До войны у них в доме сложилась своя детская компания. Они вместе играли у себя во дворе-колодце.
Среди них был один парень постарше — Жора. Он всех ребят объединял, организовывал. Когда начались бомбежки, наш управхоз Державин собрал команду из подростков, выдал нам красные повязки на руку. И когда объявляли тревогу, ребята с этими повязками выходили на улицу и загоняли людей под арку.
Потому что в бомбоубежище не все хотели — это позднее люди стали осторожнее, — а в подворотне было безопаснее.
Однажды во время бомбёжки зажигательная бомба угодила в дом, где жила Лера, прямо над ее комнатой — в чердачное пространство башни.
Взрослых рядом не было, ведь объявлена тревога.
И девчонки, моментально по чёрному ходу бросились наверх.
Там на лестнице были приготовлены вода и песок.
Жора забрался внутрь башни. Они ему подавали воду, а он сверху бросал ведра, прямо с седьмого этажа вниз, и кричал: "Песок, песок. давайте!".
Оказалось, это была фосфорная бомба.
Такие от воды ещё лучше горят.
Ребята стали подавать песок, и он засыпал ее.
Несколько раз падали к ним и обычные зажигательные бомбы.
Они их сбрасывали вниз и заливали водой.
Потом перестали. Наверное, они погибли.
В сентябре 1941-го Лера пошла учиться в 1-ю образцовую школу (потом её переименовали в 232-ю, а сейчас это Вторая гимназия на Казанской улице).
Потом её закрыли, потому что в ней госпиталь устроили, а их перевели в 239-ю школу на Адмиралтейском проспекте, где львы у входа (там уже после войны училась Наташа Кучинская, известная гимнастка, олимпийская чемпионка).
Лера походила в эту школу немного, до января-февраля, потом услышала, что идет прием на курсы медсестер, бросила школу и - на эти курсы.
Лере не было ещё 16 лет.
Сами курсы медсестёр находились в доме на Садовой улице, возле проспекта Майорова (теперь Вознесенский проспект) и Октябрьского райисполкома.
Здание 1930-х годов, в котором они располагались, и сейчас сохранилось.
Учились около пяти месяцев.
Подготовка велась серьёзная. Например, очень хорошо преподавали фармакологию. Когда учились на курсах, всех определили в 919-й госпиталь.
Это считалось чем-то вроде практики, но там работали по-настоящему, как обычные сестры. Госпиталь находился на Исаакиевской площади, в бывшем здании германского посольства.
Лера была шустрая, активная, и в госпитале ей дали большую палату.
Окна ее выходили на площадь.
И во время бомбежек Лера несколько раз наблюдала, как зажигательные бомбы ударялись о купол Исаакиевского собора, вспыхивали, а затем разлетались словно фейерверк.
Видимо, это были фосфорные бомбы.
Чтобы фугасные бросали на площадь, она ни разу не видела.
Она закончила курсы, и вскоре ей исполнилось 16 лет, Лера обрадовалась, получила паспорт и бегом в военкомат проситься в армию, но ее не взяли.
После курсов всех оставили поработать ещё в госпитале, а потом — кому возраста было достаточно тех брали в армию или ещё куда-то отправляли, а «маленьких, 16-летних, как Лера, направляли сёстрами в больницу.
Таких оказалось несколько человек, и с ними была подруга Леры моя Галя, у которой была маленькая дочка.
Больница находилась на Большой Подьяческой, д. 35, по-моему.
Это возле пожарной каланчи.
И там с 1942-го и почти до конца 1943 г. Лера работала медсестрой.
Продуктовые карточки им, когда они учились на курсах и после работали медсестрами, полагались как служащим.
В больнице сестрам дополнительно выдавали дрожжевой суп.
Наверное, что за счёт этого они выжили.
Лера подолгу жила одна. Мама во второй блокадный год работала на торфоразработках Папа - инженер-дизелист. У него такая работа была: приходила из похода поврежденная подводная лодка, он занимался на ней двигателями, а потом гарантийным механиком провожал отремонтированную лодку до какого-то пункта и возвращался обратно.
Бывал часто и в Кобоне на Ладоге, у Леры сохранились пропуска, с которыми он ездил туда и обратно в город. Как то, из Кобоны папа привез черной муки, из которой они наделали лепёшек. Ещё в первую зиму, когда мама Леры работала сторожем, она приносила домой воробьев.
Мужчины-сторожа стреляли их и делились с женщиной, и она их готовила.
Маме ещё выдавали жмых, и она из него делала лепешки.
Подруга Леры Галя рассказывала, что в декабре 1941 г. она чуть не умерла.
«Лежу дома, уже без сил, — говорила она, - слышу стук в дверь. Стук был настойчивый. Она поднялась, чтобы открыть. Видит, в дверях стоит какой-то бородатый человек. Оказалось, это - Федя Красниченко, друг мужа. Муж её был в армии, а его друг,воевал в лыжном партизанском отряде. Был такой отряд Володи Шапошникова — весь из спортсменов, они ходили рейдами по тылам врага и потом возвращались в Ленинград.
Фёдор, оказавшись в городе, пошел к Гале, принёс продуктов, накормил.
Вот после этого она и поступила на курсы.
И потом много об этом Феде рассказывала, он был мастером спорта по волейболу, до войны учился в институте физкультуры имени П. Ф. Лесгафта.
Потом Лера с Фёдором познакомились и полюбили друг друга. ..
Фёдор Красниченко погиб в октябре 1943 г. в боях за Красный Бор.