Она так и не пошла в плавательный бассейн, не поехала в Сокольники, где, слышала, в универмаге появились дефицитные кожаные портфели, а коротала время в номере без всякого дела — лежала, сидела, снова лежала. Нахлынула апатия, сковала волю, все валилось из рук. Спрашивала себя: «Почему я так раскиселилась, вон ведь и погода за окном — лучше не надо, а я торчу в номере, никуда не хочется, душа ни к чему не лежит». И страшилась себе признаться, что Сережка, снова ворвавшийся в ее жизнь, разбередил душу — все в ней раскидано, как в квартире, где спешно что-то искали. Разворошил, растревожил старое, а сам удрал с Мишкой рыбу ловить. Надо было отговорить его. Провела бы с ним день, пошли бы куда-нибудь, разве в Москве сходить некуда, и выяснили бы многие недоразумения, а точнее, был бы случай взглянуть хорошенько на прошлое и друг на дружку новыми глазами, кое-что высветлить, и Сережка тогда бы многое понял, можно было бы найти общий язык и можно было бы... забыть прошлое. Навсегда забыть то, что тяготит обоих. И — почему бы не попробовать? — начать жизнь снова.
Проигрывала в воображении, как бы могла сложиться их жизнь, если бы Сережка понял, что небезразличен ей, и сделал бы шаг навстречу, только один шаг. И она пошла бы за ним хоть на край света. Потому что, увидев его, поняла, как он ей дорог и что любит его, да, да, любит и всегда любила странной любовью — не всепоглощающей, как Деева, а какой-то глубинной, дремлющей, но сейчас проснувшейся, вспыхнувшей и согревшей душу.
Она уже не та Валерия, какой была пять лет назад. И он уже не прежний Сережка. Но он ей близок, да, да, как никогда не будет близок кто-либо другой, ведь они вместе выросли, учились вместе, и он был первым мужчиной, которому она себя доверила, чтобы испытать, что это такое, и потом не раскаивалась, что он был первым,— с ним это было так естественно, как не было бы ни с кем другим. И вчера, у него в номере, вдруг потянуло к нему, еле сдержалась, чтобы не покаяться перед ним и не разреветься.
Конечно, у Сережки свои жизненные планы, а у нее — свои, но их можно было бы привести к общему знаменателю, если начать с ним жизнь заново — в конце концов, ее в Бирютинске никто не держит, и ради обычного бабьего счастья — чтобы муж, чтобы ребенок, чтобы было кому посвятить себя, не абстрактно, как науке, а чтобы налицо был дорогой тебе человек,— ради такого счастья стоит на все пойти, пусть к нему в Привольск, хоть к черту на кулички, лишь бы не было разъедающего душу одиночества.
Но и в Бирютинске — если бы Сережка согласился! — было бы неплохо. Она там обвыклась, и он обвыкнется. И она введет его в курс всех институтских дел. На первых порах хватит и ее однокомнатной кооперативной квартиры, по крайней мере, ее нетрудно сменять на двухкомнатную в новом районе — оттуда, конечно, далековато до института, минут сорок автобусом, но все хвалят новый район, там хороший пляж, чистый воздух. А по работе с креаметрилом надо поставить точку. И ему и ей. Возиться с ним дальше бесперспективно.
Пусть пройдет Сережкин проект. Пусть построят новый завод. Он нужен, потому что пока еще нужен креаметрил. Пока. Ведь окрестности городов, поля и леса из года в год замусориваются отходами пластмассы — сотни лет, не разрушаясь, остаются в почве изделия из полистирола, хлорвинила, полиэтиленовая пленка, и есть угроза, что земля может быть погребена под пластмассовым хламом. Креаметрил растворяет отходы пластмассы в почве. Но крупные органические молекулы продолжают существовать. Кто доказал, что они безвредны для природы и человека? Есть совсем иные предположения.
Деев в свое время утверждал, что такие соединения опасны для окружающей среды. Да, да, она отлично помнит, что он так утверждал. Год назад рылась в его бумагах и наткнулась на оригинальную идею: он намеревался найти способ, с помощью которого можно было бы запрограммировать условия старения пластмассы уже в процессе ее изготовления. По его мнению, ключом, приводящим в действие этот скрытый до времени механизм; может быть солнечный свет и контакт с почвой.
Совершенно новый подход к делу. Не нужен будет креаметрил через десяток лет, когда удастся осуществить эту идею. Ново и оригинально. Нужно только снова засучить рукава и синтезировать разновидность ферроцена — металлорганического соединения, которое сыграет для пластиков роль своеобразной мины замедленного действия. И Сережка, если он согласится,— лично ей все равно, где с ним быть и работать, в Привольске или Бирютинске,— если он согласится,— а он, разумеется, схватится за эту идею руками и ногами,— если он согласится... Ведь тогда можно будет работать вместе, и он не пожалеет, что согласился. Она сделает все, чтобы он не пожалел, потому что... Потому что он нужен ей, да, да, и она была бы для него неплохой женой.