Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание. Думаю, особых рекомендаций не нужно. Слава богу дома было полное собрание сочинений, а в конце восьмого класса задали на лето. Ну задали и задали, читать то зачем - а ты прочти, сказал отец, иначе школа все испортит.
Достоевского поминали часто и всегда заковыкой - сложный автор, до сих пор никто не понимает, говорила экзальтированная тетя Эмма, только настоящая интеллигенция.
Рано поздно открыл и...
Снесло, сбило дыхание, попер адреналин и сердце упрыгало высоко наверх - не мог поверить глазам, разве такое вообще возможно. Второе открытие.
Первым была музыка. Тогда, в далеком семьдесят втором услышав битловский Хэй Джуд потерял душевное равновесие. До того слушал разные песенки - какие-то нравились, какие-то нет, но тут было совершенно другое - встреча, откровение, захват, растворение и восторг. Первая настоящая музыка. Собственно, с этого и началась моя музыкальная жизнь - возникло соединение, а понятие наполнилось чувственным содержанием.
Ровно тоже самое произошло с Достоевским. Четырнадцатилетнего, формально начитанного подростка захватило и понесло доселе неведомое - свобода, необъятная, не охватываемая и не вмещающаяся никуда, ни в голову, ни в сердце, ни в разум. Невозможно поверить, но первое, что поразило было не убийство или его нетипичное расследование, а небывалый объем нерегулируемой жизни - мыслей, вихрей, слов, поступков, эмоций и страстей. Важнее, последнее слово оставалось за человеком, что бы он не сделал или задумал - могущество, и можно все отменить в последнюю секунду.
Более того, начиная с обычного, рутинного трепа, персонажи очень быстро выходили к пределу - речь, как действие страшного напряжения, быстро сгорающий бикфордов шнур с ослепительной вспышкой в финале.
Я рос нормальным советским подростком - в доме действовали правила старших, во дворе - дворовые, на улице - уличные, а в школе - школьные, и в целом жизнь развивалась внутри этих установок. Зовут домой - можно конечно слегка потянуть, но все равно придется идти, звонок на урок - вынь да положь за парту, почитание старших - думай как хочешь, но наружу благодари и кланяйся, а своего собственного немного - пара эротических фантазий, пара героических, в основном простые удовольствия типа ситро, мороженное или киношки, поплавать с ластами, прокатиться на мопеде, стрельнуть из арбалета или мелкашки - остальное рутина, а тут Родион Романыч что-то такое придумали, и понеслось - огромный мир напрягся, забурлили нешуточные, главное, подлинные страсти и как из рога изобилия посыпались откровения и безумства.
Неужели все так просто, думал я, неужели достаточно одной мысли и одного деяния, чтобы закрутился вселенский водоворот, разверзлась бездна и человек встал на грань жизни и смерти, но зачем... Неужели устойчивость, предсказуемость и комфорт, доступ к благам, завоевание и владение женщиной, успех в конце концов не есть цель-вершина, не исчерпывают потребностей, зачем изводить себя исступлением.
Может, в сюровости есть сладость упоения отверженностью, а может, за счет толики безумства становятся доступней женщины и человек обретает магнетический ореал непонятно загадочного интеллектуала.
Тем не менее, поглощая атмосферу и не особо вдаваясь в интригу читал дальше. Старуха никакого сочувствия не вызывала, блаженная Лиза по большому счету тоже - конечно, убивать нельзя, но с их гибелью мир потерял мало, практически ничего - так на войне еще больше погибло, тогда как Родион Романыч вона как мучается, прям в настоящее сумасшествие окунулся, осознал и проникся ужасом содеянного - дальше и судить некуда.
Но ритм повествования, его нерв, особое петербургское дыхание - каналы, дворы, каменные колодцы, чердачное жилье, кабаки и улицы, перепады от безмолвия к безумству, срыв из речи в поступок, эквилибр на гране жизни и смерти, составлял главное, чувственно постигаемое содержание, и как же удивился, когда Федор Михайлович эмоциональным строем совпал до мельчайших с No Mistery от Return to forever - Федор Михайлович https://www.youtube.com/watch?v=U98kiJOgWNI