Стихотворение Дмитрия Веневитинова «К моему перстню» кончается следующими строками:
Века промчатся, и быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нем тебя откроет вновь;
И снова робкая любовь
Тебе прошепчет суеверно
Слова мучительных страстей,
И вновь ты другом будешь ей,
Как был и мне, мой перстень верный...
Прошло немногим более века – и действительно, прах поэта, упокоенный на кладбище Симонова монастыря, был потревожен. В 1930-х годах закрывались и уничтожались монастыри и церкви, кладбища при них ликвидировались. Была создана специальная комиссия по регистрации и перенесению останков выдающихся деятелей культуры. Прах Веневитинова был перенесен на Новодевичье кладбище.
В состав комиссии входила и Мария Юрьевна Барановская (1902-1978), впрочем, в то время она еще не была Барановской.
Мария Юрьевна была удивительным, ярким, необычным человеком, незабываемым для всех друзей и знакомых. 45 лет проработала она в Государственном историческом музее, в отделе ИЗО. Она обладала колоссальной памятью – ничего из прочитанного она не забывала, могла цитировать на память целые страницы. Прекрасно знала Пушкинскую эпоху, всех ее «действующих лиц». Для того, чтобы определить, кто изображен на безымянном портрете, ей иной раз нужно было просто внимательно вглядеться в него, подумать, «послушать» голос минувшего - и неизвестный персонаж обретал имя и биографию. Интуиция Марии Юрьевны, ее творческое воображение, смелость исследователя поражали коллег. Она обладала несомненным экстрасенсорными способностями и даже могла предсказывать будущее – но только самым близким людям.
Мария Юрьевна была замечательным знатоком московского некрополя, это и определило ее включение в комиссию. Барановская участвовала в перенесении прахов многих выдающихся людей, например Гоголя и Аксакова. С Веневитиновым ее связывала особая нить. Рассказывает А.Н. Хетагуров, реставратор ГИМ, близко знавший Марию Юрьевну:
«Мария Юрьевна очень любила Веневитинова, его поэзию, мечтала побывать на его могиле. В Москву она приехала в конце 20-х годов, В Симонов монастырь впервые попала зимой, все кладбище было занесено снегом. Устав бродить по сугробам, она прислонилась к ограде могилы. Служитель кладбища спросил у нее, какое захоронение она разыскивает. И когда она ответила: «Веневитинова», - рассмеялся : «Да вы же около нее стоите!»
Когда гроб с телом Веневитинова был вскрыт, Мария Юрьевна взяла перстень с руки поэта - «любви глашатай вековой» - и надела себе на палец!
Впоследствии перстень был передан на хранение в Государственный литературный музей. Но заклятие Веневитинова успело свершиться: в жизнь Марии Юрьевны вошла – нет, властно ворвалась! – Любовь.
Петр Дмитриевич Барановский (1892-1984) – это имя-легенда. Архитектор-реставратор, архитектор-археолог, историк архитектуры, он 75 лет отдал делу спасения, реставрации памятников архитектуры России, Украины, Белоруссии и Закавказья.
Судьба свела Петра и Марию в сложные и страшные 30-е годы. Оба были несвободны: Мария Юрьевна замужем, Петр Дмитриевич уже 20 лет женат, но он увидел черноокую черноволосую красавицу с необычайно заразительным смехом - и влюбился без памяти. Их властно тянуло друг к другу. И в один прекрасный день Петр Дмитриевич просто « украл» свою возлюбленную. Мария Юрьевна ушла из обеспеченной, вполне буржуазной семьи - с вечным преферансом по вечерам, с неизменным « Маша, чаю!» - ушла в неизвестность, в неустроенность, да и просто в бедность.
Рассказывает А.Н. Хетагуров :
«Мария Николаевна с Петром Дмитриевичем с 1939 года жили в Новодевичьем монастыре, занимая одну комнату Больничного корпуса. Теснота была страшная, все заполонили книги, портреты, предметы старины, которые Петр Дмитриевич покупал сам для создаваемого им музея в Коломенском. Мария Юрьевна всю жизнь проспала на раскладушке, всю жизнь « работала на эту проклятую печь!» - в доме было печное отопление».
Богатство Барановских было иного рода - богатство духа. Каждый из них занимался своим делом, интересы их не пересекались, но они всегда были интересны друг другу.
Уже в октябре 1933 года Петр Дмитриевич был арестован и сослан в лагеря. Первый его вопрос Марии Юрьевне при свидании в апреле 1934 года был, на месте ли Храм Василия Блаженного, за спасение которого Барановский боролся пред арестом.
Петр Дмитриевич не боялся никогда отстаивать свои убеждения, идти один против всех, не признавал компромиссов, не знал пощады ни к себе, ни к другим.
Памятник архитектуры никогда не был для него просто постройкой, сооружением, - нет, это было воплощение некой духовной субстанции, народной души, народной памяти. Реставрацию Барановский сравнивал с лечением - лечением сознания. Любую утрату он воспринимал трагически - утрату ли единственного кирпичика, утрату ли целого храма. Это была потеря памяти. Разрушение храма он переживал как смерть близкого человека, не спал ночами и делал все возможное - а иногда и невозможное - чтобы спасти и сохранить церковь, собор, монастырь.
Петр Дмитриевич до самой глубоко старости сохранил ясный ум, страстный характер и до последней минуты продолжал свою пламенную борьбу по спасению Истории и Красоты.
Перстень Веневитинова соединил между собой две эпохи, четыре ярких, творческих личности. Разные у них судьбы, разные участи, но одно объединяет их несомненно - любовь к прекрасному:
Блажен, блажен, кто в полдень жизни
И на закате ясных лет,
Как в недрах радостной отчизны,
Еще в фантазии живет.
Кому небесное – родное,
Кто сочетает с сединой
Воображенье молодое
И разум с пламенной душой.
В волшебной чаше наслажденья
Он дна пустого не найдет
И вскликнет, в чувствах упоенья:
«Прекрасному пределов нет!»