Лежа в неге, я только успел подумать, как бы все это нарисовать на бумаге, когда вторая волна со всей мощью ворвалась в открытый настежь люк, смыв дядю Витю к основанию мачты.
Антракт закончился, - яхта приняла внутрь пару бочек воды, люк был закрыт на замок, я перешел к «штурвалу», дядя Витя к помпе, а велосипедист, вручив девушке букет и не добившись того, чего она хотела, уехал домой.
К концу суток была пройдена вторая сотня миль.
Ночью стояли на вахте по два часа, большие черные волны продолжали стучаться в каюту до самого утра.
Утром ветер пошел от NW и чуть ослаб.
Море дыбилось, но волна уже не доставала до рубки.
После обеда я работал с картами, когда дядя Витя сказал, что видит пароход.
Действительно, судно проходило в трех кабельтовых по корме и волны то и дело скрывали его из виду, оно вышло на связь только после того, как я позвал его на английском.
Пароход береговой охраны США, идущий в Петропавловск, спросил, нуждаемся ли мы в помощи.
Я попросил разрешение отстояться у него по корме на бакштове, если он в дрейфе.
Судно оказалось на ходу, ползло в наш город со скоростью четыре узла, подставляя железный борт волне.
Мы пожелали друг другу счастливого пути.
Дрейфовать по ветру дальше не было смысла, я вооружил штормовой стаксель, выбрал якорные концы за кормой и, принимая волну в правую раковину, пошел на SW.
Управляя яхтой на палубе, в 23.00 я вспомнил о своем дне рождения.
Завистливые волны обгоняли яхту и растворялись в промозглой сырости.
С минуту я размышлял, затем смайнал стакселек и, закрепив румпель, нырнул в каюту.
0Была открыта кабернушка. Конечно, она не могла зажечь огнем нашу дряблую плоть, но подмолодить ее стоило.
Несколько секунд черное в свете керосиновой лампы вино колыхалось в кружках в такт бортовой качке, пока я принимал от Виктора Алексеевича пожелания быть вечно восторженным в этом поганом мире (записано не дословно).
Выпив, наши души не успели соприкоснуться, потому что я убрал посуду и бутылку, поднял штормовой стаксель и лег на прежний курс — плавание продолжалось.
Минут через пять из-под задвижного люка показалась протянутая мне рука с прикуренной сигаретой и вслед за ней сам дядя Витя с вопросом, - можно ли хлебнуть еще?
Следующий день ветер и море стихали. Была вычерпана везде вода и наведен порядок, В форпике, перекладывая кисы (мешки) с парусами, я наткнулся на одну, особенно тяжелую, г это была насквозь мокрая дяди Витина подушка в белой наволочке: хозяин сам смайнал ее за борт вместе с бывалым одеялом.
Каждый день я готовил на плите свежую пищу и поглощал ее с аппетитом буяновского песца; дядя Витя деликатно, но твердо отказывался, он ел только хлеб, испеченный его женой.
Так продолжаться не могло; я попросил его приготовить самому какую-нибудь кашку с тушенкой, но это ничего не изменило, Дядя Витя не укачивался, мерз на палубе наравне со мной и также наравне его рука управляла яхтой, и только сейчася понял причину его отказов.
Дядя Витя, не внесший в колпит ничего, кроме хлеба, стеснялся есть. Сигареты заменяли ему пищу, а карман грел червонец на билет до Елизово.
Скромность и чувство голода мучили его и он шел у них на поводу.
Дядя Витя не был бедным человеком, - он имел добрую и отзывчивую душу и с тех пор, как он освоился на яхте, я все время видел его желание прийти на помощь.
Вечером мы сидели в кокпите с кружками чая и разговаривали.
Напряжение, державшее меня за горло много месяцев, спало и я мог внимательно слушать другого человека.
Ветер сдох, обвисшие паруса шевелились в такт зыби, над океаном стояла легкая дымка и где-то в ней добродушно урчал пароход.
Все рассказы дяди Вити были просты и незатейливы, касались его работы и начинались одинаково; - когда мы меняли кран (трубу, унитаз)...
Благодаря тому, что за те много лет, как я отложил газовую горелку, процесс в сантехмонтаже ушел недалеко, мы понимали друг друга с полуслова, сварщик и сантехник часто работают в два смычка.
О, сообщающийся мир труб, отводов, вентилей и радиаторов, сулящий ежедневный, хоть маленький, но кусок хлеба!
Видел ли кто-нибудь, чтобы канализация засорялась в подходящее для этого время?
Я рассказал, как в армии прапорщик пошел в туалет, в котором на честном слове держался на трубе чугунный сливной бачок, предназначенный бойцом-сантехником для вечерней распродажи, - с мудрым видом богов мы осудили стройбатовскую систему — какая может быть польза от работы подневольного человека, незаинтересованного в конечном результате?
Под утро пошел ветер в бакштаг от NE, были поставлены большие паруса, до города оставалось семьдесят миль и лодка шла ходко.
После полудня показались вулканы и я обдумал все действия для постановки спинакера — пузатого паруса, ставящегося на носу для попутных ветров.
Проблем не было, - хлопнув и раздувшись, он с силой повлек яхту через Авачинский залив, нос яхты зарылся, окруженный белоснежным, как подол исподней юбки, буруном.
Жалко, что сгоревший от рома в Саванне капитан Флинт, с кем боялся выйти в море сам дьявол, не дожил до этих, украшенных разноцветными спинакерами, модернизированных времен.
Больше я ничего не добавлю. За три часа моего пребывания в нирване — высшем блаженном состоянии духа, за румпелем летящей к Камчатке яхты, ветер отошел к северу и, пока я обдумывал, как убрать «спинч», усилился; резкие волны покрылись барашками и яхта, прыгая в них, увеличила скорость.
Дядя Витя был посажен на компас с указанием идти точно по курсу, спинакер был припрятан от ветра за гротом и, стоя на трапе в каюте, я начал травить фал и одновременно выбирать шкот и брас.
Спинакер прилагал все усилия, чтобы вырвать меня с трапа и зашвырнуть вперед яхты.
(Продолжение в следующей части)