Оба моих дедушки были мастерами: один электрик, другой плотник. У них были свои мастерские, оба построили свои загородные дома сами. Я рос с пониманием, что мужчина должен уметь всё починить и построить сам. Так и пошло. Я сам всегда разбирался со всеми своими вещами: с велосипедом, компьютером, машиной. Мне хочется понимать как всё устроено. После школы я стал думал, куда поступать. Мне нравилась биология, поэтому был выбран медицинский. Я поступил на платное отделение РУДН. Проучившись полтора года вместо написания контрольной по математике... купил скрипку. В детстве у нас в квартире стояло пианино, была гитара. Я тыкался в оба эти инструмента, никто меня особо не учил, но музыка всегда была близка мне. А у скрипки есть какая-то аура – что это самый сложный, самый интересный инструмент. Я всегда думал, что скрипка – это очень дорого, а потом увидел, что можно купить китайскую скрипку за 100 долларов. Поехал в Марьино на рынок и купил. Начал заниматься с педагогом. Но мне стало некомфортно от того, что я не знаю, что делать с этой хрупкой вещью, если что-то пойдёт не так. Это было первой мотивацией к тому, чтобы начать разбираться как устроена скрипка и как ее обслуживать. Я обзвонил нескольких мастеров, которых нашёл в интернете. Все мастера мне отказали в обучении. И только Владимир Калашников, который работает в ЦМШ при Консерватории, сказал, чтобы я перезвонил через пару лет. И что если я хочу заниматься скрипками, мне нужно заранее обучиться столярному мастерству.
Я ушел из медицинского в реставрационный колледж. Грубо говоря, это ПТУ, но там прекрасно. Там вечно недобор и педагогам навязывают трудных подростков из детских домов. А педагоги изголодались по замотивированным детям, которые сами хотят учиться. Я начал туда ходить ещё за полгода до официального поступления, потом меня взяли официально. Я отучился год, закончил. Ещё в процессе обучения начал заглядывать к Калашникову и он мне подкинул первую мою работу в музыкальном магазине: я доводил до ума фабричные китайские и чешские инструменты.Когда с фабрики приходит дешёвый инструмент – это еще не скрипка, это просто предмет в форме скрипки. Там очень мало внимания к деталям: то расстояние между струн непредсказуемое, то форма грифа кривая. Все эти вещи я доводил до ума. Потом стал ремонтировать инструменты.
А когда понял, что уже немного поднаторел, захотел сделать скрипку сам, с нуля. Калашников сказал, что учить меня не может и я стал искать, где же и с кем же сделать скрипку. Нашёл мастера в Одессе. Мы с ним договорились по скайпу, что он возьмет за обучение 2000 долларов (дело было в 2011-12 гг). Он жил в очень колоритной коммуналке с высокими потолками, внутренним двориком и чёрным ходом. Я приехал к нему и выяснилось, что чувак совершенно упоротый. «Скрипки я уже делать научился, сейчас мне интересно научиться получать энергию из вакуума,» – заявил он мне с порога. Перед приездом я спросил, нужно ли везти свои столярные инструменты. Он ответил, что у него все есть. А на деле все инструменты у него оказались ржавыми, а вместо верстака – бревно, прикрученное к кухонному столу. Но моя мотивация была так высока, что я провел там неделю. Мы договорились, что неделя – пробный срок, и если потом он увидит, что я способен и я пойму, что он меня устраивает, тогда я отдаю ему 2000 долларов и мы продолжаем. Через неделю, когда мы решили продолжать и я уже был готов внести деньги, мы не сошлись на конвертации рублей на 600 по курсу. Он упёрся, я решил остыть и пойти прогуляться. И пока гулял, понял: «А что я вообще тут делаю? Здесь явно не то место, где стоит учиться делать скрипки». В этот же вечер я оттуда свалил, оставив ему какие-то деньги за аренду.
Калашникову я не говорил, что поеду в Одессу. Но вернувшись оттуда, зашёл к нему и рассказал про поездку. Он оценил мою мотивацию. Сказал: «Раз тебя так прёт, давай с тобой сделаем инструмент». Тут же ещё получилось, что умер мой дедушка, родители забрали бабушку из Днепропетровска в Москву. Там продали квартиру и сказали мне: «Хватит кустарщины, вот сейчас есть какие-то деньги есть, давай езжай нормально учиться». Но я все-таки сделал с Калашниковым свою первую скрипку, на это ушло примерно шесть месяцев.А потом я улетел учиться в Америку. Я долго выбирал школу. Многие спрашивают, почему не Италия, не Франция, не Германия? Потому что я не говорю на этих языках. Но если бы там где-то была самая лучшая школа, я бы выучил язык для этого. Я почитал форумы, отзывы и выбрал школу в Солт-Лейк Сити, потому что там учился сын Бира – это известный дилер, эксперт по скрипкам, и многие звёзды скрипичного мира там учились. По сравнению с Москвой, где мне приходилось выдирать знания зубами, там было чудесно. Учеба по 8 часов в день, 5 дней в неделю. Первый год я только учился. Потом попытался приткнуться к скрипичным мастерским, поработать. Я не пошёл в самую крутую мастерскую Питера Приера, подумал, что я пока не готов. Походил в какие-то маленькие, но там уже было достаточно работников и меня не взяли.
Тогда я нашёл работу в лыжном магазине через своего соседа по квартире: монтировал крепления на лыжи и сноуборды, реставрировал поверхность. Там я поработал месяца 4. Я тогда был женат и моя жена заканчивала институт по специальности «древнерусское искусство». Мы купили какую-то маленькую детскую скрипочку, она была очень плохая конструктивно, дешёвая. Но жена захотела расписать ее в золочение. Я пытался ей объяснить, что ты вкладываешь в неё силы, а скрипка говно, но она все равно захотела. Когда все было готово, я решил попытаться продать ее. И пошел в мастерскую Питера Приера. Это крупная мастерская, которая обслуживала и наш штат, Юту, и несколько соседних. Крупнее только в Лос-Анжелесе и в Аризоне – Робертсон энд Санс. Питер Приер – это немец, который бежал от войны, попал в Солт-Лейк Сити, там женился на мормонке, что очевидно позволило ему профинансировать создание своей школы и мастерской. Мне повезло застать его один год, потом он умер. Так вот, я пришёл с этой своей скрипочкой в мастерскую Приера, мне сказали, что скрипка их не очень интересует, но спросили, не хочу ли я поработать, у них как раз освободилось место. Я конечно же согласился. Там всё было хорошо с зарплатой. Я уже мог сам оплачивать школу и жильё.
Но желание самому делать инструменты не ослабевало. Путь мастера обычно такой: ты сначала учишься в школе, потом несколько лет работаешь в магазине, чтобы насмотреться на инструменты, напрактиковаться в ремонтах, а потом ты уже работаешь на себя. К тому времени, как я закончил школу, я уже в Москве поработал с разными мастерами, в магазинах (на Кисловском «Июль» и на Тверском бульваре «Оркестр»). Музыкальные школы пообслуживал. Плюс школа в Америке, потом год отработал в мастерской Питера Приера. Они готовы были сделать мне грин-карту, чтобы я остался. Но после смерти Питера, всем в мастерской стал заправлять его сын Дэн. Это типичная история иммигрантов второго поколения: чувак просто сидел и играл в онлайн покер, ему было на всё насрать. Там можно было ещё существовать, пока у нас был хороший начальник мастерской, опытный реставратор. Но потом его тоже это достало и он ушёл, потому что Дэн реально не особо адекватный. Может прийти и наорать, а сам не особо разбирается в скрипках, но хочет делать вид, что он достоин. «Чайка-менеджмент». И когда ушёл начальник мастерской, там совсем стало невозможно находиться. Мастерская превратилась в «продажу подержанных автомобилей»: сделать, чтобы блестело и продать подороже. А на качество плевать. Мне там стало тошно. И я уволился.
Стал ходить на собеседования в другие места. Например, в Саммерхейз – большой магазин, где было всё (и фортепиано, и духовые). Скрипичный отдел там был постольку поскольку и мне нужно было доводить до ума дорогие китайские скрипки тысячи за 3 долларов. Если бы я пошел на это, чтобы получить грин-карту, то мне пришлось бы подписаться на такую работу лет на 6-7. Мне было сложно решить возвращаться в Россию или нет. В Солт-Лейке у меня была нормальная квартира, мастерская, клиенты. Но не было самореализации. Я решил слетать в Нью-Йорк к одному парню, он предложил поработать вместе. Собрался, всё раздал и продал, прилетел в Нью-Йорк. А парню этому как раз в тот момент понадобилось слетать в Польшу по делам (он поляк). Я на 10 дней остался один в НЙ. У кого-то переснял квартиру, у кого-то пару дней на диване перекантовался, посмотрел город и понял, что не хочу тут жить. Там очень дорогое жилье. В Солт-Лейке можно снять студию с отдельной спальней за 700 долларов + 20 минут и ты в горах. В Нью-Йорке же ты платишь 900 за комнату в трёшке с видом на стену противоположного дома, город шумный и грязный. Там всё бурлит, до дома добираешься и выдыхаешь. Плюс я бы не видел своих клиентов, сидел бы доводил до ума скрипки, а мой партнер бы их перепродавал. И когда он вернулся, я говорю: «Не, чувак. Я так не хочу. Я возвращаюсь в Москву». Я не готов был сесть ещё на 7 лет на ремонты ради грин-карты. Я знал, что в Москве я нужен, мастеров здесь исчезающе мало.
В России сцена мастеров представлена либо дяденьками в возрасте, которые работают со времен Советского Союза в тех же техниках и с тех времен особо не росли, потому что не было ни желания, ни мотивации, потому что к ним и так пойдут. Либо молодые ребята, которые что-то похватали где-то и пытаются работать. Здесь к сожалению, нет никакого профессионального сообщества, нет конференций, нет журналов, лицензирования. В Америке тоже есть андеграундные самоделки, но их меньшинство, потому что там есть официальные школы, мастера. У нас же эта прослойка, к сождалению, превалирует. В одном штате Юта столько же мастеров, сколько во всей России. Человек 25-30.
По возвращении меня позвали работать в музыкальный магазин «Оркестр», где я подрабатывал до отьезда в Америку. Они предложили выделить помещение, где вместо платы за аренду я бы доводил до ума китайские скрипки и мог принимать своих клиентов. Но там оказалось очень влажно, у меня заржавели бы все столярные инструменты. Посидев там пару месяцев, я отдал эту работу знакомому мастеру, который барыжил инструментами: покупает из Европы всякие фабричные дешёвые инструменты, доводит их до ума и перепродаёт. Он был счастлив. А я опять начал искать место.
Ещё будучи в Америке, мне знакомая скинула блог Миши Тиунова. Это гитарный мастер. Я офигел, что вообще в России кто-то так подробно и классно пишет про ремонт музыкальных инструментов. Мы списались, я приехал к нему, пообщались. И я снял помещение на заводе «Кристалл» в Лефортово. Тут была полнейшая разруха. Я не знал, с чего начать несколько месяцев. Я приходил сюда, сидел и прокрастинировал, потому что не было опыта создания мастерской с нуля. Потом начал брать всё в свои руки. Масштабные работы, типа возведения второго этажа, делались при помощи местной бригады арендодателя. Потом с другом мы уже доводили всё до ума: ровняли, обшивали, делали мебель.
Сейчас я на таком уровне, что сначала делаю инструмент, а потом ищу заказчика. Предыдущий инструмент продался. Сейчас у меня есть одна готовая скрипка, которую я показываю людям. Такая скрипка стоит 500 000 рублей, я потихонечку повышаю цену. Это ещё довольно дёшево. Если мастер работает лет 7, то его инструмент стоит 8-10 тысяч долларов.
В России довольно сложно найти правильное дерево для скрипки. Есть только один дяденька, который продает подходящее дерево. Бывает старые мастера умирают и можно что-то купить у их наследников. Хоть это не какие-то особенные породы дерева – ёлка и клён, но очень важно место произрастания, время сруба, процесс сушки. Я очень тщательно выбираю всё по плотности и по весу. Физические характеристики материала определяют свойства резонатора. Можно делать из чего угодно, звучать будет по-другому. Всего я сделал уже 14 скрипок и полторы виолончели (полторы, потому что вторую виолончель заказала одна девочка, еще когда я был в Америке, а потом передумала и я оставил её там недоделанную).
Мне очень интересна акустика скрипки. По аналогии с тем как у струны есть свои колебания, также как у плоскости есть свои гармоники. Так называемые фигуры хладни. На разные резонансы – разные узоры. Та же история и с корпусом. Имея контроль над резонансами корпуса — ты имеешь контроль над звуком.
Я называю создание скрипки архитектурой звука. Звучащая скульптура. Я каждый день читаю статьи по акустике, по лаку есть отдельные исследования, это постоянное совершенствование.
Помимо скрипок я еще увлекаюсь горловым пением. Когда-то давно я нашел Вконтакте ансамбль Пхурпа и офигел от их звучания. Они поют мантры тибетской религии Бон. Слушал, слушал, сходил на концерт, после концерта подошёл к их отцу-основателю Алексею Тегину (совершенно космический чувак, можно его шаманом назвать). Спросил: как к вам вообще попадают? Он сказал, что «мучает иногда ребят». На вопрос как попасть к нему в «мучение» посмотрел оценивающе и дал свой номер телефона. Я к нему начал захаживать еще до Америки, он мне показал, как это делать, я научился. Потом поехал в Америку, там начал практиковать всякие Тувинские стили. Когда я там жил в большом апартмент-комплексе, то ходил на подземную парковку рычать, там была чудесная акустика. Вернувшись в Москву, написал ему, что хочу быть частью Пхурпы. Я ходил учиться к ребятам, которые там поют, репетировал, а потом начал с ними выступать. У нас много гастролей. До пандемии мы были по 3-4 месяца в основном в Европе где-нибудь. Самое дальнее место, где мы были на гастролях – Тасмания.
Когда я начинал увлекаться горловым пением, я работал в Консерватории в Рахманиновском зале работником сцены и там меня подменял один студент из Тувы. Я сходил к нему в гости в общагу, он мне показал свой инструмент – игил – и рассказал легенду о происхождении этого инструмента. По легенде у мальчика был конь, какой-то злой хан убил этого коня, конь явился мальчику во сне и сказал: «Сделай из моего тела инструмент и тогда мы вечно будем вместе». Я подумал, почему бы не довести идею до крайности и не сделать весь инструмент из коня. Череп я нашел на Авито. В Монголии и в Туве есть инструменты сродни этому (одна палка две струны): игил и морин хуур. Хочется научиться играть на этом инструменте для сольного проекта.
