За дверью что-то пыхтело и скрипело. Ну, скрипели, допустим, ступеньки - они вообще доживали свои последние ступенчатые дни, отслужив нашей семье больше двадцати лет. А вот кто там пыхтит на ночь глядя?
Мне было восемнадцать, и я ни черта не боялась. Оставив семью в городе, я ушла в добровольное изгнание на дачу, а, учитывая мою безудержную любовь к даче, это было даже не изгнание, а ссылка с элементами каторги.
Я очень неплохо устроилась. Три раза в неделю из города приезжали мама с бабушкой, забрасывали в холодильник еду, и на цыпочках убегали, чтобы не мешать мне готовиться к экзаменам.
На выходные в дачный кооператив налетал улей дачников с безумными глазами и посадкам, которые надо было успеть пристроить до вечерней электрички. Зато в будни, кроме сторожа и пары-тройки пенсионеров вокруг не водилось ни души. Но мне было восемнадцать, и я ни черта не боялась.
Пыхтение поутихло, зато раздался соскальзывающий стук в дверь.
На пороге стоял мой сосед. И если чье-то воображение нарисовало красавчика миллионера, который скрывается в деревенской глуши, а ко мне забежал за солью, но спешу вас разочаровать. На пороге стоял мой сосед - дядя Коля.
Дядя Коля живет на даче круглый год, по этому случаю работает тут же сторожем. Круглый год он ходит в толстых тренниках с заплатами, разношенных калошах, а на седой чуб иногда напяливает кепку.
В этот раз дядя Коля поверх майки со следам печеной картошки , пота и шашлыка надел пиджачок. А руках у него была огроменная бутыль, в которой весело плескалась белая жидкость.
-Доброго вечера, соседка, - снять кепку дядя Коля не мог - руки трепетно охраняли сосуд, - Принес, вот тебе.
-О, благодарю, - вежливо удивилась я.
Торжественно водрузив бутыль на стол и, удостоверившись, что она надежно встала, он, наконец, стянул кепку, - Наливай.
И чтобы я, значит, поторапливалась, вытянул пробку. Потянуло сивухой. От запаха дядя Коля вконец раздобрел.
-Ну, давай, что ли.
-Что ли - что? - еще более вежливо не поняла я.
-Раздевайся.
Я хрюкнула и уставилась на него во все глаза. Очевидно мой взгляд "во все глаза" произвел на дядю Колю столь неизгладимое впечатление, что он немедленно пошел в атаку.
От неожиданности я попятилась и плюхнулась на табурет. Дядя Коля мгновенно навис надо мной, благоухая брагой ничуть не меньше, чем содержимое бутыли.
Я уперлась локтями в его пиджак.
-Дядя Коля - у вас же сердце! - попыталась воззвать я к его совести.
Но сбить дядю Колю с намеченного пути оказалось не просто.
-Ты чего ломаешься? Кому такая нужна? Хоть мужика узнаешь.
Ох, не так я представляла "узнавание" моего мужика. Извернувшись, я вскочила с табуретки, а мой кавалер со всей своей страстью врезался подбородком в плиту. И взвыл.
В этот момент я уже стояла в дверях и на всякий случай нащупывала завалявшийся у входа топорик.
-Дура, ты дура. Ой, какая дура, - причитал дядя Коля, держась за разбитый подбородок, - Ну и сиди так. А это, - он схватил свою бутыль, - я забираю!
Так я упустила, и мужика, и бутыль. Дура, что с меня возьмешь.