...Начало в предыдущей части
Когда Эдгар начинает эти строки с вопроса: "Кто что-то дает бедному Тому", публика понимает, что он имеет в виду себя, потому что дурак как раз сказал, что этот персонаж называет себя Бедным Томом. Однако, используя собственное имя, которое само по себе является родовым именем: "имя, обычно взятое попрошайкой, которая утверждала, что пришла из Бедлама или Вифлеемской больницы для душевнобольных в Лондоне", Эдгар мог бы правдоподобно обсуждать кого-то другого.
Это особенно возможно, если учесть предыдущую строку Лира: "Ты отдал все двум дочерям твоим? И ты придешь к этому?" Вопрос Лира касается того, что характер бедного Тома выдал, но ответ Эдгара: "Кто дает что-то бедному Тому?" не отвечает на этот вопрос. В большинстве этих строк Эдгара он использует местоимения третьего лица ("подушка", "скамья", "каша", "гордость", "собственная тень").
Использование третьего лица усиливает впечатление от притворного безумия Эдгара как бедного Тома, участвующего в бессмысленных высказываниях.
Опять же, хотя этот отрывок представляется Бедным Томом, говоря о себе, использование третьего лица добавляет еще один уровень сложности. Это можно прочитать не только так, как Эдгар-ас-Том говорит о себе в третьем лице, но и как Эдгар, как о себе самом, говоря о характере бедного Тома, которого он создал. Эти отдельные уровни идентификации Эдгара как бедного Тома сливаются в конце этих строк, когда повествовательный голос Эдгара переходит к первому лицу: "Теперь он может быть у меня."
Смещение местоимений в линиях Эдгара указывает на путаницу в идентичности, в которой связь между идентичностью Эдгара как самого себя и его созданной идентичностью как бедного Тома функционирует скорее как изменчивая связь, чем как разделение.
Когда Эдгар впервые появляется полностью бедным Томом, Кент спрашивает: "Что это ты там ворчишь, я солома? Выходите". Интересно, что местоимение используется "что", а не "кто". Дурак только что сообщил Кенту, что фигура в соломе "говорит, что его зовут Бедный Том", приписывая неустановленной фигуре в соломе как способность говорить, так и собственное имя. Сдвиг от третьего лица с навязчивого местоимения субъекта - "его" - на местоимение объекта допроса - "что" - создает путаницу даже на уровне человечества бедного Тома.
Этот хаос идентичности, похоже, следует за фигурой бедного Тома в лингвистическом плане по всему тексту.
Эти две возможности дают очень разные показания. Если "он" - это Глостер, то слуга, похоже, хочет исполнить желания Глостера, обеспечив надежного проводника.
В этом чтении "бедлам" будет только физически вести Глостера, но в каком-то смысле будет следовать его указаниям. Однако если "он" означает "постельный бель", то это предложение становится более зловещим, так как предполагает, что Глостер полностью следует за "постельным бельем".
Та же двусмысленность лежит и в следующей фразе: "Его нечестное безумие / позволяет себе что угодно". То, что безумие описывается как "мошенничество", наводит на мысль, что предметом пьесы является "бедлам", а "мошенничество", как представляется, вписывается в образ бедламового нищего, описанный Эдгаром ранее в пьесе.
Хотя это вполне может быть так, это предложение может быть и описанием Глостера.
После ужаса сцены, приведшей к этим строкам, служанка, идентифицирующая "безумие" в Глостере, не кажется проблематичной. Фраза "позволяет себе что угодно" напоминает обильные повторы "ничего" и "ничего" по всему тексту. Здесь "что угодно" появляется во фразе, которая ничего не связывает - "он" (будь то Глостер или бедлам) сделает что угодно, потому что "он" не имеет рациональности. Эта связь с дискурсом ничтожности представляется особенно сильной, если субъектом является Глостер, дополняющий связь между Глостером и Лиром; более того, потому что фраза "позволяет себе все" указывает на состояние отчаяния, намекающее на самоубийство, состояние, в которое Глостер действительно войдет в Акте 4.
Кроме того, эти скользкие местоимения ассоциируются с фигурой безумия и фигурой слепоты, ведущей друг друга.
Это чувство неопределенности порождает своего рода эквивалентность между слепым Глостером и безумным бедламом; с этой эквивалентностью эти линии резонируют с отрывком из Библии: "Оставьте их в покое: они будут слепыми лидерами слепых. И если слепые ведут слепых, то оба упадет в канаву"
. Именно природа "безумия бедлама", которая "позволяет себе что угодно", проявляется в тексте этих частых недоразумений - или многочисленных возможностей, как в данном случае с идентичностью. Эти неоднозначные местоимения приводят к смещению и перевороту иерархий в социальном мире пьесы.
"Бедняжка", фигура бедного Тома, олицетворяет этот полуапокалипсический хаос, знакомя и сдерживая, а также вводя в действие этот хаос, часто создавая путаницу в идентичности.
Продолжение в следующей части...