Достаточно ли пары шедевров, чтобы быть причисленным к сонму великих?
Я уверен, что для каждого из читающих эту статью балет "Лебединое озеро" - это не в последнюю очередь девушки в белых пачках. А девушки в белых пачках - это вторая картина балета, "белый акт", гениально в свое время поставленный балетмейстером Львом Ивановым.
В истории русского балета фигура балетмейстера Льва ИвАнова могла бы занять особое, недосягаемое место на вершине. Его блестящие, хоть и единичные находки, ничуть не уступают шедеврам Мариуса Петипа, а может и превосходят их. В конце концов, именно "Лебединое озеро" с его второй картиной является главным классическим балетом всех времен и народов. И именно вторая картина сначала распространилась на Западе и во всем мире, а уже потом начали ставить балет целиком.
Однако также буднично и рутинно его имя могло уйти и в небытие. Расскажем же немного о судьбе "души русского балета", как назвал его композитор Борис Асафьев.
Всего лишь в возрасте 1-го года Иванова оставили у дверей Воспитательного дома на Набережной Мойки. Возможно, причина кроется в том, что родители не состояли в законном браке, и он был внебрачным ребенком. В заведении он провел 3 года, а затем мать взяла его обратно, признав его сыном. В дальнейшем родители вступили в законный брак, и детство Иванова прошло счастливо. Семья была вполне обеспечена (отец - купец 1-й гильдии), а сам он вряд ли особо помнил, что с ним происходило с 1-го до 4-х лет.
В 10 лет он поступил в московское театральное училище, откуда позже был переведен в училище Петербурга, где одним из его педагогов был Жан Петипа - отец Мариуса Петипа. По выпуску был принят в труппу Большого каменного, затем Мариинского театра. Среди его успехов как танцовщика можно выделить получение партий на премьерах таких известных балетов, как "Царь Кандавл" (Гигес), "Дон Кихот" (Базиль; версия 1871 года, поставленная в Петербурге), "Баядерка" (Солор).
Иванова не описывают как выдающегося танцовщика, но и обедни он не портил. Часто приходил на выручку руководству театра, подменяя основных солистов - Петипа, Иогансона. Однако, руководство не спешило вознаграждать Иванова за его полезность: ни одной премии за всю карьеру, ни поспектакльных выплат. Врожденная кротость и неспособность к борьбе проявилась уже тогда, чем с успехом пользовалось руководство театра. Скромному человеку - скромное жалование.
По окончании активной карьеры танцовщика Иванов сначала стал режиссером труппы, а затем и помощником Петипа, вторым балетмейстером. При этом, еще с 24-х лет он стал преподавать.
В 25 лет Иванов женился на певице, звезде оперетты Вере Лядовой. Брак был несчастливым. Иванов зарабатывал мало (почти в 4 раза меньше, чем тот же Петипа), в то время как Лядова мечтала о богатой жизни. В браке родились 3-е детей, один из которых умер вскоре после рождения, другой родился глухонемым. Ну и теща... Ее Иванов, человек довольно кроткий, окрестил в мемуарах "сущей ведьмой". Через 10 лет брак с Лядовой распался.
Через 8 лет Иванов женился во второй раз - на корифейке балетной труппы Варваре Мальчугиной. В браке, продержавшемся до конца жизни Иванова, родилось еще трое детей.
Вопрос оценки личности Иванова как хореографа у исследователей сводятся к двум основным точкам зрения: был ли он действительно выдающимся балетмейстером, либо же был довольно непримечательным, которого, однако, иногда озаряли вспышки гениальности? С одной стороны, то, благодаря чему он вошел в историю (вторая картина "Лебединого озера" и "Вальс снежных хлопьев" из балета "Щелкунчик") как бы однозначно говорит о том, что второй вариант. Тем более, что этот вариант хорошо иллюстрируется танцовщиком Александром Ширяевым, который вспоминал:
Бывало, иногда вдруг он блеснет такой выдумкой, такой оригинальностью построения и движения, так ярко и непривычно для всех нас поставит танец, что просто удивляешься, откуда у него это ваялось, настолько то, что он сделал, невиданно и ново.
Но невзирая на эту иллюстрацию, посмеем предположить, что не все так просто.
Во-первых, очень часто безраздельно властвовавший Мариус Петипа брал уже сочиненные танцы Иванова, кое-что в них изменял, а затем выходил спектакль с этими танцами без имени Иванова на афише. К сожалению, ввиду своего слабоволия Иванов не оспаривал такой несправедливости. Но из этого вытекает такой вывод: мы никогда не узнаем в точности, сколько же всего сочинил балетмейстер Иванов. И действительно ли его танцы нуждались в доработке, или Петипа делал так, чтобы лишь засветить свое имя на афише, тем самым оттесняя потенциального конкурента?
Петипа прекрасно знал, что такое быть отстающим в конкуренции с другими: он более 20-ти лет пребывал в тени сначала Жюля Перро, а затем Артюра Сен-Леона. Неуверенность в завтрашнем дне (Петипа несколько раз был на грани увольнения в это время) и постоянная необходимость борьбы за место под солнцем вряд ли за несколько лет стерлись из его памяти, а инстинкты настолько притупились, что он великодушно позволил бы кому-то хотя бы встать вровень с собой.
С другой стороны, Петипа сам в 1882 году убедил Иванова стать режиссером труппы, а затем в 1885 году ходатайствовал перед руководством за назначение его своим помощником в качестве балетмейстера. Но опять же: быть помощником - это значит ставить балеты только тогда, когда сам Петипа этого по каким-то причинам сделать не может. А он редко не мог. Да и то, что Петипа ходатайствовал, еще не означает, что впоследствии с таким же успехом он не мог его задвигать, не давать развернуться.
Благо, что характер Иванова этому способствовал. Практически все артисты, кто своих воспоминаниях писал об Иванове, будь то Матильда Кшесинская, Тамара Карсавина, Екатерина Вазем и т.д., характеризовали его как человека скромного, доброго, ленивого, безвольного и не способного к борьбе. Иванов, как может показаться, и не стремился на первые роли.
Во-вторых, Иванову, человеку необычайно одаренному музыкально (в гораздо большей степени, чем Петипа), не везло в том смысле, что очень часто ему приходилось сочинять балеты на музыку посредственных композиторов, многие из которых были просто дилетантами (бароны Фитингоф-Шель и Врангель, например). Но когда он наконец получил возможность встретиться с вдохновляющей музыкой Чайковского, родились шедевры.
В этом, к слову, и кроется отличие балетмейстера Иванова от балетмейстера Петипа. Последний отталкивался от танца, в его голове сначала рождались движения, комбинации; Иванов отталкивался от музыки - только она рождала в его голове нужную хореографию. Но для этого надо было, чтобы музыка была несравненно более богатая, нежели опусы Кадлеца или Фридмана.
Благодаря своей музыкальной одаренности Иванов обладал потенциальной способностью ставить академические танцы на сложную симфоническую балетную музыку. Явление довольно редкое.
Иванов обладал абсолютным слухом. Он умел играть на скрипке (обыденность для тех времен, т.к. балетмейстеры и педагоги сами аккомпанировали танцовщикам на репетициях и классах) и на фортепиано (при этом, судя по всему довольно виртуозно), легко подхватывая только что услышанные мелодии. В истории сохранились описания как минимум двух случаев проявления этой его стороны.
Один яркий пример приводил танцовщик Мариинки Александр Ширяев, и связан он со знаменитым пианистом Антоном Рубинштейном. Однажды, закончив репетицию балета его же сочинения "Виноградная лоза", Рубинштейн вышел из репетиционного зала, направившись домой. И вот, когда он шел по коридору, внезапно раздалась та же самая музыка, которую он только что играл (весьма непростая). Пианист был изумлен и, вернувшись назад, застал Иванова, играющего на слух его музыку, сказав ему, что никогда в жизни не встречал ничего подобного.
Другой случай времен обучения в театральном училище приводит артист Мариинского театра Николай Солянников: "Однажды, после довольно долгой репетиции, я кружил по школе... Проходя мимо одного из классов, я услышал звук пианино. Я был изумлен... Я тихонечко приоткрыл дверь. В почти полной темноте, виднелся слабо обрисованный силуэт сутулившегося Льва Иванова. Он играл заключительный аккорд, который звучал душераздирающе, полный страдания в этой уединенной комнате, склонив мечтательно голову...Я боялся его отвлечь от его композиционной медитации, и хотел аккуратно прикрыть дверь. Но тонкая полоска света из коридора проскользнула в комнату, и Лев Иванов поднял голову.
— Это ты, Николаша? Входи, входи, не стесняйся.
— Лев Иванович, я и не знал, что вы так играете! Сыграйте еще немного!
— Я не могу ... Я все забыл...
— Но вы ведь только что играли!
— Я забыл все, что играл сейчас, и не могу вспомнить ничего.
Иванов пробормотал это с очень грустной улыбкой. "Никто не может это изменить, никто не сможет помочь. И так много идей... Именно так это выливается из моего сердца: разгорается и угасает. Это тяжело, Николаша, очень тяжело".
Иванов не умел записывать свои мелодии, т.к. не знал нотной грамоты. Тем не менее, он все же оставил четыре произведения, записанные с помощью товарищей-композиторов.
Однако из музыкальной одаренности Иванова, его умения чувствовать музыку, были порой необъяснимые исключения. Например, он не смог понять музыку испанского танца из "Щелкунчика", хотя, казалось бы, едва ли она могла доставить какие-то трудности. В итоге танец сочинял сам исполнитель - Александр Ширяев. Тот же Ширяев сочинил и некоторые па в трепаке (под музыку которого в оригинальной постановке "Щелкунчика" исполняли "танец буффонов").
И все же, талант балетмейстера таки воспрял в полную силу в двух случаях...
Продолжение следует...
Чтобы не пропустить, подписывайся, а также ставь лайк, делись с друзьями! На сегодня все, спасибо за внимание!