Рулон дакрона — плотного парусного материала, прислал из Москвы охотовед Володя Киприянов, - с этим бесстрашным парнем в 1990-м мы обошли Командорские острова на семиметровой эскимосской байдаре, пройдя фактически 200 миль.
Втроем с друзьями мы врукопашную набросились на шитье штормового паруса — триселя, ставящегося в особо сильный ветер и покончили с ним в два дня; эпоксидка плохо становилась.
20 мая опять прошел снег.
За полночь, укладывая последний слой и запутавшись по запарке в банках, я смешал смолу со смолой и понял это очень не скоро — она до сих пор не затвердела.
Придя утром к яхте я нашел в белоснежном корпусе еще одну, но уже отрицательную резолюцию — несколько вмятин в корпусе от удара торцом молотка местного вандала.
Я думаю, он никому не будет хвастаться и даже на Страшном суде не признается, что поднял руку на Красоту - на этот раз она дала осечку, отразив худшее, что есть в человеке.
Входя в шед, я впервые споткнулся об его порог и еще с час бродил по нему, не в силах вспомнить, зачем сюда пришел.
Дома вечером я запаивал в целлофан сушенное оленье мясо, сухари и ракеты, когда вдруг в комнату вошел сосед-алеут дядя Витя Яковлев по странному прозвищу Танки, которое не усматривалось у него ни во внешности, ни в характере;- фамилии в селах часто ни о чем не говорят и не имеют успеха, пример тому — моя, не рифмующаяся ни с чем возвышенным. Как вы думаете, что он сказал мне?
Возьми меня с собой на яхте в город.
Я запнулся и с минуту мы молчали. Дяде Вите было шестьдесят без двух.
Ему надо то ли к сестре, то ли к дочке в Елизово, а авиабилет в несколько раз превосходит пенсию.
До этого момента я глубоко ошибался, считая, что мужество — это украшение молодости.
Я был рад взять с собой попутчика, я подрос и Сейчас 309 миль Тихого океана не были для меня, как два года назад, главным в жизни — это был просто перегон яхты для предъявления к отходу в большое плавание.
Дядя Витя всю жизнь был близок к воде, - он был профессиональным сантехником и сначала мне показалось, что он хочет посмотреть, куда же впадают маленькие бытовые водопады.
Как и большинство его коллег, дядя Витя не был лишен маленькой человеческой слабости: однажды он менял у нас унитаз и, забыв поставить новый, пропал со старым на трое суток, но так как мои моральные устои зиждятся на уважении уф взрослым и к тому же мне нравятся люди, способные на решительные поступки, Виктор Алексеевич был вписан в судовую роль матросом.
Утром по моей просьбе коммунхоз выступил спонсором по транспортировке и сбросу лодки на воду, - я лишь заправил бензином автокран.
Водило стапелей зашплинтовали в тракторной серьге и, дрогнув, яхта поплыла к пирсу мимо символического памятника Великому Командору (мне предстояло пройти его путем более 4000 миль), мимо заброшенной столовой и типографии, частных курятников и скотных дворов - по самой главной и неприглядной улице села.
Капризный луч редкого командорского солнца, сыграв от борта, на миг ослепил тракториста, везущего яхту бережно, как огромное драгоценное яйцо — стартовую точку опоры любого философа.
Во всем мире моя «Александра» была самой красивой, чистой и целомудренной; ее раны были зализаны, а корпус и детали крепче, чем десять лет назад, когда она сошла в Польше с конвейера.
На пирсе я дирижировал спуском яхты на воду. Затем была установлена мачта (под шпор для удачи положена монетка), был обтянут такелаж, поставлены паруса и сделан пробный выход в бухту, показавший, что проволочные троса сильно вытянулись.
Ночь я провел в сборах, весь следующий день, 23 мая, заправлял, грузил, раскреплял и т.д.
В природе стихло и потеплело, - стрелка самописца-барографа безвольно поползла вниз.
Пришел дядя Витя с видавшим всякое на своем веку одеялом, подушкой в белой наволочке и рюкзачком, - я поставил его клетневать фалы.
К вечеру на яхте все было подсоединено и раскреплено по местам, пошел ветерок с востока — циклон поднимался к Командорам, идя на WЕ, завтра я уже буду лететь с попутным ветром в левой его четверти.
Лодка была готова к отходу, лихорадка нетерпения подгоняла. Флотские предложили переждать пару дней, я ответил, что отстоюсь на якоре в бухте Лисинской — расстаться с игрушкой уже было невозможно.
В 22.00 получено «добро» пограничников и отданы швартовые концы.
ГЛАВА 2
О том, как мы с алеутом дядей Витей шли с
острова Беринга в Петропавловск-Камчатский.
Начало плавания. - Шторм. - Выписка из лоции. -
Волна открывает люк. - День рождения. - Скромность дяди Вити.
Как мы шли под спинакером. - Абордаж СРТМ. - Проступок
дяди Вити с точки зрения яхтенного этикета.
... Кто даст нам хронику путей Простых людей, ночей и дней, Средь бурных волн, в снегах, где худо, И путников, пришедших ниоткуда?
«От моря до моря». Р. Киплинг
Забрав ветер, яхта отвалила от бетона и очень круто к ветру, на виду у всей деревни медленно пересекла рейд, правил дядя Витя.
«Ага, ветер свежеет!»
Я заменил геную на сшитый из двух кусков стаксель и, сделав поворот, за Входным рифом мы взяли курс на SE и пошли вдоль подветренной стороны острова.
Дядя Витя сидел за румпелем, осваиваясь на компасе.
Я сидел напротив, следя за ним, за курсом и парусами.
Для усиливающегося ветра они были большеваты, но менять их не хотелось, - заведенная с осени стальная пружина в часовом механизме мозга дала сбой, какую-то шестеренку заклинило и, будучи предельно собранным, я позабыл о себе и просто смотрел на паруса, не в силах оторвать глаза от их работы.
Наверное, также чувствовал себя Пигмалион, вдохнувший жизнь в творение своих рук — гипсовую Галатею.
Яхта оправдывала месяцы изнурительного труда, накренившись, она летела навстречу приближающейся ночи, оставляя за кормой пять миль в час.
(Продолжение в следующей части)