Промучившись с романом Юрия Козлова «Колодец пророков» больше четырех дней (в итоге бросив его) и вдоволь наевшись псевдопатриотической прохановской конспирологии, я решил прочистить свои мозги от всей этой белиберды радикально и масштабно, взяв с полки «Голубое сало». Как оказалось, я не прогадал только в одном – в карнавализации привычных иерархий и кумиров, в которой у Сорокина нет равных: ни один идол, как патриотической, так и либеральной интеллигенции, не устоял под катком сорокинского нигилизма. Начав со стилизации под тексты классиков (более всех удалась пародия на Платонова, соответствующая ему и по духу, и по форме) и вдоволь насладившись выявлением в них скрытого насилия по отношению к человеку (особенно показателен здесь «Толстой-4») или просто посмеявшись над ними (как в случае с Пастернаком и Ахматовой), в дальнейшем Сорокин бьет сразу по трем целям – почвенничеству (сатирическое изображение секты будущего), сталинскому ампиру и литературным классикам ХХ века.
Что-то выглядит фирменно, по-сорокински пугающим, абсурдным и необъяснимым, и оттого – весьма атмосферным и визуально эффектным (как например, путешествие голубого сала по катакомбам будущего от начальника к начальнику), что-то стебным и яростно сатирическим (как например, пересказ Хрущевым «Одного дня Ивана Денисовича»), а что-то, извините, безудержно глумливым (в первую очередь – ни в какие ворота не идущее изображение Ахматовой как юродивой кликуши и многое другое, касающееся в основном советских поэтов-шестидесятников). Зачем Сорокину было нужно такое глумление над литературными святынями при всем, почти захлебывающемся от восторга (конечно, смешанного с ужасом) изображением сталинских и гитлеровских интерьеров, да и самих этих диктаторов, облик и поведение которых хоть и вывернуто наизнанку, но к ним добавлен какой-то вызывающих у автора преклонение эстетизм, который вряд ли был им свойственен.
На Сорокина в этой книге, безусловно, оказала влияние работа Бориса Гройса «Гезамткунстверк Сталин» (немецкого не знаю, поэтому транслитирую по-русски), в которой российско-немецкий культуролог пишет о создании Сталиным, почти по заветам Вагнера, советской жизни как гигантского, тотального произведения искусства, а устранение конкурентов было ему нужно, чтобы уничтожить все остальные взгляды на жизнь и искусство. В идеале для Сталина должен был остаться лишь один художник – он сам. Потому тот размах эстетизации действительности при Сталине, которую Сорокин стремится показать, как тотальный миф, в который входят все и всё, имеет и свою изнанку, но это не ГУЛАГ, как не странно (автор имел бессовестность поглумиться даже над жертвами ГУЛАГА и его описателями Солженицыным и Шаламовым), а советская литература, вступающая со сталинской системой, по мысли Сорокина, в садомазохистские отношения.
Для этой цели автору и нужно чудовищное оплевывание Ахматовой, переходящее все мыслимые границы, а также Мандельштама, Пастернака, Евтушенко, Вознесенского, Ахмадуллиной, Бродского (в эпизоде с яйцом видно, что последнего Сорокин просто ненавидит). Уж не знаю, что это: зависть ли к их славе, их подлинное, а не мнимое литературное бессмертие, до которых Сорокину далеко, или просто человеческая подлость, решимость на глумление во имя славы и эпатажа. Да и зачем в этом копаться, когда на своих страницах автор, видимо, хочет оплевать как можно больше святынь, включая христианские (например, когда Ахматова предлагает молодым поэтам причаститься… не буду говорить чего, чтобы не богохульствовать).
Действительно, «Голубое сало» - самая неистовая сорокинская деконструкция, в сравнении с которой бледнеют другие его тексты. Это роман безудержный, но что удивительнее всего (и это видно в тексте) автор испытывает гораздо большее уважение к тоталитарным лидерам, чем к их жертвам, которых он просто презирает и смешивает, извините, с дерьмом. Самое обидное, что написано то «Голубое сало» очень талантливо, соединяя несоединимое – разные стили и образы, смешное и страшное, круша молотом гротеска привычные читательские ожидания буквально на каждой странице, не переставляя удивлять и шокировать каждым сюжетным поворотом и сценической гипервизуализацией (книга так и просится на экран, только на это никто не решится).
«Голубое сало» - настоящее детище 1990-х, созданное на их излете, но вобравшего в себя сам их ниспровергательский дух больше, чем что бы то ни было. Это невероятно грязная книга, в которой помимо мата, детального описания всевозможных сексуальных патологий, крушения политических и литературных кумиров есть то, что может уязвить любого. Сорокин пытался шокировать каждого читателя, добраться до каждой болевой точки – для кого-то это мат, для кого-то - гомосексуализм, для кого-то – Сталин, для кого-то – Ахматова и русские поэты. В любом случае это книга написана не для кого (наверное, лишь поэтов «лианозовской школы» Сорокин в этой книге защитил, а не низверг), для какой-нибудь горстки исследователей-постмодернистов и концептуалистов (которых Сорокин, не трогает, как не трогает он и память о Холокосте – боится).
«Голубое сало» - это свидетельство невероятной человеческой подлости, ибо в этой книге уравниваются палачи и жертвы, и портрет последних лишен мученического ореола, которого они, безусловно, на мой взгляд, заслуживают, а истинные людоеды и душегубы, включая Сталина и Гитлера, выглядят безукоризненными эстетами (кстати, наверное, единственной сценой, получившаяся у Сорокина и выразившая суть тоталитарного режима, стали пытки актера с его последующим поеданием Сталиным и Хрущевым). Пытаясь выразить глубочайшую патологичность отношения власти и народа в России, власти и интеллигенции, власти и литературы, Сорокин переборщил с трансгрессивностью своей художественной стратегии, попирающей все нормы, границы и авторитеты. У человека, когда он пишет, должны оставаться какие-то нормы и ориентиры, иначе он превратиться в наглое и гадкое чудовище, каким и предстает автор на страницах «Голубого сала».