РЕПОРТАЖ С ГОРШКОМ В РУКЕ 20
Дорогие читатели!
Приглашаю вас в младшую группу (от 3 до 4 лет) одного не совсем обычного московского детского сада. Вы познакомитесь со всеми её маленькими и такими разными обитателями, а также с воспитателями и другими работниками садика, с родителями и, конечно же, с проблемами. Куда ж без них…
Разумеется, все имена и названия изменены, любые совпадения случайны.
ПРАХОВ ПРОХОР
Первое, что бросается в глаза в его внешности – уродливый шрам, стягивающий «заячью губу». Сейчас делают тоненькие, ровненькие шовчики, почти незаметные. У Прохора грубый шрам оттянул в сторону и вниз ноздрю и вздёрнул верхнюю губу так, что она полностью не закрывает кривые, искрошенные зубы. Из этого уголка рта постоянно подтекает слюна. Хотя, возможно, там была такая расщелина, что никак не получилось сделать иначе.
Приводят его в сад к открытию, как Игната и Степаниду, забирают тоже в числе последних. Мама и бабушка не скрывают, что используют по максимуму возможность сдать его хоть куда хоть под какой присмотр, и часто сетуют, что теперь нет садиков с пятидневкой. В выходные, например, они сдают его в игровую комнату в торговых центрах.
Наверное, как вот эта мама в парке.
И мама, и моложавая бабушка – хорошо одетые, модные, с причёской и маникюром.
Прохора же водят немытого, с нестриженными грязными ногтями, нечищеными ушами и зубами, в заношенной одежде и несвежем белье. Голову ему стригут «под ноль». От мальчика плохо пахнет немытым телом, слюнями, мочой. До него неприятно дотрагиваться.
По-видимому, неприятно не только воспитателям, но и родителям. Ни разу не видели, чтобы они его брали на руки, обнимали, сажали себе на коленки. Нет, его обычно тащат за воротник или за шарф, направляют и погоняют пинками, тычками, злыми, раздражёнными окриками. Видно, что он в тягость, надоел, раздражает.
Но претензий к детскому саду, воспитателям, другим сотрудникам, детям, родителям – миллион! Постоянные выяснения отношений, требования, жалобы, угрозы.
«Заячья губа» - единственная видимая проблема здоровья, которую не скрыть. Остальные проблемы мама и бабушка скрывают и ожесточённо отрицают. А они есть.
Мальчик сильно отличается от всех остальных детей в группе, хотя они тоже очень разные.
Он не контролирует туалет, не умеет есть, не имеет никаких навыков самообслуживания, игр, общения, не умеет говорить, только мычит и воет. Нет уверенности, что он понимает обращённую речь.
Никак не реагирует и не откликается на индивидуальное внимание, ласку, разговор.
Не улыбается, не смеётся. Ведёт себя, как дикий озлобленный трусливый зверёныш. Кусается, царапается.
Устрашающе скалясь, дико кричит прямо в лицо детям и воспитателям. Причём, в те моменты, когда с ним спокойно и ласково обращаются, например, одевают, укладывают, пытаются увлечь игрушкой, книжкой.
И, наоборот, при любом, не относящемся к нему взмахе рукой, крике, громком звуке мгновенно падает, закрывает голову руками, страшно воя, старается куда-нибудь забиться, спрятаться.
Ни о каких занятиях и речи нет. Он не в состоянии сфокусировать на чём-либо внимание, кроме еды.
Не запоминает никаких постоянно повторяющихся действий.
Глаза пустые, неосмысленные, прозрачные, словно налитые водой. Вероника Эдуардовна, работавшая волонтёром, с содроганием сказала, что такие глаза бывают у наркоманов.
Не умеет играть с игрушками. Не знает, что мячик и машинку можно катать, кубики складывать один на другой, куклу класть на кроватку или в колясочку. На попытки показать, объяснить, научить - не реагирует. Просто не смотрит, не слушает, водит по сторонам бессмысленным блуждающим взглядом. И, если не держат – просто уходит.
Иногда какая-то игрушка всё же привлекает его внимание, он берёт её, не обращая внимания на то, что она у кого-то в руках, что ею играют, и тянет в слюнявый рот. Неважно, будь то машинка, кукольное одеялко, чей-то пластилин во время занятий.
Дети инстинктивно опасаются его больше, чем «кусаку» Тимура, злую Степаниду или безбашенного неуправляемого Игната.
Водят его в сад в любом состоянии – с соплями, кашлем, температурой, поносом, сыпью.
Медсестры на полной ставке, как раньше, теперь в саду нет, по утрам детей никто не осматривает и позвать к приведённому явно больному ребёнку некого.
Воспитатели пытаются обратить внимание мамы/бабушки на болезненное состояние Прохора, советуют вернуться домой и вызвать врача, отказываются его принимать – разгорается дикий скандал.
Не стесняясь в выражениях, рывком переодевая мальчика и пинками заталкивая его в группу, мама и бабушка орут, что к их ребёнку предвзятое отношение, что его тут гнобят, считают дураком, стараются избавиться, только и твердят: к врачу, к врачу!
Да он здоровее и нормальнее всех ваших так называемых «здоровых»! И хорошо одетые, внешне приличные дамы при макияже, кольцах, айфонах, дорогих сумках и сапогах на «шпильках», отвратительно гримасничая, как подростки, показывают пальцами «кавычки» при слове «здоровые». Сам Прохор в это время безучастно стоит, ковыряясь в носу или в трусах.
Как быть? К кому обращаться воспитателям? Заведующая приходит на работу к девяти часам. А Прохора заботливая мама/бабушка уже втолкнула в группу и, не оглянувшись, удаляется, победно подняв голову и цокая каблуками.
Родители, конечно, возмущаются и поддерживают воспитателей. Для мамы и бабушки Прохора это, как бензин для костра. Им слово – они в ответ двадцать. Но и среди остальных родителей есть такие, кому палец в рот не клади. Разгорается настоящая война – с криками, оскорблениями, угрозами, жалобами во все инстанции с обеих сторон.
Сколько раз Прохора приходилось принимать, потом, дождавшись медсестру, просить его осмотреть, а потом пытаться вызвать маму или бабушку, чтобы они его всё-таки забрали. Им звонили медсестра и заведующая. Они просто не отвечают на звонок. Не читают сообщения в чате. Они же не дураки, они же знают, что привели больного ребёнка и что звонят им именно по этому поводу.
Вечером, когда с одним-двумя последними детьми остаётся одна воспитательница, всё повторяется сначала.
По утверждению мамы/бабушки Прохор кашляет/сопливится/температурит, потому что:
его плохо одели на прогулку
не следили, и он надышался ртом морозным воздухом
наелся снега
промочил ноги
положили спать у открытого окна
заразился от других простуженных детей.
Воспитательница показывает заключение медсестры о том, что ребёнок болен, его необходимо показать врачу и в сад без справки не принимать. Опять крик, скандал.
Один раз бабушка просто разорвала это заключение, вырвав из рук Вероники Эдуардовны. Та в отчаянии соврала, что медсестра предупредила их участкового врача. Поверила бабушка или нет, но Прохора на следующий день не привели.
Но даже если ему всё-таки берут больничный, то не больше, чем на неделю, и всегда приводят в сад недолеченного.
Так случилось раз-другой, и родители взялись за дело сами. Написали заявления и жалобы во все инстанции, дождались садовскую медсестру, поговорили с ней, пришли чуть не всем составом на приём к заведующей и потребовали вообще убрать Прохора Прахова из группы.
Родители, в отличие от воспитателей, могли позволить себе не толерантничать и называть вещи своими именами. Они заявили, что ребёнок явно умственно-отсталый, неадекватный и место ему в коррекционном саду.
Тянулось это выматывающее все силы противостояние целый учебный год.
За это время Прохор ничему не научился.
Даже пользоваться ложкой. Ему по-прежнему было всё равно, за какой конец её брать. Он не видел никакой связи между ложкой в руке и едой во рту. Ел ртом прямо из тарелки. Или залезал всей пятернёй в тарелку, всё равно, свою или чужую, и тащил в кулаке еду в рот.
Любил хлопнуть раскрытой ладонью по тарелке с супом. Засовывал котлету руками в рот, давился, иногда до рвоты.
Бедные дети, сидевшие с ним за одним столом!
Посадить его одного возможности не было. Не было в группе для него отдельного стола. Многие родители, забиравшие своих детей пораньше, видели его за едой, возмущались, требовали отсадить от своих детей. Некоторые ребятишки, например, Егор, Семён, Стасик, Тимур, Игнат, смеялись, глядя на него и повторяли за ним – ели из тарелки, как собачки, ртом, брали еду руками, шлёпали по супу, лезли в чужие тарелки. Им казалось это смешным.
Не научился пользоваться туалетом. Правда, посаженный на горшок, он обычно безучастно сидел на нём, пока не поднимут. Если ничего не сделал, сажали обратно. Но иногда он просто вставал с горшка и бесцельно ходил по группе в спущенных штанах, не обращая внимания на то, что из него льётся и вываливается.
Вместе с Зиной они составляли убойный какашечный тандем, доводивший Нину Ивановну до отчаяния.
Про одевание-раздевание, игры, занятия и говорить нечего. Всё это было словно за гранью его сознания. А мама с бабушкой, видя на стенде рисунки и поделки других детей, требовательно допытывались – где рисунки-поделки Прохора? С ним что, нарочно не занимаются? Скандал, крик, жалобы.
Они не знали своего ребёнка?
Не хотели знать?
Или не хотели признавать?
Его приводили на все утренники, неважно – больного ли, здорового. Всё в той же одежде, в которой водили все дни. И сами уходили. На утренник не оставались.
Перед воспитателями, задействованными в праздничном представлении, вставала проблема: кого приставить к Прохору, чтобы это представление не сорвать? Выбор невелик. Как всегда, обеспечивать безопасность праздника от Прохора приходилось безотказной Нине Ивановне.
Мама с бабушкой приходили потом его забирать, видели фото выступающих в нарядных костюмах детей, слушали разговоры о том, как всё прошло, кто как выступал, и возмущались, почему Прохору не дают никакой роли, выступают всегда одни и те же, а его игнорируют, как он может развиваться, если с ним не занимаются?
Договорились даже до модного словечка «абъюз» и украсили им очередную жалобу.
Тренер Валентина, частенько бывавшая в группе и знавшая Прохора, пуще всего боялась, как бы его не записали в бассейн.
- Уволюсь в тот же день, девки, вот ей-богу!.. Мне мои нервы дороже.
Но мама с бабушкой лишних денег на Прохора не тратили. Ни на какие дополнительные занятия он не ходил, денег они ни на что не сдавали.
И по всем документам он проходил как нормальный здоровый ребёнок. А кто заикнётся, что с ним что-то не в порядке и надо бы его показать врачам, тот враг и подлежит уничтожению. По крайней мере, профессиональному.
И постоянные претензии:
почему у Прохора синяк на ноге?
Почему рубашка облита супом?
Почему Прохор не идёт к воспитателям так же радостно, как Стасик, например, или Алик, или Влада, Ия, Нина, Игорь? Значит, с ним обращаются не так хорошо, как с ними? Его любят меньше, чем других детей! Ребёнка не обманешь! Он всё чувствует!
Почему в шкафчике опять пакет с мокрыми штанами? Воспитатели не высаживают его на горшок, когда положено!
И несть числа этим «почему?». Вплоть до того что:
почему у него трусы надеты наизнанку и почему под носом сопли?..
Да потому, что вы его утром привели в трусах наизнанку, кстати, нестиранных с неделю, и водите с соплями, а сморкаться он не умеет! А поймаешь его, чтобы вытереть под носом, он вырывается, извивается, рычит и норовит укусить или оцарапать, а ногти там – не дай Бог!
Прослеживается некоторая закономерность – чем проблемнее ребёнок, тем больше претензий у родителей к воспитателям.
Потом одна мама, живущая с Прохором в одном подъезде, рассказала, что бабка тащит его за воротник по лестнице на пятый этаж, пинает и в сердцах приговаривает:
- Иди давай! Шевелись! У-у-у, навязался на мою голову, дефективный! Один стыд от тебя! У всех дети как дети, а нам достался ненормальный! Шагай! Достал уже!..
Другие родители, встречавшие Прохора на прогулках в парке или во дворе – живут-то все рядом – рассказывали, что и там с ним обращаются так же. Раздают подзатыльники, дёргают, пинают, шпыняют, орут:
- Не лезь, кому сказала, урод! Вот я тебе сейчас! Не ори! Одно мучение с тобой, с дефективным! Дура я была, знала бы, что такой урод получится, не рожала бы!
Да и воспитатели видели, как, ещё не выйдя с территории садика, мать или бабушка волокут его за шарф или воротник, или просто за футболку, как будто сами брезгают до него дотронуться, рывком поднимают с колен, дают затрещину.
Во время очередной разборки в раздевалке им пригрозили самым страшным – сообщить в органы опеки. Они рассмеялись родителям и воспитателям в лицо:
- Сообщайте! Валяйте! Что они нам сделают? Заберут его? Изымут? Да и слава Богу! Мы только перекрестимся! Хоть вздохнём! Свет белый увидим! А только были они у нас, соседи вызывали, доброжелатели. Так и ничего! Посмотрели – в квартире чисто, холодильник полный, у Прошки кровать своя, шкаф с одеждой, игрушки. И ушли. Изымут… И куда? В детдом? Они и так переполнены. Думаете, на него очередь выстроится из усыновителей? Да кому он нужен? Вот вы кто-нибудь такого бы взяли? То-то же!.. Грозить они ещё будут… Да пошли вы все!..
Прохора водили в группу до лета, потом он ходил месяц в дежурную группу к другим воспитателям.
Перед началом нового учебного года стало известно, что его документы забрали из сада. Куда – неизвестно.
Но некоторые мамы видели их иногда на улице. Всё по-прежнему – его волокут, он воет, едет по земле коленками, на него замахиваются, он падает на землю, закрывает голову руками…
Что за проблемы у Прохора? Несомненно, ему нужна помощь специалистов.
Что в голове у мамы и бабушки?
Что делать воспитателям, которым в обычную группу привели такого ребёнка?
Почему бездействуют органы опеки?
Что вообще делать в такой ситуации?
Какое будущее ждёт Прохора?
Встречались ли вам такие дети?
Дорогие читатели! О том, как проходит жизнь в группе «Дюймовочка», какие ребятишки её посещают и чем необычен детский сад, вы сможете узнать в следующих публикациях.