Уставшая после работы Оля вошла в электричку и радостно плюхнулась на сиденье. Время было позднее. Народу было мало. Напротив нее сидел какой-то мужчина. Она посмотрела на него... и ей стало просто физически плохо.
В мужчине все кричало о смертельной усталости. О загнанности. О том, что все это может очень плохо кончиться. К тому же очень скоро. У него были совершенно потерянные глаза с темными кругами и большие морщины, хотя он был еще не стар. Их глаза встретились.
- Нельзя столько работать, - сказала Оля неожиданно для себя. - Сгорите. Да вы уже горите, черт возьми! Пожалейте себя, а?
...Он говорил, говорил и говорил. Рассказывал ей всю свою жизнь, как рассказывают только случайным попутчикам. Про жену, которая не понимает от слова "совсем". Про работу, которая встает без него. Про коллег, которые "не вывозят", а "вывозить" опять приходится ему одному. Опять про личные проблемы. И опять про рабочие. Когда его монолог закончился, Оля поняла, что она в часе езды от своей остановки, а на дворе почти ночь.
- Вот вам на такси, - засуетился Олег, - это ж по моей вине вы столько проехали... И визитка вот моя... Давайте встретимся?
- Вы лучше с женой поговорите откровенно, - сказала Оля. Но визитку все-таки взяла.
В следующий раз они встретились в больнице. Олег внял совету Оли - поговорил с женой откровенно, и семейная жизнь у них наладилась. Он попытался разрулить и рабочие дела с какой-то долей успеха, но... она была права. На момент встречи с ней он уже горел. Он лежал на белоснежных простынях элитной онкобольницы. Весь стол был завален фруктами и соками. Всё это оплачивали те, кому Олег помог - их оказалось очень много. Он был лысым и почти прозрачным. Но глаза... глаза кричали, что их обладатель хочет жить. Увидев, что Оля пришла не одна, Олег попытался приподняться на локте, но не смог. Таня, его жена, удивленно посмотрела на Ольгиного спутника.
- Я в храм тогда пойду, - сказала Таня - непричесанная, с опухшим лицом. Тот, кто пришел с Олей, проводил ее острым, цепким взглядом.
- Редкая у тебя жена, золотая, - сказал старый монгол.
Его карие глаза внимательно разглядывали Олега. Монгол был морщинистым, невысокого роста, но коренастым и крепким. Олег подумал, что в молодости тот занимался борьбой или чем-то таким.
- Дай руку, - сказал монгол. И Олег понял, зачем Оля его привела. Восточная медицина творит чудеса, он что-то об этом слышал... В его сердце затеплилась слабая надежда. Монгол держал его запястье, нажимая то одним, то другим пальцем. Наконец он отпустил руку Олега и опять стал внимательно его разглядывать. Ольга пошла к двери, но Алтаджин - так звали монгола - ее остановил.
- Ты уже пойман арканом Хозяина смерти, мой друг, - сказал Алтаджин. - Прости, я ничего не могу для тебя сделать. Вот эти пилюли, - он достал из кармана коробочку, - немного облегчат твои боли. Ты ведь отказываешься от ваших лекарств?
- Откуда вы... - удивился Олег. Он действительно отказывался от обезболивающих. Но Алтаджин уже стремительно вышел из палаты. Оля метнулась за ним.
- Ты хорошая женщина, - сказал он ей. - Жаль, мы не встретились с ним раньше.
...Хоронили Олега на родине - он хотел покоиться рядом с матерью. Маленькая церковь была переполнена. Все плакали. Вдруг кто-то тронул Олю за плечо. Она обернулась. Сзади стоял Алтаджин в поношенном черном костюме.
- Откуда вы здесь? - спросила она шепотом. - Вам же никто не говорил, где...
Алтаджин пожал плечами и сделал ей знак выйти на улицу. Почему-то перечить этому человеку было невозможно. Снаружи был ослепительный солнечный летний день, и казалось, что в такой день просто не может быть похорон...
- Красивые у вас церкви, - сказал Алтаджин. Ольга поежилась под его взглядом, как будто требующим чего-то. Монгол помолчал еще немного и добавил:
- Мне девяносто два года, из них шестьдесят пять я врач. Но к смерти я так и не привык, - и пошел к своей старенькой машине.
Оля вернулась в церковь. А когда отпевание закончилось, откуда-то набежала большая туча, разразившаяся проливным дождем, а потом - сказочной красоты радугой.