Посттравматический синдром - серьезная штука в психологии, нечто вроде отказа почек в медицине. Когда диагностируется - уже слишком поздно что-либо делать, сколько бы бочек боржоми не было припасено для пациента. Официально об этом пишется сухо - доказанных методов терапии мало, лечение направлено на устранение симптомов и потом большой абзац про разные таблеточки, которые могут помочь и отвлечь. Основной хорошей новостью было то, что данное расстройство характерно для участников военных действий или массовых бедствий, что защищало основную массу населения от прикосновения к этой теме.
При этом в массовой культуре ПТСР присутствует плотно, просто не все об этом знают. Типичная сцена из американских фильмов второй половины ХХ века - бывший солдат, воевавший в Вьетнаме, у которого при внезапном звуке гудка от машины на улице начинаются флешбеки, трясутся руки, хочется или куда-то убежать и спрятаться или напасть и сражаться, на горизонте уже появляются характерный гул вертолетов, а в голове звучит последний крик товарища Джони, умирающего от взрыва мины-ловушки. “Чертовы вьетконговцы!” - характерным голосом произносит в голове Володарский.
Однако теперь можно с уверенностью заявить, что ПСТР вышел из анклава чисто военной темы и может быть угрозой здесь и сейчас, причем каждому человеку, вне зависимости от близости к пистолетам и винтовкам. Что же оказалось настолько сильным по воздействию, что может быть сравнимо с одним худшим кошмаров человечества, который по праву носит звание одного из четырех всадников апокалипсиса - Войной?
Самое обычное эмоциональное насилие в семье и близких отношениях. Я как-то видел исследование тяжести травмы, и там потеря близкого человека сравнивалась с тяжестью стресса ветеранов военных действий, зачастую превосходя его. Можно сколько угодно рассуждать о некой “объективности”, но мы, люди, такие - для нас потеря одного любимого эмоционально намного серьезней гибели сотни тысяч посторонних где-то там. И сила крика и обвинений может наносить раны глубже и сильней, чем пули.
И отмечу особо, что насилию в близких отношениях вовсе необязательно переходить в физическую форму - одних обвинений, газлайтинга, обесценивания и контроля более чем достаточно, что из здорового и энергичного человека оставить лишь блеклую тень, вяло рассуждающую над преимуществом яда перед веревкой. Причем проблема насилия не ограничивается только основными участниками сценария “преследователь и добыча”. Если у таких родителей есть дети, то, постоянно наблюдая сцены насилия в семье, они сами вырастают в профессиональных жертв и насильников, запоминаю эту модель как нормальную.
Человек при ПТСР тревожен, мало испытывает положительных эмоций, теряет вкус к жизни. Он как будто постоянно застывает в травмирующей его сцене, выискивая в любой ситуации отзвуки именно того самого. Если на него часто орали в детстве, то при повышении голоса он может мгновенно терять уверенность в себе и впадать в подобие транса, где с ним можно делать все, что угодно. Триггер у каждого свой, но набор сценариев реагирования примерно одинаковый. Если это не выученная беспомощность, то неадекватная агрессивность - от некой триггерной фразы мгновенно прилетают семейные вертолеты и на случайного человека выливается огромный поток эмоций, который стремится вернуться в прошлое и защищать там себя, слабого и беззащитного. Со стороны это выглядит дико странно и непонятно, ведь вертолеты слышны только одному человеку.
Любому, кто сталкивается с эмоциональным насилием, стоит помнить - что такой процесс может существовать только с вовлечением двух сторон. И тут нужно действовать так, как в учебниках ОБЖ говорят действовать при ощущении запаха газа в квартире - открыть окна, немедленно вызвать помощь, собрать близких и покинуть помещение. Не нужно размышлять, а точно ли это запах газа или что-то другое, не нужно пытаться самостоятельно начинать чинить трубы или приборы, нужно просто сваливать как можно быстрее и дальше. Есть силы, с которыми никогда и некому не стоит быть в контакте.