"Я читал, что в России перед доставкой письма осматриваются полицией", - сказал один из ребят. "Это правда так?"
"Раньше это было, или, по крайней мере, подлежало проверке, и в настоящее время это, вероятно, происходит достаточно часто. Если человек подозревается в государственной измене, его корреспонденция подлежит аресту, а если против него не выдвинуто серьезное обвинение, то после допроса он не задерживается, если в ней нет ничего предосудительного.
Почта, как и все остальное в России, является частью военной системы, и если правительство хочет что-либо делать с письмами своих подданных, оно, как правило, делает это.
Переписка с иностранцами редко нарушается. Авторы иностранных газет иногда жалуются, что их письма теряются в почте или появляются признаки того, что они были открыты, но я думаю, что такие случаи случаются редко. Во-первых, я не боюсь, что наши письма будут их беспокоить, потому что у нас нет никаких планов на Россию, кроме как увидеть ее. Если бы мы планировали государственную измену или поддерживали связь с русскими и польскими революционерами во Франции или Швейцарии, то, вероятно, правительство не заставило бы себя долго ждать".
"Что бы с нами случилось, если бы так оно и было?" - спросил Фрэнк.
"Предположим, что это так ради аргументации, - ответил доктор, - последствия во многом будут зависеть от обстоятельств. Если бы мы были русскими, нас, вероятно, арестовали бы и посадили в тюрьму, но поскольку мы иностранцы, нас попросили бы покинуть страну. Если дело не очень серьезное, власти не любят вмешиваться в дела иностранцев таким образом, чтобы это привело к разногласиям с другим правительством, и их самый быстрый выход из создавшейся ситуации - высылка нежелательного посетителя".
"Офицер позвонил бы нам в квартиру и сказал, что наши паспорта готовы к отправке. Он, вероятно, сказал бы, что поезд до границы отправляется завтра в 11 часов утра, и он бы ожидал, что мы поедем этим поездом. Если дело было бы срочным, он, вероятно, сказал бы нам, что мы должны сесть на этот поезд, и он был бы в гостинице в десять часов, чтобы сопроводить нас к нему.
Он проводил бы нас к поезду и сопровождал бы до границы, где изящно бы попрощался, и пожелал бы приятного путешествия домой. Если бы дела были менее серьезными, он позволил бы нам закончить наши дела за два-три дня, может быть, неделю; все зависит от его инструкций и от того, как они будут выполняться."
"До того, как провинившаяся сторона будет доставлена на границу в экипажах или санях, правительство оплачивает расходы; и в какой бы час они ни прибыли на границу, их оставляли позаботиться о себе самим. Англичанин, попавший в беду с правительством во времена императора Николая, рассказывал, как его сбросили за границу в Пруссии посреди темной и дождливой ночи и оставили стоять на дороге со своим багажом, более чем в миле от любого дома.
Офицеру, сопровождавшему его, было приказано сопроводить его через границу, и он сделал это именно так. Наверное, его пассажир был упрямцем, иначе он бы не остался в таком тяжелом положении. Немного вежливости и, возможно, несколько шиллингов в деньгах побудили бы офицера подвести его к границе в дневное время и по соседству с населенным пунктом."
"Высылаемые иностранцы редко имеют основания жаловаться на непригодность своих сопровождающих. Я знаю одного француза, которого после двухдневного предупреждения доставили на границу, и он сказал мне, что не смог бы получить больше вежливости, будь он гостем императора, приехав в Санкт-Петербург, а не из него. Он добавил, что вежливо пытался перехитрить своих опекунов, и признал, что он заслуживает высылки, поскольку он отправился в Империю с революционной миссией. В целом, он считал себя счастливчиком, что сбежал так легко."
Беседа привела к анекдотам о полицейской системе России, и по окончании разговора наши друзья оказались у входа в гостиницу. Естественно, они перешли к другим темам, как только оказались в присутствии других людей. Неизменным правилом наших друзей было не обсуждать в беседе политику стран, в которых они побывали.
Когда тема полиции была опущена нашими друзьями, Фрэнк задал вопрос о русском народе и его происхождении. Доктор ответил, что речь идет о широкой теме, поскольку в империи насчитывается более ста различных народов и племен, и что они говорят на сорока разных языках. Многие более мелкие племена ассимилировались с русскими и утратили свою самобытность, хотя и сохранили свой язык, но это ни в коей мере не было так во всей империи.
"Не в Польше, я думаю, - сказал Фрэнк, - судя по тому, что мы видели и слышали, и, возможно, не в Финляндии."
"Совершенно верно, - добавил доктор Бронсон, - и то же самое можно сказать и о немецком населении балтийских провинций". Хотя они уже давно являются неотъемлемой частью империи, есть тысячи жителей, которые не говорят по-русски и отказываются обучать русскому языку своих детей. Они менее революционны, чем поляки, но не менее стремятся к сохранению своих национальных особенностей.