Часть 4 Часть 5 Все публикации этого автора
- Дура, – я повторил слово, которым Мельников определил состояние моей Сашеньки.
Сашенька горько-горько вздохнула, прижалась ко мне.
- Дура, – согласилась она со мной и с Мельниковым. – Сама не знаю, как… решилась. – Сашенька вскинула на меня глаза в слезах: – Я думала, если он, Мельников, со мной… будет, то Полина Андреевна домой вернётся… А всё-таки хорошо, что у них ничего не было.
- Хорошо, что у тебя с ним ничего не было. – Я взял Сашеньку за плечи: – Хорошо, что он не таким уж мерзавцем оказался.
- Он, знаешь, Сань… несчастный какой-то. Пока мы с ним ехали, он на коленях держал… вертолёт этот. Улыбался – видно, думал, как мальчишка его обрадуется… – Сашенька снова заплакала: – Ты прости меня, Сань… Ничего бы у меня с ним не было… Не смогла бы я… Я люблю тебя. Думала… надеялась – уговорю его… чтобы встречаться. А потом рассказала бы ему всё – зачем я это придумала. – Сашенька горестно прошептала: – Ты так изменился… без мамы…
- Дура, – вздохнул я.
Мы опомнились, когда время близилось к десяти вечера. Я быстро отвёз Сашеньку домой. Потом ещё долго сидел в нашем с отцом гараже. Пытался разобраться в том, что так неожиданно узнал от Мельникова. Всё-таки врезал я ему не зря!..
Я тихо вошёл в дом. Не хотелось встречаться с отцом – я пока не знал, как спросить его о… той другой женщине, которую он полюбил. Я не мог осознать Женечкины слова: у отца другая женщина… он полюбил… Мне и хотелось посмотреть в глаза отцу… напомнить ему, как сверкали снежинки в золотистых Полининых волосах… каким надёжным счастьем звучали её слова:
- Я люблю…
И хотелось…и боязно было: а вдруг отец скажет, что всё прошло… и теперь всё по-другому… Пойми этих взрослых! Да мне в сто раз легче Сашенькину выдумку понять – она хоть хотела спасти нашу семью… свои представления о любви и счастье – а наша семья для неё была примером такого счастья и любви… А отца с матерью я не мог понять: как это вдруг… куда могла исчезнуть их любовь, их неземная нежность друг к другу…
Я замер: из кухни доносились голоса… Я узнал Женечкин голос. Захотелось закрыть уши ладонями… Я быстро прошёл в свою комнату, упал на постель. Прикрыл глаза. И вдруг почувствовал мягкие, тёплые ладошки – Варюшка!
- Ты почему не спишь?! Кто завтра будет одеваться в школу с закрытыми глазами?
Варенька смотрела серьёзно:
-Ты ничего не знаешь! А я слышала… как она говорила, что любит нашего папу! И ещё что-то говорила, да я не поняла… – Варюшка обречённо вздохнула.
Маленькая, бедная сестрёнка!.. Где ж тебе разобраться в этих премудростях!
- Говорила, что… – Варюшка вспоминала, даже лобик сморщила, бровки свела, – что давно любит нашего папу.
Женечка! – осенило меня. – Да она же о себе говорила… что отец полюбил другую! Давно?.. И все эти годы считалось, что она – лучшая мамина подруга?.. А отец?..
Мельникову, понятно, я врезал не зря...Но лучшая мамина подруга – я вдруг вспомнил! – частенько жалостливо вздыхала, незаметно убеждала маму: тебе бы встряхнуться! Ну, в кого ты превратилась со своим полковником!.. Советовала настойчиво: да оглянись вокруг! На тебя молодые мужики смотрят! А ему, Шеремету твоему, полезно поревновать! Скажи ему, что влюбилась!
Мама смеялась, отмахивалась… А Женечка продолжала вкрадчиво убеждать маму, что она достойна лучшего, чем полковник Шеремет…
Однажды – ещё в девятом классе – я сказал маме:
- Пусть Женечка больше не приходит…
Мама обняла меня, почему-то грустно сказала, что у Женечки никого больше нет, и она очень любит нашу семью…
Так любит, что готова занять мамино место!
Варюшка задремала. Я осторожно взял сестрёнку на руки, отнёс её в кроватку. Сашенька права: я сам знал, как сильно изменили меня события этой непривычно снежной зимы. Мальчишеская беззаботность куда-то улетучилась – безвозвратно… И я знал, что за Варюшку, за отца, за маму я готов драться не только со старлеем Мельниковым – с целым светом, если надо.
- Ну, да, ну, да! – Женечка нервно смеялась на нашей кухне. – Я подстроила эту их встречу с Мельниковым. Она и правда нравится ему! А ты… а я люблю тебя! Да что ты мне – подруга, подруга!.. В таком деле нет подруг! Я люблю тебя, Валерка! И… я сказала ей, что мы с тобой любовники… давно.
Отец молчал. Женечка вдруг как-то сникла, но всё ещё убеждала отца:
- Ты бы сам не решился ей сказать… что уже не любишь… что другую полюбил. Что… мы с тобой… Потом Женечка отчаянно выкрикнула:
- Она же изменила тебе! С Денисом Мельниковым! Ты уверен, что простишь?
Отец просто и спокойно сказал:
- Мы говорили с Мельниковым. Женечка! – Я почувствовал улыбку в голосе отца: – Не там ты себе жениха ищешь. Я не гожусь тебе в женихи. Я жену люблю. Уже поздно. Оденься, я отвезу тебя домой.
Утром мы с отцом долго сидели у нашего озера. Отец не удивился моему признанию:
- Пап, я слышал вчера…
- И я слышал, когда ты вернулся домой, – усмехнулся отец.
Я решился:
- Пап!.. Варька скучает… и я… и ты! Когда мама вернётся?
Отец бросал камешки в так и не замёрзшее озеро. Я совсем осмелел:
- Ты любишь маму?
Отец благодарно посмотрел на меня:
- Сань, люблю… очень. Её… одну. Но, знаешь… в последнее время – то учения… то стрельбы… то генерал Чайка... а она всё время оставалась одна… А вдруг она правда поверила Женечке?.. Я так привык за эти годы, что она меня любит… и перестал обращать внимание, когда она говорила, что любит. – Отец немного беспомощно посмотрел на меня: – Наверное, ей надо было… принести хризантемы – белые… или виноград. А, может, свозить её к морю…
Как жаль, что я так и не напомнил отцу об этом! А отец понял, чуть прижал меня к себе:
- Как хорошо, что у меня такой взрослый сын!
Эти слова всегда говорила мне мама… От отца я их слышал впервые. Мне хотелось тормошить отца:
- Да! Я у вас есть – взрослый… и Варька у вас есть – маленькая! И мама должна быть дома, а не у подруг! Дома – с тобой, с нами!
А потом к нам приехала тётя Иришка.
- Вот, воспользовалась, пока мой капитан второго ранга Соколовский на берегу… сидит с малыми. – Иришка строго взглянула на отца: – А ты, полковник Шеремет, вижу, за женой не собираешься?.. Третью неделю ждёт… и ревёт по ночам. Ох, братец! До чего же вы, полковники… – Иришка, по своему обыкновению, хотела назвать вещи своими именами, сказать всё, что она думает о полковнике Шеремете… но лишь вздохнула, покосившись на нас с Варюшкой. – А снега у нас нет совсем. И не было этой зимой – ни снежинки… А у вас, смотри, как падает, – Иришка задумчиво смотрела в окно.
Мы с отцом незаметно переглянулись: как хорошо, что мама у Иришки!
Через день отец с Иришкой уехали в военный городок, где жили моряки-подводники. А мы с Сашенькой и Варюшкой целый день наводили порядок. Девчонки строго и придирчиво проверяли, хорошо ли я вытер пыль… А снег кружился и не знал, что в наш дом возвращается счастье.
Отец бережно поддерживал маму, когда они поднимались по нашим высоким ступенькам… А мама склонила лицо к белым хризантемам, так похожим на огромные снежинки – чтобы мы с Варюшкой не увидели её слёз.
Вечером, когда мама привычно собирала золотистые волосы в тяжёлый узел, я заметил под домашним простеньким платьем чуть округлившийся живот… Глазастая Варюха застенчиво сообщила мне по секрету:
- А у тебя… скоро будет ещё одна сестра! И у меня…
И Сашенька как-то перестала бояться моей взрослости… После уроков мы с ней уезжали далеко в нашу степь. Стояли теплые дни – почти по-весеннему. Мы сидели на мопеде и целовались… Сашенька осторожно сдерживала мои руки, если они становились слишком смелыми и беззастенчивыми. Мы берегли наше ожидание, которое обещало стать безудержным счастьем… сквозь долгий, глубокий поцелуй мы почувствовали привкус снежинок. Приоткрыли глаза – а над степью совершенно неожиданно снова кружились большущие снежинки. И я целовал Сашенькины ладони – на них тихо опускались снежинки, наверное, самые последние этой зимой…
А когда прошла зима, у нас с Варюшкой появились брат с сестрой. Варенька вдруг расплакалась, крепко обняла маму, прошептала:
- Я люблю тебя!
И мама снова тихо говорила отцу:
- Я люблю…
Они стояли, обнявшись, у колыбели. А нам с Варюшей так нравилось, что совсем крошечные Алёшка с Алёнкой помещаются на отцовских ладонях!
А тогда, в конце зимы, ещё одно событие произошло под кружение последних снежинок: к старлею Мельникову приехала его Ленка с трёхлетним Матвеем. Ленка, как ни в чём не бывало, принялась хозяйничать в квартире Мельникова, а он, ошеломлённый, ходил за ней по пятам и повторял:
- Ленка, Ленка…
И так странно было видеть, что Мельников – не нахальный летёха, а простой и застенчивый старший лейтенант, которому, впрочем, к весне дали капитана. И Ленка страшно задрала нос.
Часть 4 Часть 5 Все публикации этого автора