Вера и добросовестное мышление НЕСОВМЕСТИМЫ. Они — антагонистические противоположности. Это понимали мракобесы и потому сожгли на кострах Джордано Бруно и Джулио Ванини, весь «грех» которых состоял в том, что они отошли от слепой веры в вопросе о соотношении орбит Солнца и Земли и были не ко времени прямолинейными в своих суждениях. И пока у церковников хватало власти, они жгли тех, кто делал хоть шажок в сторону добросовестного отражения действительности.
ИСКРЕННЕ верующий человек никогда не совершит переворота в науке. Для него абсолютная истина содержится в «святом писании». Верующий удаляется от мирской суеты и посвящает себя служению богу. Он не может задумываться над вопросом «Почему…», так как обладает универсальным «ответом»: «Все от бога». Если человек пытается сам ответить на возникший вопрос, то, тем самым, феномен веры исчезает вообще.
Отсутствие ясности в этом вопросе отчасти объясняется тем, что между добросовестным атеистом и искренне верующим лежит широкий пласт циников, недоматериалистов и недоверующих (многие иудеи и мусульмане даже обрезание делают из стадных, гигиеноподобных, сексуальных, а не богоугодных соображений), которые, как Ельцин, крестится или матерится, в зависимости от ситуации.
Но, чтобы в условиях мракобесия позднего феодализма и раннего капитализма иметь свободу и не отнимать у себя возможность к творчеству, например, Ньютону было необходимо, чтобы кликуши считали его верующим. Гениальность Ньютона в том и состоит, что ему удалось переиграть мракобесов и открыть объективные, т.е. именно ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ (открытые ОБЪЕКТИВНЫЕ законы могут быть ТОЛЬКО диалектическими) и, следовательно, оказать немалые личные услуги… большевизму. По крайней мере, Ленин в вопросах пространства и времени стоял на позициях Ньютона и громил методологические основы релятивизма (См.: «Материализм и эмпириокритицизм»).
Таким образом, если один и тот же человек однажды открыл объективный и, следовательно, диалектический закон, а в другой момент произнес «Слава богу», чтобы усыпить бдительность клерикалов, то сама диалектика от этого ничего не теряет. Подольчане не поняли, что предметом моего исследования является не сбор слухов и их «сортировка», не отдельные казусы в биографии тех или иных ученых, живших в условиях торжества мракобесия, а общее правило.
Оппортунисты же пытаются использовать не только Ньютона, но и Линнея, чтобы оторвать совесть от диалектики. Во-первых, так же, как и в случае с «религиозностью» Ньютона, они не приводят никаких доказательств добросовестности Линнея. Во-вторых, читатель, наверно, уже усвоил, что каждый случай добросовестного осмысления объективной реальности может быть только диалектическим, пусть даже и единичным.
Однако я нигде не утверждаю: «Чтобы стать диалектиком, НЕОБХОДИМА ТОЛЬКО добросовестность». Напротив, в своей статье я пишу, что НЕОБХОДИМО быть еще и грамотным, и не только для своего времени, а грамотным не ниже определенного предела. Утверждая, что для становления диалектика ДОСТАТОЧНО простой добросовестности мышления, я добавляю НЕОБХОДИМУЮ «мелочь» — знания… «всех тех богатств, которые выработало человечество». Всего-навсего. Вот эту «мелочь» мои оппоненты «не замечают», или пытаются опровергнуть потому, что им хочется прослыть диалектиками,… НЕ НАПРЯГАЯСЬ.
Беда многих гениев состояла именно в том, что они родились раньше, чем человечество открыло МИНИМУМ необходимых сведений о мире для полноценного диаматического мышления. Линней, как и Менделеев, лишь классифицировал исследованный материал. Но Менделеев пошел дальше Линнея в классификации и открыл периодический, т.е. диалектико-спиральный закон изменчивости химических «видов», а у Линнея не хватило заполненных «клеточек» в его «таблице». Но никто не тянул Линнея за язык говорить о «неизменности видов». Добросовестный ученый, наблюдая даже за растущим многообразием бродячих собак, мог бы сделать вывод об изменчивости вида. Или: «Почему в Ледовитом океане не водятся бурые медведи, а в тайге не водятся белые?». Познакомившись с содержанием залежей угля, мела, и других осадочных пород, добросовестный исследователь задался бы вопросом: «А почему в них вообще не встречаются скелеты собак, но содержатся отпечатки видов, не имеющих аналогов в современной фауне?».
В диалектике же истина всегда конкретна. И состоит она, в данном случае, в том, что биологические виды и изменчивы, и… константны одновременно. Кошка рождает кошку. Тигрица — тигра. Но тигр ли произошел от кошки, или кошка от тигра? У Линнея такой вопрос не возник. А у Дарвина возник. У Линнея живой мир не развивается, а у Дарвина развивается.
Но сегодня уже никого не удивишь идеей мутации, хотя она осуществляется не только на дарвинской основе. Однако она показывает, что Дарвин был добросовестен как исследователь и не бежал от неудобных для эпохи вопросов, следовательно, он был более диаматичен, чем Линней, и потому дарвинизм жив. Недобросовестность подольчан состоит в том, что они, вместо Дарвина, которого уже труднее обвинить в недиалектичности, поскольку выводом из его исследования является именно РАЗВИТИЕ видов, приводят Линнея и не называют его теорию заблуждением. Характерно, что и церковь к Линнею не имела претензий, а Дарвина подвергла гонениям.
Фрагмент статьи В.А. Подгузова "Уроки логики для начинающих..."