Анализировать музыку Gerry & The Pacemakers – всё равно, что мечтать о глотке воды посреди пустыни, когда вокруг полно киосков и магазинов. Когда-то было достаточно увидеть фотоснимок группы с обрезанным названием, чтобы отчетливо представить себе её звучание, которое сейчас вообразить все сложнее...
Имена и названия иностранных певцов и ансамблей подразделялись на два вида – одни их них старались выговаривать по возможности правильно, другие можно было коверкать умышленно.
Из образчиков маргинального остроумия такого рода можно было бы составить альтернативный каталог, вроде сборника головоломок и анекдотов, незаменимых в поезде или на больничной койке.
Не удосуживаясь заглянуть в словарь, человек читал, как видел, не сознавая, что своим маленьким самоуправством он искажает действительность, впрыскивая комариную дозу безумия, жертвой которого может оказаться он сам.
Иногда в памяти поколения, точнее, отдельных его представителей, готовых запоминать такие вещи, вместо музыки, оставалось только несколько неправильных букв, а вернее – звуков, которые неудобно произносить вслух.
«Пасемакерс» – одно из таких имен, гулкое и бессмысленное, как шум большой тарелки в конце быстрого номера.
Добрую четверть века одно нелепое слово заслоняло множество нюансов саунда и стиля этой группы, которые хочется немедленно перечислить:
Своей любительской игрой на фортепиано Джерри Марсден напоминал композитора из музыкальной комедии, барабанящего свои шедевры перед худсоветом. Электрогитара висела у него очень высоко, под самой шеей, так подвешивали инструмент школьники, чтобы видеть, куда им ставить пальцы, не отступая от микрофона.
За два года популярности они так и не отпустили волосы, оставаясь коллективом с открытыми ушами, не подозревая, что именно это их неумение вписываться в современность сделает их эталоном беспримесного биг-бита в глазах тех, для кого это всё еще важно.
Главная особенность записей Джерри и его группы – тот поразительный энтузиазм, с каким они берутся за каждую песню, словно дело происходит не в лондонской студии, а на танцплощадке или во дворце культуры, где все свои, и никто никуда не уйдет, никто никуда не денется, не умрет.
Вера в маленькое бессмертие сродни постоянству ритма и акцента в голосе, трафаретного однообразия трех аккордов в забойной вещи и четырех в лирической. Человеку кажется, что он в раю, пока ему кажется, что кто-то ему завидует. Это иллюзорное состояние полностью соответствует формату молодежной песни первой половины шестидесятых.
Джерри Марсден в совершенстве владел гитарным боем скрупулезного дилетанта, и не стеснялся «блатных» и уличных гармоний. С такими шедеврами ритмичной лирики, как She's The Only Girl или Away From You могут сравниться, пожалуй, только There A Place или Happy Just To Dance With You.
Эти песни несложно скопировать «один к одному», но их нереально спеть как надо, и «придумать» такое дважды в наше время не под силу никому.
И не удивительно, что, когда перед поколением первых битников открылся простор для эксперимента, Джерри Марсден демонстративно совершил «тупиковый» шаг в противоположном направлении, записав свою версию Strangers In The Night.
С таким камнем на шее погружение на летейское дно было обеспечено. Но иногда элегантный способ самоубийства служит эффективным средством, чтобы избегнуть гибели всерьез.
В данном случае так и получилось. Звучит типичная танцплощадочная кода. Шипение крэш-тарелки, если её не успел заглушить пальцами ударник, продолжается несколько секунд, и они выглядят вечностью отделяющей годы битломании, когда «битлами» называли всех, от того, что наступит потом.
Шелест затихает, выдыхается газировка, в нижнюю емкость песочных часов падают последние крупицы чьей-то молодости. Жизнь продолжается по бутылочным часам.
Песня Don't Let The Sun Catch You Cryin' странна не тем, что одноименная вещь имеется у Рэя Чарльза, а тем, что обе создают томительную атмосферу летнего полудня, когда возникают самые фантастические наваждения и миражи. Когда в незнакомце можно признать человека из другой эпохи, о которой ему известно больше, чем вы подозревали. Словно в коктейле, налитом из-под прилавка, и градус, и букет превысили ожидания посетителя.
Каждого, чья страсть к мерси-биту оказалась вечной, не покидает надежда, что колбу с песком перевернут снизу вверх, время потечет вспять, и последний аккорд Slow Down обернется началом A Hard Days Night. Ничего подобного в действительности не происходит, но одержимый держит пальцы на невидимом грифе с упрямством королевского гвардейца.
Авторские песни Джерри Марсдена, придуманные им с энтузиазмом, но на скорую руку, своим обаянием напоминают десятки коротеньких вещей, которыми кишат фильмы с Элвисом, где акустический набросок порой звучит как Pale Blue Eyes. Психоделическое влияние таких пустяков на подсознательном уровне не поддается учету и описанию.
Саундтрек Ferry Cross The Mersey гораздо обширнее и глубже набора ностальгических мотивчиков. В каком-то смысле, запертые по ту сторону экрана персонажи этой картины представляют собою двумерную модель общества на грани полного исчезновения.
Отдельные грамотные люди все-таки давали «пасемакерсам» правильный перевод – «Попутчики». В СССР играла и пела масса своих «странников», «романтиков», но в англо-русском словарике для школьников еще не было модного слова «кардиостимулятор».
Джерри Марсден так и остался попутчиком в тени своих знаменитых земляков. Cловно неунывающий Агасфер он шагал по футбольному полю, и весь стадион вместе с ним голосил You Never Walk Alone – гимн болельщиков, который написали для бродвейской оперетты два еврея из старой Европы...
Но эти мутации и метаморфозы никак не связаны с волшебством, которое стартовало лучшей версией Shot Of Rhythm-and-Blues и завершилось под инструментальную пьесу Джорджа Мартина «На ливерпульском фронте без перемен» – как в ресторане или на кладбище.
R.I.P. Gerard Marsden (24 September 1942 – 3 January 2021)
*
