Значит, уже нельзя…
Ничего не переделать, не переправить: прошлое не черновик, сжигаемый писателем: или – в наши дни – стираемый с экрана монитора.
Ничего не изменить, но и не надо: жемчужная, или янтарная плёнка мерцает, и за нею Боратыский, только что написавший стихотворение «Смерть», пьёт один, полагая, что прав он, а не Пушкин: поэту требуется уединение…
А вот Фёдор Иванович, идущий на прогулку.
Он открывает чуть скрипнувшую калитку, и, ступая, по нападавшим листьям, представляет, о чём собеседовали древние, умиротворённые китайские поэты, потягивая сливовое вино на берегу пруда, из черноты которого поднимались зеркальные золотящиеся карпы…
Или он вообще не имел представления о Ду Фу?
Ли Бо?
Который, нарушая правила русской рифмы, всё-таки рифмуется с «лицо» ( не всё же крыльцо-яйцо к бедному лицу лепить…)
Осень в Мураново ярче, нежели в иных местах: листья крупнее, прожилки на них чётче, и соответствие листьев фантастическим картам не существующих островов очевиднее.
Будто и они – листья – включаются во всеобщий каталог поэтической мистерии, которой, в сущности, и является жизнь.
И материком – весьма существенным – пламенеет, золотится, играет всеми цветами осеннее Абрамцево: и Антокольский, обдумывая суммы грядущих ударов по глыбе мраморе (как мыслит скульптор? не словами же…), вышедший на прогулку, встречается с братьями Васнецовыми, пестрота холстов которых рассказывает миру о его возможностях; а Врубель – несколько наособицу – всё прорывается мысленно к демону, почитая его миротворящим духом, чтобы запечатлеть, как можно чётче – сильного мятежника, красивого, как мрамор, из которого Антокольский будет высекать альтернативную реальность.
Есть места, существование и жизнь которых точно определил дух: неизъяснимый, не подлежащий расшифровке в своих тайнах, но столь тонко ощущаемый всеми, кому суждено было стать воплощением творческой силы людей.
Людей, увы, в большинстве, нисходящих через бытовую бездну в безвестные пределы инобытия; людей, точно делегирующих определённых своих представителей в условное человеческое бессмертие.
Ибо не все обладают могуществом высказывания, и Мураново, и Абрамцево тому подтверждением.