Я знал, что выматываюсь: список недоделок висел надо мной, как проклятие, знал, что надо размагнитить стрелку и дать передышку, но реверс в мозгу заклинило.
В таких случаях я вытряхивал из копилки аргументы и напоминал себе, что уже взрослый и могу ходить без няньки, что принимать решения - мужская обязанность, что лучше быть охотником, чем дичью, что любое настоящее — выгибаю ли леерную стойку или вгоняю иглу в парусный дакрон — работает в пользу будущего.
В мае, впервые за двадцать лет, я не отметился на весенней охоте. Крякухи и шилки, транзитом из Кореи, падали в устье речки за шедом отдышаться и отведать местного блюда.
Их навигационная система, умещающаяся в крошечном черепке, и сила, обеспечивающая беспосадочный полуторатысячемильный перелет, на этот раз вызывали здоровую зависть и уважение, заглушающее прозаическое желание желудка.
К яхте подтянулись школьники, - они занимались корпусом — от ракушек до полировки.
Им повезло, - они прикоснулись к прекрасному, я видел в них себя маленьким и завидовал тому, что им принадлежит будущее.
Уже была сварена и обтянута на носу нержавеющая оковка с полуклюзами, на крепление киля брошен швеллер, сделан запасной руль и пошиты плавучие якоря, проолифлено и отлакировано все дерево, внутри яхты стояли калориферы, - день за днем, слой за слоем укреплялись эпоксидной смолой слабые места — флоры и корма; два дня ушло на работу с мачтой; были заменены фалы и врезан блочок для запасного грота- фала, проведен на топ свет и прикреплена антенна.
Однажды делал новую свайку; к согнутой по форме нержавеющей пластине крепил кусок деревяшки, подогнанной под ладонь руки и, когда затягивал марку (особый узел), пассатижи сорвались со скользкого нейлонового кончика и я сквозь робу воткнул свайку в живот.
Тут же раздался стук в дверь и в шед вошел местный доктор.
Я несколько огорчился, найдя его сильно выпившим и в ответ на мое сообщение относительно дырки в пузе, предложившим мне выпить.
После нескольких абсолютно одинаковых моих сообщений и таких же его предложений доктор добавил, что даже при малейшей колющей пробоине кухтыль надо резать.
Я сглупил, отказавшись от водки — перетанит лучше встречать весело и без стонов; к счастью, все обошлось без скальпеля.
Да, чтобы вы чего-нибудь обо мне не подумали, я скажу об основной работе в госпромхозе (промысловом хозяйстве), где много лет лежит трудовая книжка и куда всегда идешь, как на праздник.
Там есть все для того, чтобы почувствовать, что ты живешь; - лодки с моторами, снегоходы, сети, капканы, карабины, вездеходы и редкие в этом мире крепкие рукопожатия друзей — рыбаков-охотников.
Работы сезонные — вылов нерки, заготовка грибов, добыча мяса северного оленя и промысел песца и норки.
Это редкая работа, напрямую приносящая пользу человечеству, будет иметь вес даже в том случае, если слабая его половина откажется прятать свои плутовские глаза в мехах голубого песца, а те, кто знаком с урчанием пустого желудка, согласятся со мной.
Есть книжка с расценками, где она (работа) идет под определением «коннотягловый труд», - находка для хондроза.
Нет, вы не так меня поняли, нет, охотник сейчас уже не тот — угрюмый, вонючий и волосатый с четырьмя классами и коридорами, - это начитанный, со здоровой философией человек, умеющий вести независимое существование, ориентироваться в любых ситуациях, собрать «Буран» с закрытыми глазами, закусывать спирт строганиной и, в отличие от Шварценегера, попадать в цель с первого выстрела.
Дефицит людского общества сказывается на отсутствии у него дурных привычек, а жизнь в суровых условиях продлевает ему молодость.
Весна из наших сезонных работ выпадает, но с утра все по привычке тянутся к конторе; что-нибудь отремонтировать, узнать куда пропали деньги за прошлогоднюю путину, обсудить депутатов, лопнувший радиатор, блохастую лайку, заглянуть в бочку с рыбой и разойтись по домам.
Эти утренние часы я проводил в гараже госпромхоза, где варил нержавеющие детали, затем спускался к своему шеду, - я уже был отрезанным ломтем, так как уходил в отпуск за три года.
В городе предстояли большие траты и потому на двери магазина я повесил сообщение о распродаже вещей.
Из настоящих было предложено; двуствольное ружье ТОЗ-63 с блоком патронов (себе я оставил дорогую как память старую одностволку), боевой охотничий лук и бинокль с автоматической наводкой на резкость.
Через час в деревне, где нет денег, ушло в хорошие руки ружье, лук, бинокль, а затем и вся остальная бытовая утварь.
На 22 мая был назначен сброс яхты на воду. Соседи пекли хлеб и сушили сухари; ремонтировалась надувная лодка, три сухих бруса распилены на маленькие чурки, уложены по периметру под шконками, растопка заготовлена и забита в японские корзины, под кокпитом установлена мощная распорка, чтобы корпус мог противостоять обрушивающимся сверху волнам.
Я заметил, что курсы проезжающих и прогуливающихся в погожий денек односельчан стали прокладываться поближе кяхте, за приветливыми улыбками проглядывалось снисходительное недоверие к моей затее, - переходу «на этой мыльнице» через Берингово море.
Уже были натянуты леера, отбита огненная ватерлиния и, с претензией на прогонистостъ черная линия чуть ниже того места, где должен находиться привальный брус, уже я занес кисть над последней буквой на транце в трафарете «Александра, остров Беринга», как увидел проезжающего в вездеходе кума Леху Семеринова, - он притормозил и поднял к верху большой палец — это была лучшая оценка.
Леха всегда говорил мало, но дельно, и был способен на рискованные поступки.
(Продолжение в следующей части)