздоровления Марка, в город вернулась Лара. Но было с ней что-то не так, как будто подменили ее. Молодая жизнерадостная девушка стала сама не своя, она побледнела и осунулась, на балы и в салоны больше не ходила и стала избегать компании друзей.
Крепко призадумались друзья, надо было что-то делать или хотя бы выяснить что произошло. Решили они вернуться к поместью Соминских и приглядеть со стороны за происходящим. Залезли на огромное ветвистое дерево через дорогу от дома и стали наблюдать. Заметили, что как только начинает смеркаться, приезжает за Ларой черный с красным самоходный экипаж, а привозит только по утру на рассвете, а днем Лара не выходит из поместья даже для того, чтобы подышать воздухом.
Стали они промеж своих знакомых выспрашивать, что да как. Может видел кто черный с красным экипаж в городе ночью?! Но никто ничего знал. Шли дни, недели, месяцы. Лара, пришла в себя, но по-прежнему избегала друзей. Пару слов, привет - пока и уйдет, а сердце сжималось у обоих и чувствовали они, - не так что-то с ней, хоть и выглядит Лара ухоженной и прекрасной, как и прежде, а в глазах пустота как у столетней старухи - пустой, высохшей изнутри.
После того, как Федор спас Марка ребята, вновь стали общаться. Они проводили все вечера и все свое свободное время вместе, общее дело и цель сплотила их вновь. Договорились они промеж собой, что сначала выяснят, что с девушкой если потребуется помогут, а потом уж пускай сама меж них выбирает, а они все одно друзьями останутся и споров между ними более быть не может.
В Фюрхе уже давно ходили слухи, что семья Лары Соминской обанкротилась. Отец ее проигрался в карты, все банковские накопления, все земельные наделы, заводик по пошиву обуви, даже собственное имение.
Узнав об этом, недолго думая, друзья отправились к Ларе, сказали, что знают о финансовых проблемах в ее семье и предложили помощь. Девушка накричала на них, приказала убираться из поместья и никогда более не появляться на пороге.
После неудачи друзья, расстроенные неприятным разговором с Ларой, зашли в трактир и сели за первый попавшийся стол. На удивление зала была пуста, лишь вдали кто-то сидел, покуривая длинную тонкую сигару, зажав ее в элегантных черных перчатках из тисненой кожи. В трактире пахло яичницей и жареным беконом, к духу заведения подмешивался извечный для подобных мест запах пива.
Заказав себе выпить, оба присели за первым попавшимся столиком и повесили головы. Говорить совсем не хотелось. Лишь полумрак, чуть рассеиваемый светильником с зеленым абажуром, мог скрыть мрачные лица друзей.
К ним подошел высокий худой человек во фраке и черной шляпе с красными полями из-под которой выбивались длинные вьющиеся черные волосы. Он кинул на стол перед друзьями черные перчатки с оттисками грифонов и серебряными заклепками, затем бесцеремонно уселся за столик. Оба нехотя посмотрели на высокого сухощавого, человека с острыми чертами лица, длинным носом и тонкими губами. От него пахло дорогим парфюмом напополам с табаком, и терпким вином. Человек приподнял руки с тонкими длинными пальцами вверх и воскликнул
- Друзья мои, негоже молодым людям вашего положения прозябать в этой дыре, тоскуя о женщине. Да, да, я слишком давно живу на свете, и мне не стоит никакого труда увидеть и понять, о чем тоскуют в столь дивный вечер двое видных молодых джентльменов, уж будьте благонадежны!
Вдруг его речь прервалась, и он изучающе, хитрым хищным взглядом больших темных глаз посмотрел на друзей. Затем воскликнул:
О! Господа! Простите мне мои манеры.
Человек встал, выпрямился, снял шляпу и отвесил глубокий поклон откинув левую руку далеко назад и громко произнес:
- Разрешите представиться, Карл Винк - антиквар и владелец кабаре "Лунный свет". У меня к вам есть один очень важный разговор. Разрешите взять на себя смелость и пригласить вас, друзья мои, развеяться и забыться в обворожительной компании прекрасных дам, разумеется, все за мой счет.
Друзья переглянулись и незаметно кивнули друг другу. Лицо Винка мгновенно растаяло в самой широкой и добродушной улыбке
- Милости прошу в экипаж джентльмены!
Молодые люди вышли на улицу и увидели перед собой шикарный аппарат, которые недавно начала производить в штучном экземпляре инженерная мастерская братьев Абрамсон. Очень немногие могли в этом городе могли позволить себе такую роскошь, он привлекал внимание и гипнотизировал. Совершенство, воплощенное в металле. Самоходная карета на паровом ходу, с блестящими хромированными дисками передних колес, на каждом из которых вытравлен гербовый грифон, задние же были на спицах. Раскаленный предтопок обдавал жаром. Отбивающий ритм двигатель выбрасывал пар через дымовую трубу, выведенную вверх, зубчатые передаточные колеса, изящные дверные ручки и огромный золоченый клаксон. Внутри же обтянутые кожей буйвола сидения, а стены и крыша изнутри отделаны красным бархатом, прошитым толстой тесьмой. Место водителя было вынесено за кабинет. За рулем уже ждал, водитель.
Друзья были поражены, они в первый раз видели это чудо технической мысли настолько близко их взгляды приковывали ровные и выверенные поверхности, капли дождя собирались и стекали по лакированным и хромированным деталям. Карл Винк с поклоном раскрыл перед Федором и Марком двери экипажа с бардовой простроченной обивкой.
- Прошу, прошу дорогие друзья! Не будем заставлять милых дам ждать! Ребята переглянулись и сели, устроившись поудобнее. В салоне помимо пассажирских мест находился небольшой столик, Винк что-то повернул над ним, распахнулись стенки небольшого дорожного бара и зазвучала мелодия, как из музыкальной шкатулки. За резными дверцами на полочке стояло несколько замысловатых бутылочек и фужеры.
- Прошу, угощайтесь! Выпьем же, ваше здоровье!"
Черный с красным экипаж, вез их прочь из города, по воняющим рыбой и испражнениями мостовым, они проезжали мимо домов и строений, обнесенных лесами, кран-балками с подвешенными на них связками камней и бревнами. Экипаж проезжал вдоль городских стен через главные ворота на мост, на берег озера Шмель, где уже вовсю шло веселье. Друзья смеялись и пили, не обращая внимания на то, что это был тот самый экипаж, который они так долго искали.
На входе в "Лунный свет" компанию встретили двое худощавых молодых людей в изысканных костюмах швейцаров. Любезно поклонились и открыли перед ними створки больших дубовых дверей. В них как волна ударила музыка, приправленная запахом сигар и дорого вина, духов и благовоний. Зал был богато украшен, здесь красный бархат сочетался с золотыми отливками вензелей, узорами. Резные палисандровые стулья и небольшие круглые столики нарочито состаренные, были произведением искусства. Мраморные статуи, фонтан с золотыми рыбками и полукруглая барная стойка, а за ней небольшая сцена для музыкантов, почти не освещенная. Каждый из столиков, был прикрыт розовыми тюлевыми шторами так, что невозможно было увидеть, кто сидит за соседним. Друзья уселись и налили себе вина, вышел конферансье и объявил выступление. Девушки танцевали и пели, полуобнаженные женские формы в неясной красноватой дымке, волновали и манили. Извивающиеся тела гипнотизировали и пьянили лучше вина, их формы, казалось, вычерчены по лекалам на инженерной доске в мастерской Абрамсон.
Мир замер и увяз, как в вишневом желе в терпком и душном воздухе кабаре. Друзья сидели за столиком и пили, когда кончалась бутылка им подносили другую, Карл куда-то ушел. Чем больше они пьянели, тем сильнее выделялся один из голосов, цеплялся за слух и казался им до боли знакомым. Вдруг Марк замер, рука дрогнула, а бокал выпал из его рук, напиток темным пятном разлился по ковровому покрытию, запахло виноградным вином. Он неожиданно для себя вдруг вскрикнул "Лара!"