Саша, отчего вы так не любите прессу?
Я ее просто ненавижу. Не люблю «Комсомолку». Как-то я устроил дикий скандал в Ярославле. Я умею это делать. Мы снимали там сериал под названием «МУР». И мне не раз приходилось выезжать сразу после спектакля, чтобы успеть на утренние съемки. Однажды приезжаю я часа в три ночи, а в восемь утра уже камера, мотор. Гляжу, возле моего вагончика спозаранку уже две клуши из газеты караулят. И сразу при виде меня -- щелк-щелк камерой. Я говорю: а ну прочь отсюда! Ну и послал их ненормативной лексикой. Это я тоже хорошо умею делать. Возвращаюсь в Москву, а в Интернете новость: «Домогаров приехал на съемки с кругами под глазами на пол-лица». Я просто обалдел, потом говорю: «Так, телефончик мне этой девочки дайте». Звоню. «Что ж ты, сука, пишешь?» – спрашиваю. Она мне: «Вы нас обидели». Я: «Чем же я вас обидел? Тем, что сказал, чтобы держались от меня подальше?» Она: «Вы лишили нас куска хлеба». Я: «Правда? Выходит, я должен работать, чтобы вы на мне делали свой кусок хлеба?..» Мне кажется, должна быть журналистская этика, подошли бы, спросили разрешения по-человечески... Есть нормальные журналисты, которые никогда не переступят допустимых границ приличия. А есть другие. Которые запросто могут позвонить и поинтересоваться: «Мы слышали, у вас сын сегодня погиб, что вы чувствуете?» Я ей отвечаю: «Тебе сколько лет?» Она: «Ну, 22». «Дети есть?» -- спрашиваю. Она: «Пока нет». «Вот я сейчас твой телефон запишу, а когда родится у тебя ребенок, и, не дай бог, с ним что случится, я первый тебе позвоню и спрошу: «Что ты чувствуешь?» Вот поэтому я и не люблю прессу. Отсюда высокий забор, собаки, охрана…
Вы какой-то злой…
Наоборот, я очень добрый. Поэтому и сопротивляюсь как умею.
Вам приходилось все сметать на своем пути?
Приходилось. Но при этом я никогда не ходил ни по трупам, ни по головам -- ни на работе, ни в обычной жизни.
А что при этом ощущали?
В театре я использую те же обиды, радости, то же горе, которыми живу в обычной жизни. А с другой стороны, я и свою жизнь наполняю тем, что играю на сцене. Я знаю, из каких уголков души выскребать эмоции. И если мне придется играть боль потери -- я сделаю это. Я слишком хорошо знаю, что такое смерть близкого человека. Знаю! (С нажимом) Я знаю, что такое войти в морг и увидеть там собственного ребенка с биркой на ноге. Чем вы хотите еще меня удивить?
Я не собиралась об этом спрашивать…
Нет, я совершенно спокойно могу говорить на любые темы. Я очень не люблю обсуждать личную жизнь, потому что могу открыть рот, а потом не закрыть. И буду жалеть о последствиях.
Ну и?..
Про личную жизнь не буду отвечать. Так и пишите. Она есть, и точка.
А за что вы не любите женщин?
Кто вам сказал, что я их не люблю?
А что, любите?
Я очень люблю мою маму. У меня много друзей-женщин.
А трудно стать вашим другом?
Трудно.
А что для этого нужно? Какими качествами должен обладать человек?
Отвечу так: какими качествами должен обладать я, чтобы стать другом?
И какими же?
Если я сам себе скажу – он мой друг, значит, я буду в полной готовности встречать его каждый день.
А что, есть такие избранные?
Доверенных людей очень мало, это правда, но они есть..
Ваш светлый миг…
24--25 лет! Самые лучшие годы. Такой в голове ветер гулял! Помню, мы с женой, второй, покупали курицу, варили суп, и это был праздник, потому что ни копейки денег не было. Как все было солнечно!
Саша, а какой вы отец, как думаете?
Это вы у сына спрашивайте. Я могу чувствовать все что угодно. Но что чувствует он, я не знаю. Мне кажется, я нормальный отец. На его двадцатилетие подарил ему коня. Сначала хотел машину, потом отказался от этой мысли. Конь, мне кажется, вернее. Наверно, любовь к лошадям мне передалась от отца. Я и не знал, что кони могут быть такими избалованными, как дети.…Он стоит сейчас в Подольске, в частной конюшне. Придешь к нему без морковки, он с тобой даже общаться не будет, морду воротить начнет… А с морковкой -- другое дело! Я не видел его месяца три, думаю: вспомнит, нет? Стоит, уши прижал, губы раскатал, на меня ноль эмоций, фырчит что-то себе под нос... Потом вижу -- стал реагировать на мой голос, ушами так подергивает. Подружка сына, глядя на это дело, тоже коня себе прикупила: как, у Сашки есть, а у нее нет? Теперь они вдвоем уезжают в лес часа на три. В моей юности такого счастья не было.
Вы не боитесь, что сын по достоинству не оценит ваших подарков?
Я надеюсь, что сыну хватит мозгов, чтобы не заболеть болезнью вседозволенности. Парень он неглупый, правда, инфантильный, но это потому, что мама рядом как наседка. Несколько лет назад я взял его с собой в Египет на съемки фильма «Инди». Жили прямо напротив пирамид. Снимали в Сахаре. Жарко, пыльно. Каждый вечер, как только мулла начинал завывать на минарете, бассейн, несмотря на то, что отель был класса люкс, хлоп -- и закрывался. Поэтому со съемок мы всегда спешили искупнуться. В тот раз Саня так же несся в бассейн. Прыжок, брызги, радость. Вдруг вижу -- выходит смурной. Я к нему: что случилось? А перед поездкой в Сахару я ему подарил навороченный мобильник. А он забыл -- и вместе с ним в воду.
Расстроился, стоит чуть не плачет, ужинать отказался. Я говорю: да не расстраивайся, другой купим. Саня молча ушел в номер. Вдруг бежит, глаза сияют: «Папа, он работает!» Я жене звоню: «Ир, не поверишь!..» Из-за какого-то телефона парень чуть не разревелся...
Но это же папин подарок! А они, как известно, самые дорогие…
Папины, да… (Вздыхает)
Саша, а что вы любите в жизни больше всего?
Мы же так устроены, что начинаем жалеть, когда что-то теряем. Когда из нашей жизни что-то выпадает, только тогда понимаем -- ах, елки-палки, оказывается, без этой спицы я не могу ехать. Я за то, чтобы спицы не выпадали. Ну не могу я вот так сказать, что люблю. Да все люблю. Жизнь люблю!
Вера Илюхина, Москва – специально для «Лилит» (с)
