Незримые, но прочные нити связывали их

Точно такое состояние он испыты­вал месяца три тому назад в Привольске, когда уже была за­вершена работа над проектом, которому он посвятил два с половиной года. Даже больше — почти три... В пятницу на со­вещании примут его проект — как дважды два.

«Было бы хорошо поехать завтра с Мишкой... В пятни­цу — заседание. А в субботу — уже дома. И — в отпуск. Надо бы позвонить в Привольск — пусть там порадуются».

Снял трубку и заказал Привольск. Минут через пять раз­дался звонок и голос телефонистки:

— Линия повреждена, с Привольском нет связи. Перенес­ти заказ?

— Нет, снимите.

И подумал: «В пятницу пошлю телеграмму».

Потом ждал Валерию. Ходил из угла в угол. И думал о ней. Представляет ли Валерия, какую роль она сыграла в его жизни? Когда-то незримые, но прочные нити тянулись от не­го к ней. Незаметно для себя, помимо воли Валерия руково­дила его поступками, вызывала в нем стремление быть луч­ше, предприимчивее. Он делал все возможное, чтобы заво­евать ее уважение. Ему всегда казалось, будто она во всем стоит на ступень выше его, и ему всегда хотелось встать с ней на равную ногу. Он даже поступил в тот самый институт, в котором училась она. По четырнадцать часов в сутки сидел над учебниками, и все-таки поступил. А не будь ее — не по­ступил бы. Так теперь странно, но в детстве — самому поду­мать смешно! — мечтал стать машинистом. Машинистом был его отец. И дед тоже был машинистом. В бабушкином альбоме хранилась фотография: дед возле паровоза. Дед был высокий, приятное, крупное лицо, усы, а паровоз — смех: высоченная труба, открытая будка машиниста, и дед казался намного вы­ше этого древнего паровозишка.

Наконец в дверь постучали. Вошла Валерия, села па ди­ван. Заговорила о японской выставке, о том, что взяла там не­сколько интересных проспектов — обязательно покажет их в институте, и, возможно, им удастся заполучить одну ориги­нальную измерительную установку.

— Признаюсь, я очень удивился, когда узнал, что ты в БИИХМе,— сказал он.— Ты всегда была так далека...дале­ка от науки.

— Ошибаешься. Ведь я была не только женой Деева, но... как точнее... внештатной ассистенткой. Когда он заболел, мне пришлось познакомиться со всеми его работами.

Но этого мало. Надо загореться, увлечься. Наукой мо­жет заниматься не всякий.

— Ты так думаешь? — Она сдвинула брови.— Нужны особые таланты? Но ведь ты занимаешься и даже защитил кандидатскую...

Логачев молча проглотил пилюлю. Как дважды два — если она рядом, ему никогда не отделаться от чувства собственной неполноценности. Пройди еще два десятка лет — все будет так же... «Двоечник!» Этот крик навсегда застрял в ушах. С тех пор он опасался попасть ей на язык, боялся ее быстрого взгляда, брошенного всегда искоса,— никогда, никогда он не чувствовал себя с ней на одной ноге. Почему?

— У меня нет выдающихся способностей,— продолжала она.— Я заурядная. Но ведь не боги горшки обжигают, не одни гении движут науку. По мере сил и возможностей я тоже вношу свою лепту, пусть очень и очень скромную, но вношу. Наверное, мой вклад ничего для науки не значит, но лично для меня это — все... Ты понимаешь, о чем я?

— Конечно.

— Ведь люди борются за уважение, за свое место среди других, за свой престиж. Каждый выбирает свою ниву. Я вы­брала БИИХМ. Что ж, на сей раз мне не повезло, но... Васин сказал, будто утвердят вашу схему. Он якобы слышал.

— Все решится в пятницу.

— А ты...— Она подошла к окну.— Положа руку на серд­це, ты считаешь, наша схема плоха? Никаких шансов?

— Ты имеешь к этому серьезное отношение?— Логачев кивнул на папку с чертежами БИИХМа.

- Да.

Он встал из-за стола. В наступившей тишине она при­стально следила за каждым его движением, комкая в руке желтый платок.

— Ваша установка дает маленький полезный выход,— на­чал он.

— Соответствует лучшим зарубежным стандартам.

— Мало, очень мало.

— Значит, никаких шан­сов?

— Никаких.

— А я так надеялась!

— Конечно, убито много труда. Но если рассматривать в плане общего дела, в интересах производства...

— Ах, оставь риторику.

— Хорошо, оставим. Но ты, лично ты, я не понимаю, что выгадаешь лично ты, если ваша схема пройдет?

— Получу моральное удовлетворение. Разве мало?

— Немало. Но что поделаешь, что поделаешь...

Кстати, кто автор? Чей замысел?

— Скажу только тебе, пусть останется между нами, Деев имеет... имел... имеет самое прямое отношение к проекту. По­сле него осталось столько незавершенной работы! Десятки папок. Надеюсь, ты меня понимаешь.

Еще бы!.. Как дважды два! В свое время схемой занимал­ся Деев, вернее, у него была какая-то идея... Работая над проектом, ни Валерия, ни ее сослуживцы не поняли сути. Мысль захлебнулась, пошла ко дну. Правда, достать ее отту­да и оживить — проще простого. Но кто оживит? Возможно, со временем кому-нибудь придет в голову та же самая идея. Но это будет не скоро! Да и будет ли? А проект нужен завт­ра. И лаборатория ему нужна в этом году. Деева нет, и его работой воспользовалась Валерия.