Еще в 1950-60-е годы Василий Аксенов, представитель «исповедальной прозы», сначала утверждал, что «исповедальники» начали свою деятельность чуть ли не в полной пустоте, в то время как рядом работали М. Пришвин, А. Платонов, М. Шолохов, Л. Леонов, Ю. Казаков, В. Овечкин, Г. Троепольский и многие другие талантливые писатели – какая уж там пустота! А позже тот же В. Аксенов и его дружки не менее категорично заявляли, что в литературе «деревенщики» им мешали работать.
Надо полагать, тем, что всеми этими скучными, надоевшими героями, темами и проблемами, с их «несовременным» языком и т.п. мешал Ф. Абрамов с его романом «Пряслины», с его «главным мужиком» Мишкой Пряслиным и «примитивной» народностью. Конечно же, мешал М. Алексеев своим романом «Вишневый омут» – ведь в книге нет заморских «апельсинов из Марокко», прекрасных английских кораблей, картонных мальчиков и девочек, а все какие-то мужики да бабы со своими «вечными» проблемами и мировыми вопросами, а главное – только труд и работа, работа... Скучно все это, нет праздника жизни. Мешала «катаевским мальчикам», разумеется, прекрасная лирическая проза В. Солоухина с его чистым, как слеза, русским языком, русскими женщинами, наконец, с христианскими мотивами добра и справедливости, таким ясным и простым патриотизмом и гуманизмом послевоенных лет. Все это было так далеко от сладких сказочек в западном стиле в духе «Бригантина поднимает паруса» или натужной романтики «Продолжения легенды»... А главное – от красивой «забугорной жизни», о которой мечтали персонажи В. Аксенова и Ко. «Уродливые плоды деревенской прозы»... Что это такое? Может быть, это повесть В. Астафьева «Перевал» (1959), в котором перед нами предстает хорошо знакомый и по поздним произведениям писателя мир сиротского детства, величественной сибирской природы, деревенских обычаев, сложных человеческих отношений?
У главного героя повести – десятилетнего мальчишки Ильки тонет мать, он не ладит с мачехой, чуть не убивает ее, убегает из дома, скитается в лесу. Ему часто снится дом. «Неприветливый, вроде бы чужой, а все-таки дом. И мачеха снится. Что знает о ней Феша? Разве она знает, как коротали вместе страшную зиму мачеха и Илька? И тоже где-то глубоко, глубоко, будто в загнете угли, подернутые пеплом, хранятся добрые чувства. Она их никому не показывает». Его отец – мягкий, бесхарактерный человек, «кисель», единственные же защитники Ильки в этом мире – бабушка и дедушка, но они живут в другой деревне.
Писатель неторопливо рассказывает о душевном созревании мальчика. Илька вынужден бросить школу, он присоединяется к бригаде сплавщиков, приобщается к взрослой жизни, тяжкому труду. Среди сплавщиков Илька встречает сильных людей, которые служат для него примером человечности, мужества, высокой морали. Таков, например, бригадир Трифон Летяга, который, рискуя своей жизнью, спасает одного из сплавщиков. Илька усваивает эти уроки «умной самоотверженности», человеческой порядочности.
Повесть написана подчеркнуто просто, композиционно ясно, в виде коротких главок – «Мать», «Мачеха», «Встреча со сплавщиками», «Уха», «В сушилке» и т.п. Такой же принцип Астафьев будет использовать и в более поздних произведениях.
В повести есть драматические сцены, в которых показан крутой характер природной стихии – и упорство, мужество людей. Одна из этих сцен – борьба с лесным затором в Ознобихинском перевале. Автор рассказывает, какого напряжения сил стоит людям их победа. Мальчик не может сдержать слез. «Отчего плакал Илька, он и сам не смог бы объяснить. Он и старался не плакать, но слезы все равно катились и катились. Наверное, оттого, что сейчас ему по-настоящему сделалось страшно». О состоянии юного героя рассказывает автор, но повествование как бы переходит к самому Ильке. И мы чувствуем, что опыт этого трудного «перевала» для него не проходит бесследно. После всего пережитого герой понимает главное: «если в жизни будет трудно, если случится беда, надо бежать не от людей, а к людям»… И вывод этот не выглядит искусственным.
Или «исповедальщикам» с их поклонением западу, городскому блеску, сомнительным приключениям мешала другая повесть В. Астафьева – «Стародуб» (1960), посвященная Леониду Леонову? Здесь в центре старообрядческое село Вырубы в далекой забайкальской тайге, дореволюционное время. Тяжелая, суровая жизнь-выживание. Пожары, голод. «Вовсе примолкла деревня, притаилась, – пишет автор. – Каждая семья теперь жила сама по себе, каждая боролась с напастью в своем дворе, в своей избе. Сначала люди ходили на кладбище провожать соседей, молились по привычке, читали стихиры, а потом уже хоронили всяк своих, без обязательных обрядов, а порой и домовин».
Сельчане живут охотой, у них своя вера, свои порядки, свои обычаи, мораль. Справедливая, по-своему разумная – и жестокая. Чужих они не принимают, готовы убить, затоптать их, – как убили старого киргиза, как едва не убили «чужого» Култыша. Но он выживает, становится одним из лучших охотников. Он живет честно, помогает своим близким и окружающим. Он хорошо знает тайгу, ее законы; главный из них – не охотиться на чужой территории, не отнимать чужой добычи. И дать кров и пищу сначала голодным людям, а потом заботиться о себе.
Когда после двухлетней жары и неурожаев жители деревни начинают умирать без еды, Култыш идет в тайгу, убивает лося и отдает все мясо голодным, умирающим. Многие считают его «ангелом на крыльях», восхищаются его бескорыстием. Он живет по таежному и человеческому закону одновременно. «Тайга – клад, но с чистым сердцем надо притрагиваться к нему», – убежден Култыш, и тайга отвечает ему добром, отдает свой клад. «Вору в тайге нет места. Вору в тайге смерть», – размышляет он. Тайга для него – живое существо, как и все в мире…
Когда неблагодарные односельчане хотят отдать его в жертву, в который раз покушаются на его жизнь, он находит в себе силы защитить себя. «А вы откуда взялись? – кричит он. – Из з-земли! А тайга откуда взялась? Из з-земли! Так почему же татями живете на ней и боитесь ее, как мирового судьи?». Сам он не чувствует себя «вором», он –полноправный хозяин всего и вся. И это ощущение возвышает его над другими. Култыш – идеальный герой: «этот человек, – заключает автор повести, – был таким, что перед ним все они (жители деревни) и даже смерть были бессильны». Здесь образ героя дорастает до мифа, до притчи. И эта интонация тоже чисто астафьевская, она повторится еще не раз в поздних его произведениях.
Такая проза может мешать только тем, кого притягивает мир пустоты и бездуховности, для кого подлинная поэзия и романтика юности скучны... Многие мотивы ранней прозы найдут свое продолжение и развитие в более поздних произведениях Астафьева.
Tags: ЛитературоведениеProject: MolokoAuthor: Саватеев В.
Об одном из прототипов романа Виктора Астафьева "Прокляты и убиты" читайте здесь
Книга "Мы всё ещё русские" здесь