Многие читатели наверняка помнят, сколько раз я зарекался не выходить на подработки. Вот только для воздействия на меня есть один почти безотказный метод. Метод весьма примитивный: стоит только приятной женщине меня о чем-то ласково и душевно попросить, как я становлюсь готовым на все. Ну, в рамках закона и приличия, разумеется. Вот и в этот раз, когда из телефонной трубки раздались бархатные переливы Ольгиного голоса, я сразу все понял и расплылся, как мороженое на горячей сковородке.
На ночь 22 бригады - это вообще ни что и ни о чем, учитывая бешеные посленовогодние деньки, когда народ уже не отмечает праздник, а тупо пьет и напивается до абсолютнейшего безумия. Да, быдло гуляет! До остекленения. Помните у Высоцкого слова «Но я как стекло был, то есть остекленевший!»? Так вот бояться нужно не тех пьяных, которые кренделя ногами выписывают и несут всякую околесицу, а тех, кто «остекленевши». Те идут ровно, почти не шатаясь, взгляд мутный, стеклянно-безумный. Такой тип без всяких предупреждений, без крика и мата, в лучшем случае, двинет в физиономию абсолютно незнакомому человеку, а в худшем – оружие применит. Да и вообще, как ни странно, в горбачевско-ельцинско-путинской России, состояние опьянения изменилось. Раньше пьяные, в основном добрыми были, благодушными, а теперь у них злость в основном…
Штатный фельдшер из второй смены остался лишь Витя с обмороженным языком, а вместо травмированного Славы, я душевно уговорил выйти Толю из моей бригады и смены. Я конечно, Геру просил, но тот категорично и ёмко сказал, что он думает о подработках, тем более, в смене Ольги Васильевны.
Да, в этой смене, шестая бригада никакая-то особенная. Там профильность не соблюдается. Не успело пробить 20.00, как сразу вызов прилетел: «Адрес такой-то, человеку плохо, причина не известна». Поднимаюсь в диспетчерскую. Слушаю аудиозапись вызова. Вызывает пьянь мужского пола и вперемежку с матом объясняет, как ему плохо. Ладно, поехали… В пятиэтажной хрущевке в засранной «однушке» сидят за столом посредине комнаты трое мужиков лет сорока.
- Чего надо? - спрашиваю.
- А ты чего так борзо базаришь-то, старый? – спрашивает меня один из мужиков. Другие не по-доброму смотрят.
- Я спросил «чего надо»? – жестко повторил я.
- А чо, девочки кончились, что ли? Только мальчики по вызову приезжают? – развязно спросил мужик в спортивном костюме.
- А спирта нам нальете? – Спросил второй, с сальными губами и длинным носом.
- Так, деятели, - говорю, - мы – шестая бригада. Культурно разговаривать с вами не будем. Предупреждаю, что сейчас вы все трое ляжете мордами в пол и отправитесь в ментовку.
Третий сидел молча и курил, держал в руках вилку и смотрел на нас мутно-стеклянными глазами. Но вилочку у него у него культурно отобрал Толя.
- Чо, в натуре «Шестая»? - совсем другим голосом спросил мужик, которому хотелось девочек – Все, мужики, извините! Давайте уезжайте, больше никаких вызовов не будет, бля буду!
- Парни, простите, я шесть с половиной лет на принудке был. Больше мне туда не надо – дрожащим голосом сказал мужик, у которого Толя забирал вилку. – Все я ухожу отсюда, больше вы меня не увидите. И быстро пошел собираться.
- Вот и ладненько, раз вы такие понятливые. Но теперь знайте, что на любой вызов отсюда сперва будет приезжать полиция, а уж потом и «Скорая.
- Годится, Старый! – ответил любитель девочек.
И мы спокойно уехали с этого поганого адреса.
- Шестая, пишем вызов: адрес такой-то, пил, плохо. М 32 г.
Вот это из написанного понятно, что человеку плохо от того, что он пил. А когда передают по рации, это звучит без знаков препинания «Пил плохо». Следовательно, мы должны хорошо его напоить. Это была такая шутка. Больных мы не поим, а вытрезвляем. Приехали. Открыла молодая приличная женщина. «Хрущевская» двушка очень опрятная, с прекрасным ремонтом, нигде ничего не разбросано.
- Что случилось-приключилось? – Спрашиваю.
- Да вот муж мой допился черт знает до чего. Раньше вообще ничего подобного не было, а тут как начал с тридцать первого и вчера только закончил. Сегодня опохмелялся несколько раз, а все без толку. А сейчас на алкоголь вообще смотреть не может и плохо ему, трясется весь… - пустила слезу супруга.
- Ладно, пойдемте смотреть болезного.
На кровати лежал молодой мужчина в спортивном костюме и весь дрожал. Все движения раскоординированные.
- Ддддоктор, ща умру, пппппомогите…
- Только попробуй, - говорю, - сразу по морде получишь!
В общем, накачали мы его, как фаршированную курицу. Сначала-то он придремнул немножко, а как очухался, сразу понял, как ему захорошело.
- Ой, спасибо вам огромное! Вы меня прямо оживили! – радостно проговорил больной, перестав трястись и пугаться.
- Ну и слава Богу! – Говорю – только уж не делай так больше!
- Да я так никогда и не делал, а тут прямо бес попутал. Спасибо, доктор, спасибо, парни!
Когда мы вышли в прихожую, супруга больного без всяких слов, сунула мне в карман деньги. Но вот тут я ее тормознул. Деньги из кармана вынул и отдал хозяйке. Я, говорю, ни с кого ни копейки не взял за всю свою работу. Но, если хотите отблагодарить, отдайте фельдшерам – это они все делали, они суетились. А я только сидел, да языком трепал. Она так и сделала. Парни были довольны.
- Центральная, нам на центр нужно!
- Приезжайте!
Вот это ни хрена себе! Ведь просто так спросил, абсолютно без надежды на успех.
Но на Центре дали только положенные полчаса и ни секундой дольше. Но и это не плохо.
Вызов был наш, профильный: «Адрес такой-то, М., 23 г., психоз, учетный. Больной агрессивен». Вызывает полиция». Все понятно. Ванюшка расшалился. Да уж, когда у него очередной психоз он всегда такой. Парнишка не худой, а жилистый, сильный. Скрутить его – помучиться надо.
Приехали к «хрущевской» пятиэтажке. Стоит полицейский «Уазик». Вокруг него нарезает круги и что-то орет Ванина мама. Ох, бедная женщина, индуцировал он ее своим бредом.
"Индуцирование бредом" - заражение бредом психически здорового человека, который длительное время проживает с душевнобольным. Здоровый начинает всерьез воспринимать бредовые идеи. Но после разлучения с больным, все приходит в норму
- Отпустите его сейчас же, иначе я вам всю машину разобью! – вопит дурным голосом несчастная.
Из «стакана» раздаются удары и неразборчивые вопли.
"Стакан" (жарг.) - узкий отсек в полицейском автомобиле для перевозки задержанных
Открываю дверь, где рядом с водителем сидит «старшой» - капитан Гена Уваров. Знаем мы друг друга сто лет, когда он еще только после армейки младшим сержантом пришел.
- Чего, - говорю, - случилось-то?
- Ну а чего, спалил этот мyдaк все почтовые ящики. Потом к соседям ломиться начал, типа поубиваю вас всех.
- Ну а с ним-то побеседовать пробовали? – Спрашиваю.
- Пробовали, конечно. Но там только один ответ: «Я тебе ща е…ло расколочу». А мамка кричит все о каких-то убийцах, которые их из квартиры хотят выселить. Короче так, Иваныч, в больничку мы его везем сами, а вы за нами следом едете. Пересаживать к вам не советую. Он вам все там расколотит хоть и в наручниках, но просто ногами.
- Согласен, -говорю, - какой базар среди воров!
А вот маманьку, я все же разговорил. Соседи, говорит, всем подъездом сговорились у нас квартиру отобрать. А потому и присылают нам платежки с завышенными суммами. Чтобы, типа, за долги нас выселить.
- А вы на самом-то деле платите? – задаю вопрос на засыпку.
Женщина разревелась.
- Нет, конечно! А чего, у Ваньки пенсия копеечная, я не работаю. У меня ведь образование восемь классов!
- Ваше образование здесь ни при чем. Дворником или уборщицей вы всегда можете устроиться. И начать платить долг, ну хотя бы вид сделать, что вам не нacpaть на все! А вы только и повторяете Ванькину околесицу, ждете, что вас пожалеют! А вот мне вас не жалко. Даже если придут приставы и выкинут вас на улицу, я вас не пожалею. И никто не пожалеет! Будете вдвоем бомжевать!
- А можно я Ванюшку в больницу провожу? – плаксиво спросила мать.
- Нет, не можно! – жестко ответил я. – Если завтра же не устроитесь на работу, то ваш Ванюшка пойдет в интернат для психохроников, а вы - на улицу, бомжевать. Я, конечное же, врал, не знаю я юридических тонкостей, но мне хотелось, чтобы эта тетка взялась, наконец, за ум. Хотя, я не настолько наивен…
В больнице, возле входа в приемник, полицейские вынули Ванюшку из «стакана». Он был все таким же: абсолютно неконтактным и агрессивным… В приемнике материл всех и пытался пнуть. Спасибо полицейским, что сами проводили его до отделения и помогли положить на вязки. Нда, что-то мне думается, что никакой стойкой и качественной ремиссии здесь не будет. А вот дефект парня захватит полностью. Потом его же мамка начнет визжать, что закололи парня, в овощ превратили…
- Шестая, пишем вызов: «Адрес такой-то, кишечное кровотечение, алкогольное опьянение, Ж., 51 г.»
Притонообразная засранная хата в старой трехэтажке. Из живых, в смысле относительно трезвых, только мужик и баба лет по пятидесяти. На диване, в верхней одежде и обуви спит мужское пьяное тело. Баба протягивает мне свои окровавленные трусы и нечто маленькое, завернутое в газетный обрывок.
- Так, - говорю, - трусы свои брось куда-нибудь, они мне на …й не нужны, а вот газетку разверни и покажи.
В газетке лежало нечто похожее на широкий полип.
- Доктор, а это у нее бронхит, что ли? – спросил мужик.
- Да, - говорю, - кровь из жoпы – это главный признак бронхита!
Мужик удовлетворился моим ответом и пошел к столу, на котором заманчиво стояла початая бутылка «паленки» без этикетки и угостился полстаканом.
- Так, - говорю, собирайся, поехали в больничку! – скомандовал я бабе.
- Нет, я не поеду, наверное, а сама на мужика смотрит, который только что остаканился.
- Никуда она не поедет! – Отрезал мужик.
- А ты, - говорю, -собственно кто, чтобы здесь командовать? Законный муж или сожитель?
- Ну сожитель и чо? – нагло уставился на меня мужик.
- Значит, - говорю, - ты никто и звать тебя никак.
- А ты давай, давай побырому собирайся! Ты понимаешь, что у тебя онкология может быть? Рак кишечника? И этого мyдaкa не слушай! Кстати, эта квартира чья?
- Моя… ответила бабенка.
- Ну и тем более! Всю эту х…ту отсюда надо выгонять. И заживешь спокойно. Ты ж еще не старая тетка-то! Оденешься как следует, причепуришься и посмотреть будет любо-дорого!
- Э, старый, а ты чего такой борзый-то? Думаешь вы меня все втроем от…здите, что ли?
- Ну зачем же, - говорю, - втроем-то? И без слов делаю ему подсечку. Рухнул, как куль с дерьмом. И сразу принял защитную позу: лежа на боку, ноги притянул к животу и голову прикрыл руками. Но бить и пинать его никто не стал.
Наступил я ему на плечо, но правда, аккуратно так. И говорю:
- Если сейчас же не прекратишь барагозить, в ментовку поедешь! Понял меня?
- Понял, понял, все хорош, хватит! – взмолился мужик.
А бабенка, тем временем собрала нехитрую сумчонку и поехали мы с ней в больничку…
Это был последний вызов за бессонную ночь…
Вот только утреннее хорошее настроение было подпорчено главным фельдшером Андреем Ильичом и его помощницами. Безо всяких «Здрасьте», влезли в нашу машину, типа санитарное состояние проверить. Но машина только приехала с вызовов и водитель помыть ее еще не успел.
- О! У носилок станина грязная, пол тоже грязный! – радостно воскликнул Андрей Ильич.
- Андрей, - говорю, - а хочешь, я тебя сейчас посажу на жопу и ты нам тут все вытрешь? – предложил я.
- Так, это что за разговоры? Я, вообще-то, главный фельдшер! – нахмурился Андрей Ильич.
- Да ты что, Андрюша?! Правда, что ли?! А я-то всегда думал, что ты старший помощник младшего фельдшера! Андрей, - говорю, - во-первых, это не пустые разговоры, машина только что с вызова приехала и помыть ее не успели. Так что твой акт – это пустая бумажка, потому что в нем все равно никто не распишется. Но, если ты будешь настаивать, то я напишу на тебя докладную главному!
- О чем докладную-то? О том, что у тебя машина засранная? – спросил Андрей Ильич.
- Нет, о том, что, ты специально выбираешь для проверки машины, которые еще не успели помыться с прошлой смены. Короче, иди уже отсюда, пока пульсоксиметр на нос не прицепил. Ведь ты меня знаешь!
- Да иди ты на …й, Иваныч! – утратил свою интеллигентность Андрей Ильич, и быстро удалился со своими помощницами искать новую жертву.
Вот и ладненько, а у меня сегодня и завтра два выходных. А на подработку к Ольге Васильевне я больше не пойду, несмотря на бархатные переливы ее голоса в телефонной трубке!