Войско Донское представляло из себя в XVI—XVII веке военно-демократическую республику. Эта республика была особым, отдельным от московского царства, государством, имея свою территорию, свой народ и свою власть. Суверенная верховная власть в Донской республике принадлежала общему народному собранию, носившему название Круга и Войскового Круга.
Все это было следствием того, что казаки были прирожденными республиканцами. Каждая отдельная группа казаков, для какой бы цели она ни объединялась, решала все дела сообща в Круге. Собирались ли они рыбу ловить, или соль добывать, отвозить товары на продажу, собирались ли праздник справлять, или шли на занятие нового «юрта» под станицу, отправляли посольство в Москву или к другим соседям—народам, всегда казаки выбирали на Кругу атамана, как начальника и есаула, как его помощника.
В военное же время, для борьбы с врагами, выбирали еще и полковников, сотников и есаулов. Ни один из них не был назначаем кем либо. Все всегда — избранные. Все они, по окончании срока своих полномочий, становились снова рядовыми казаками, пользуясь почетом и уважением соответственно проявленных ими заслуг перед Войском. Над всеми стоял Войсковой Круг, постановления которого были обязательны для всех жителей Донского Войска, независимо от того — всех или части станиц были там представители, выносящие какое-либо решение. Его постановления были законом для всех донских казаков, где бы они в этот момент ни находились. Войсковой Круг пользовался таким авторитетом среди казаков, что он в своих решениях охватывал все области современной ему жизни на Дону.
Войсковой Круг решал все дела, касавшиеся Донской Республики: объявление войны и заключение мира; посылку вспомогательных войск на службу царю, прием послов, отправление послов и грамот окрестным народам и в Москву; все церковные и монастырские дела; выборы всей войсковой администрации и смену ее, прием в казаки и исключение из казачества; выдачу полномочий („войсковых проезжих грамот. Круг разрешал станицам заем новых юртов на территории войска и основание новых городков; он же выдавал соответственные грамоты и решал земельные вопросы. Круг судил все преступления против Войска и главнейшие уголовные преступления, назначал наказания. Наконец, Круг распределял царское жалованье.
Этот демократический строй казачий не давал покоя царям Московии и особенно боярам. У них не укладывалось в голове, что можно быть всем «лучшим» и всем равным; жить дружно, иметь строгую дисциплину, и не иметь в своей среде бояр и бесправных крестьян. Дон беспокоил Москву гораздо больше, чем когда-то вольные Новгород и Псков. Московское государство, — несмотря на то, что Донское Войско вело совершенно независимо дипломатические переговоры с соседними народами, само объявляло войну и заключало мир, — не хотело все же признавать официально за ним этого права. Не признавало, но и мешать не имело возможности.
Такие отношения между Доном и Москвой продолжались до 1614 года, когда в силу всевозможных передряг Смутного времени, Московское государство было настолько ослаблено, что его правительство нашло возможным признать Дон государством, а не общиной казачьей, закрепив этот акт фактом передачи дел сношения Москвы с Доном из Разряда в Посольский Приказ, по современному — в министерство иностранных дел.
Но каково бы ни было государственно-политическое устройство Дона, каково бы ни было официальное отношение к нему Москвы — смотрела ли она на него как на общину казачью, признавала ли государством, — во еще с дальних времен Донское войско не давало покою боярской, а затем и боярско- крепостнической Москве. Цари московские, в своем стремлении расширить площадь своего государства, не сводили глаз с Донских степей; кроме того, ими владела мысль приблизиться к морским берегам и, самое главное, что их беспокоило — это тот демократический строй, что царил у казаков. Этот строй казачий был как бы бельмом в глазу у Москвы, постоянно причиняя беспокойство. Оно особенно ярко выразилось в конце XVI и особенно в первой и, отчасти, второй половины XVII века, т. е. в тот период времени, который интересен для нас в данном случае.
Тогда как в основе Московского царства были: самодержавный, не отвечающий перед народом царь, за ним «царские слуги, бояре и воеводы и раболепные перед своими», но заносчивые, деспотические, самодурствующие перед ниже себя стоящими; а под ним составляя основу и опору своих господ - нищее. На Дону в то же самое время — свобода, равенство и братство под покровом независимого их Отечества.
Мысль о Доне навевала вельможам радужные мечты ... И земли там богаты, рыбные реки, выход в море — путь к торговле с Западом. Есть к чему стремиться, есть чем поживиться, есть над чем развернуть свою «широкую» русскую натуру. Бояр посадить им, чтобы спеси посбавить с казаков; воевод водворить для... уважения Москвы, приказных для страху, а там ... , глядишь, эти храбрые вояки-донцы будут служить нам уже не по «Войсковому Присуду», а по нашему, Московскому, приказу.
Не у одного правителя России копошились эти думки в голове. Больными были также и бояре, которые страдали этой немощью, как будто больше всех. Но вся беда в том, что ведь это были не русские крестьяне, а казаки. Надо быть сугубо осторожным, хитрым, а порой и ласковым с ними. Ведь цель — взять их под свою высокую руку и, взяв, раздавить их вольность, вытравить из души всякое понятие е праве и свободе. И Москва «тихой сапой», как говорят, начала подбираться к Дону, его демократизму и Независимости.
До поры до времени она встречала у себя донские посольства— «Зимовые станицы» — наравне с другими иностранными послами. Очень радушно их принимала, богато одаряла. Словом, вела себя так, что и сомнения быть не могло в отсутствии «дружеских» отношений.
Но, попутно с этим, под предлогом государственной необходимости, Московское царство, когда-то так далеко отстоявшее на север от границ Дона, начинает постепенно приближаться. Это стремление особенно ярко проявляется в конце XVI и в начале XVII веков, т. е. незадолго до появления на свет Степана Разина, в царствование Бориса Годунова, когда Москва усиленно начинает продвигаться на юг.
Борис Годунов, будучи еще только правителем, проявлял определенную неприязнь к Дону. Он, как правитель, безусловно был в курсе сношений Москвы с Доном. Нет сомнения, что знал также и о форме писания к ним грамот, где в начале упоминается имя атаманов, затем низовых и потом уже верховых казаков. Зная также прекрасно, как ревниво-бережно донцы относятся ко всему, временем и бытом освященному, порядку у себя на Дону, захотел, как умный и довольно дальновидный государственный человек, бросить искру раздора в среду казаков, играя на чувстве обиды одних, на самолюбии других, т. е. прибег к излюбленному приему русских вождей всех времен в отношении соседних народов — «разделяй и властвуй».
И вот, в 1592 году от имени царя посылается на Дон грамота с таким заголовком: "От царя и великого князя Феодора Иоановича всея Руси, на Дон, донским атаманам верховым и низовым, Степану Ершову и всем атаманам и казакам верховым и низовым" . . . Буря разгоревшихся страстей в первую минуту по прочтении, вероятно, наполнило радостью сердце царского посла, что так легко и так просто можно внести разлад в среду этих мужественных, храбрых, не боящихся смерти людей.
Но . . . это была лишь минута возмущения. Ошибся царь, обманулся посол. Как низовые, так и верховые казаки, кричали.
Если Вам понравился материал - подписывайтесь на наш канал, что бы не пропустить еще более интересные материалы.
PS. И не забудьте поставить ЛАЙК!!!