Итак, каков же Пугачёв в романе Пушкина (ещё раз подчёркиваю – именно в романе)?
«Каково время? Пугачёв сделался добрым исправным плательщиком оброка, Емелька Пугачёв оброчный мой мужик!» - так писал Пушкин П.В.Нащокину после выхода «Истории Пугачёва»: увы, триумфом «Капитанской дочки» Александр Сергеевич как следует не насладился. Чем же интересен образ «Емельки» в пушкинской интерпретации? Давайте посмотрим на предшествовавшее воплощение его в литературе.
Вот фрагменты из стихотворения современника событий, А.П.Сумарокова (упомянутого, кстати, в романе), «Станс граду Синбирску на Пугачёва»:
Сей варвар не щадил ни возраста, ни пола,
Пес тако бешеный что встретит, то грызёт.
Подобно так на луг из блатистого дола
Дракон, шипя, ползёт.
…Он тигра превозшел и аспида, ярясь:
Не тако Фурии во преисподней злятся,
Во исступленьи зрясь.
Убийца сей, разив, тираня благородных,
Колико погубил отцов и матерей!
В замужество даёт за ратников негодных
Почтенных дочерей.
Таков ли Пугачёв у Пушкина? Вот каким увидел его Гринёв при первой встрече: «Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В чёрной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское». Конечно, сейчас это только «вожатый», сумевший вывести заблудившихся из метели. Но вот другой портрет, уже после взятия Белогорской крепости и расправы с комендантом: «Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого»… А сам он много позже скажет Гринёву: «Ты видишь, что я не такой ещё кровопийца, как говорит обо мне ваша братья».
Нет, Пушкин отнюдь не делает Пугачёва положительным героем, как пытались представить многие интерпретаторы повести (даже в очень неплохом фильме 1958 года его образ сильно смягчён, особенно в сцене, когда он пытается доказать Гринёву паразитизм дворян). Просто автор рассматривает события «взглядом Шекспира» и рисует живого человека, а не то исчадие ада, которое выводит Сумароков:
Рожденна тварь сия на свет бессильной выдрой,
Но, ядом напоясь, который рыжет Нил,
Сравняться он хотел со баснословной гидрой, —
Явился крокодил.
… Первое появление в романе – и странный диалог с хозяином постоялого двора: «”Эхе, — сказал он, — опять ты в нашем краю! Отколе Бог принес?” Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркою: “В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камушком — да мимо. Ну, а что ваши?”
— Да что наши! — отвечал хозяин, продолжая иносказательный разговор. — Стали было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте.
“Молчи, дядя, — возразил мой бродяга, — будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лесничий ходит”».
«Я ничего не мог тогда понять из этого воровского разговора; но после уж догадался, что дело шло о делах Яицкого войска, в то время только что усмирённого после бунта 1772 года», - заметит Гринёв (напомню: «воровского» в ту пору значило «разбойничьего»). По существу, мы видим Пугачёва, готовящего восстание. Сам он чуть раньше скажет: «Сторона мне знакомая, слава Богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперёк». И «исхожена и изъезжена», думается, не только по кабакам (хотя, возможно, именно там и можно было собираться)…
Эпизод, значение которого Гринёв оценит уже позднее, - «пожалование» «заячьего тулупчика». «Детский тулуп, подаренный бродяге, избавлял меня от петли», - изумляется Гринёв. Сам Пугачёв скажет: «Ты крепко передо мною виноват, но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов». Так ли важна для него эта услуга? Думаю, нет. Важно то, что, казалось бы, избалованный барчук, прекрасно понимал, что на добро надо ответить добром, и совершенно неважно, кто это самое добро сделал.
Может быть, не самое корректное сравнение, но вспомните знаменитую сказку М.Е.Салтыкова-Щедрина: «Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.
— Спишь, лежебок! — накинулись они на него, — небось и ухом не ведёшь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! сейчас марш работать!»
Вот оно, понимание генеральское! «Самым нахальным образом уклонялся от работы», которую делать вовсе не обязан. Однако ведь примерно так же размышляет и Савельич: «Полтину на водку! — сказал он, — за что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору?» Савельич, но не Гринёв.
Видимо, вот это практически полное отсутствие дворянской спеси и оценил Пугачёв, а никак не ценность «тулупчика». Оценил и то, что, казалось бы, должно было погубить Гринёва, - «ручку» не поцеловал, на верность не присягнул. Ещё выразительнейшая деталь: Гринёв вызван к нему («великий государь требует тебя к себе») – и вот что видит на пиру: «за столом, накрытым скатертью и установленным штофами и стаканами, Пугачёв и человек десять казацких старшин сидели, в шапках и цветных рубашках, разгорячённые вином, с красными рожами и блистающими глазами. Между ими не было ни Швабрина, ни нашего урядника, новобранных изменников». Им за «государевым столом» не место, а Гринёв приглашён: «”А, ваше благородие! — сказал Пугачев, увидя меня. — Добро пожаловать; честь и место, милости просим”. Собеседники потеснились. Я молча сел на краю стола».
Почему так? Мне думается, что, интуитивно или же исходя из своего опыта, но Пугачёв ясно видит разницу между действительно порядочным человеком и теми, кто перешёл на его сторону явно не из идейных соображений.
Кое-кто в комментариях писал мне, что, дескать, Гринёв, трус и предатель, не посмел сказать в лицо Пугачёву, что тот самозванец. Но помилуйте, неужели Пушкин такое написал?
Поначалу Пугачёв уверен, что Гринёв последует за ним: «То ли ещё увидишь! Так ли ещё тебя пожалую, когда получу свое государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?» Затем видит не ту реакцию, на которую рассчитывал: «Чему ты усмехаешься? — спросил он меня нахмурясь. — Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо». И вот ответ Гринёва: «Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышлёный: ты сам увидел бы, что я лукавствую». И диалог дальше:
«— Кто же я таков, по твоему разумению?
— Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку».
Да, слово «самозванец» не произнесено, но ведь и так всё понятно, и Пугачёв снова предлагает «послужить верою и правдою», аргументируя очень просто: «А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька».
И снова получает отказ – даже на требование не служить против него. Что спасает Гринёва? Думаю, что его честность: «Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — Бог тебе судья; а я сказал тебе правду». И не гневается: «Так и быть, — сказал он, ударя меня по плечу. — Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь. Завтра приходи со мною проститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрёма клонит».
Да, назавтра Гринёв не откажется передать его приказ «Ступай сей же час в Оренбург и объяви от меня губернатору и всем генералам, чтоб ожидали меня к себе через неделю. Присоветуй им встретить меня с детской любовию и послушанием; не то не избежать им лютой казни. Счастливый путь, ваше благородие!» Конечно же, Пётр Андреевич не даст подобного совета, напротив, посоветует наступать, сказав, что «самозванцу способа не было устоять противу правильного оружия». Но и рассчитывал ли Пугачёв на что-либо другое? Во всяком случае, это не помешает ему отблагодарить Гринёва: «Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча». И даже присвоенная урядником «полтина денег»- явно в память о той, на которую поскупился Савельич…
А дальше будет новая встреча. Но о ней – позже.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь
