Дорожные пути. Возле них стайка ребятишек.
- Да слабо тебе! – задирается один.
- Вы чё, пацаны, совсем свихнулись? Не надо, - пытается воззвать к голосу разума другой.
Кто-то не верит, кто-то боится, у кого-то глаза горят азартом. Женька Поливанов сказал, что положит руку под поезд и не забоится.
Поезд всё ближе… Рука на рельсах… То ли машинист не заметил мальчонку, то ли не успел среагировать, но спустя несколько секунд колесо отсекло конечность. Только сейчас сообразив, что действительно случилось, все мальчишки разбежались. Женька встал, взял отрубленную руку за пальцы и двинулся с ней в сторону города. Извозчики, увидев жуткого окровавленного ребенка, с ужасом разъезжались, нахлёстывая лошадей…
Эта история – не про то, что у кого-то нет мозгов. Она о том, что если к хорошим мозгам прилагается жаждущая приключений пятая точка и железная воля, то человек может стать великим учёным. Или командиром боевой группы. Или зэком. Или всем сразу, как это произошло с выдающимся российским филологом Евгением Дмитриевичем Поливановым – тем самым, чьей транскрипцией до сих пользуются все российские японисты.
Дворянин, человек с блестящим образованием, успешный учёный и талантливый полиглот, он должен был ценить своё положение и при первых же признаках революции обосноваться в каком-нибудь приличном европейском городе в качестве уважаемого профессора. Но это было не для него. Поливанов полностью погружается в то, что видится сейчас самым важным и интересным, туда, где творится судьба страны. Возглавляет один из отделов Временного правительства, становится заместителем Троцкого, участвует в составлении текста Брестского мира... В 1918 году вступает в партию большевиков, и, зная характер ученого, можно с уверенностью утверждать, что это было решение, основанное не на соображениях выгоды, а на искренних убеждениях. В смутные времена взлёты и падения совершаются молниеносно. Аркадий Гайдар в 17 лет командует полком. Евгений Поливанов в 28 становится профессором.
Впрочем, его профессорство было абсолютно заслуженным. Ни на мгновение не прекращая научных изысканий, Поливанов преподаёт, занимается административной работой, пишет труды, посвящённые восточным языкам, в том числе впервые в России – малайскому. Многочисленные статьи. Учебник по языкознанию для востоковедных вузов. Китайская и японская грамматика. Алфавит и система письменности для тюркстких народов. Трудно представить, но всё это появилось всего за три года 1926-1929, когда он фактически рулил московским языкознанием. И тут всё рушится, внезапно, неотвратимо и катастрофически.
Фоменко своего времени, человек без какого бы то ни было филологического образования Николай Марр выдвигает теорию происхождения языка столь же бредовую, сколь и классово верную. Нет, сакральным слогом, от которого происходят все хорошие слова, он объявляет не РА, а РОШ. И ещё три элемента, от которых произошли все слова в мире: САЛ, БЕР и ЙОН. Самые совершенные языки – это те, на которых говорит беднота, и грузинский. Соответственно бедняки и богачи разговаривают на разных языках. Буквально. Например, латинский был языком только патрициев, а плебеи говорили на каком-то другом, яфетическом, языке. Доказательства для лохов. Традиционное историческое языкознание – буржуазные пережитки и вредительство. Товарищ Сталин, как известно, большой учёный, горячо поддерживает новую теорию, и марризм становится главенствующей концепцией в языкознании, изучаемой в университетах.
Люди по-разному реагируют, когда их пытаются отыметь в особо извращённой форме. Некоторые пытались расслабиться и получить удовольствие, задавая студентам задания вывести из современных слов «протослоги»… Другие старательно делали вид, что это происходит не с ними – как выдающийся филолог А.А. Реформатский, заявлявший: «Я не марровец и не антимарровец, я а-марровец»... Поливанов, при всём своём громадном авторитете и весе в научном сообществе, выступает с разгромным критическим докладом против «Нового учения о языке». С этого момента он обречён. Думается, он знал, на что шёл – марризм и до него пытались оспаривать. Со всеми этими людьми происходило одно и то же: их объявляли троцкистами, пособниками попов, контрой… Какая научная дискуссия, о чем вы? Для этого нужно обладать знаниями, а на стороне Марра были только правильные люди – рабочие, партийные функционеры, национальные меньшинства… Они не церемонились с высоколобыми умниками, пытавшимися вякать против революции. Не стали церемониться и с Евгением Поливановым. Ни научные достижения, ни огромный авторитет, ни фантастическая работоспособность – ничто не имело значения.
Публичная травля. Борьба с «поливановщиной». Побег из Москвы. Работа в Средней Азии, на Дальнем востоке... Фактический запрет на публикации. Чудом, когда репрессивная машина еще не успела раскрутиться как следует, Поливанову удаётся издать книгу «За марксистское языкознание», в которой он фактически излагает все основы своих лингвистических взглядов, и – ну конечно! – не может умолчать о марризме. После этой книги гайки завинчивают ещё жёстче. Впрочем, много ли нужно настоящему ученому? Профессор Киргизского института культурного строительства занимается исследованием дунганского языка, переводит эпос «Манас», и возможно даже доработал бы систему японской транскрипции, которой сам никогда не пользовался, считая её несовершенной… Но в июле 1937 года о нём вспоминают. Поливанова арестовывают, привозят в Москву. Обвиняют в шпионаже в пользу японской разведки. Поскольку признание – царица доказательств, его уговаривают облегчить совесть и подписать все добровольно. Убедительно уговаривают. Настолько убедительно, что в деле сохранилось заявление с такими словами: «Прошу о прекращении тяжелых приемов допроса, так как эти приемы заставляют меня лгать и приведут только к запутыванию следствия. Добавлю, что я близок к сумасшествию...» Однако сразу после этого заявления идет длинный и подробный протокол, расписывающий во всех подробностях, как именно подследственный предавал Родину. Судит тройка. Суд длится 15 минут. На суде Евгений Поливанов говорит, что его признательные показания ложны и всё, что он делал в Японии – это изучал язык. Расстрел.
В 1963 году Евгений Дмитриевич Поливанов был реабилитирован за отсутствием состава преступления.