(из цикла «И память Каменки любя…»)
Ещё один обитатель Каменки, о котором писал А.С.Пушкин, - Александр Львович Давыдов. Причём описан он поэтом чаще всего без имени, но так, что легко узнавался.
Нельзя, мой толстый Аристипп:
Хоть я люблю твои беседы,
Твой милый нрав, твой милый хрип,
Твой вкус и жирные обеды,
Но не могу с тобою плыть
К брегам полуденной Тавриды.
Прошу меня не позабыть,
Любимец Вакха и Киприды!..
Интересно обращение: греческий философ Аристипп учил, что счастье заключается в наслаждении (а тут ещё и «толстый Аристипп»!). Юмористическая характеристика адресата как будто подтверждается всеми, кто его знал. «Известный гастроном того времени, Александр Львович Давыдов, прославился своей невероятной тучностью. Обеденный стол перед его местом пришлось вырезать по форме его живота - иначе он не мог брать еду со своей тарелки. Свой культ еды он довёл до того, что, отправляясь в Париж, он брал с собой своего крепостного повара и когда приходил в ресторан, то посылал его на кухню, чтобы он указывал французским поварам особенности его вкуса», - так передавал семейные предания правнук его брата А.В.Давыдов.
Однако запомнился этот человек и вещами вполне достойными и отнюдь не анекдотичными.
Старший брат декабриста по семейной традиции достаточно рано вступил в военную службу и принял участие во всех крупных кампаниях своего времени. В 1805 году во главе эскадрона Кавалергардского полка полковник Давыдов участвовал в битве при Аустерлице, в 1807 он в сражениях с французами командовал уже полком, в 1808-м – воевал со шведами в Финляндии. Уволился из армии «за болезнью с мундиром» в 1810 году, но в 1812-м Давыдов вновь в армии, назначен в авангард М.А.Милорадовича, сражается под Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой, Красным, затем – крупнейшие битвы заграничного похода, окончившегося для него под Парижем. Неоднократно был награждён, в том числе тремя иностранными орденами, а среди российских наград – Георгиевский крест и Золотое оружие «За храбрость». Был ранен в щёку, в грудь осколком гранаты и дважды в руку сабельными ударами (а это уже рукопашная схватка!).
А вот чинами бывал и обойдён: в армии было шесть Давыдовых – командиров разных частей, возникла путаница, и полагавшийся ему генеральский чин Александр Львович получил лишь при увольнении со службы «за полученными ранами» 4 июня 1815 года.
Выйдя в отставку, Александр Львович поселился с семьёй в Каменке, где зажил в своё удовольствие. Писатель Г.П.Данилевский вспоминал: «Высокий, тучный, светло-русый и величавый, от природы неподвижный, ленивый и всегда полудремлющий, Александр Львович, как и его мать, был весьма схож с дедом Потёмкиным».
Лень Давыдова подчёркивали все, кто его помнил, но, думается, что и она развилась уже на покое…
Каменка, центр не только роскошных пиров, но и бурных литературных и политических споров, влекла к себе многих. Вспоминали, что Александр Давыдов был равнодушен к политическим интересам собиравшихся в Каменке декабристов. По воспоминаниям И.Д.Якушкина, присутствуя на их сходках, он «дремал», однако Пушкин в послании к Василию Давыдову будет вспоминать время,
Когда и ты, и милый брат,
Перед камином надевая
Демократический халат,
Спасенья чашу наполняли
Беспенной, мёрзлою струей
И за здоровье тех и той
До дна, до капли выпивали!..
«Тех» - карбонариев, «той» - вольности…
4 декабря 1820 года Пушкин отражены напишет Н.И.Гнедичу: «Теперь нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского».
Это уже после пушкинский тон станет насмешливым. Почему? Хорошо известно письмо А.Л.Давыдова И.Н.Инзову (непосредственному начальнику Пушкина) от 15 декабря 1820 года: «Милостивый государь, Иван Никитич. По позволению вашего превосходительства, Александр Сергеевич Пушкин... с генералом Орловым намерен был возвратиться в Кишинёв; но, простудившись очень сильно, он до сих пор не в состоянии предпринять обратный путь. О чем долгом поставляю уведомить ваше превосходительство и притом уверить, что коль скоро Александр Сергеевич получит облегчение в своей болезни, не замедлит отправиться в Кишинёв».
Болезни, видимо, не было, так как, получив любезный ответ («До сего времени я был в опасении о г. Пушкине, боясь чтобы он, невзирая на жестокость бывших морозов с ветром и метелью не отправился в обратный путь и где-нибудь при неудобствах степных дорог не получил несчастья. Но получив почтеннейшее письмо ваше от 15 сего месяца, я спокоен и надеюсь, что ваше превосходительство не позволите ему предпринять путь, поколе не получит укрепления в силах»), Пушкин вместе с Давыдовыми «отправился», но не в обратный путь, а в Киев. Потом были ещё путешествия, и в Кишинёве Пушкин появился только весной. Может быть, как предполагают биографы, в это время Давыдов-старший проявил по отношению к поэту в чём-либо высокомерие? Или принял покровительственный тон? Не знаем и не узнаем, вероятно, уже никогда.
Новые встречи Пушкина и Давыдова в 1823-1824 г.г. были уже не самыми приятными. Во всяком случае, в октябре 1823 года поэт напишет А.Н.Раевскому, с которым ещё очень дружен: «Ваш дядюшка, который, как вам известно, свинья, был здесь, перессорил всех и сам со всеми поссорился. Я готовлю ему замечательное письмо под-аккорд №2, но на этот раз он получит изрядную ругань, дабы быть, как и все посвящённым в секрет». Что за секрет и какова была «изрядная ругань», сейчас не скажет никто, так как письмо, если оно и было, до нас не дошло…
В это же время Пушкин работает над первой главой «Евгения Онегина», где будет упомянут
… рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и женой.
Глава ещё не будет напечатана, а С.Г.Волконский уже упомянет в письме Пушкину о Давыдове: «Извещаю вас, что я поместил по поручению отца величавого рогоносца сына его в Царскосельский лицей». Потом именно так будет называть Давыдова в своих мемуарах И.Д.Якушкин – видно, верно схвачено было!
О семейных отношениях Давыдовых я расскажу в следующей статье, а пока упомяну, что сам Давыдов, видимо, к поэту продолжал относиться неплохо. Об этом говорит и послание к «толстому Аристиппу», написанное Пушкиным в Одессе в 1824 году (тогда поэт, конечно же, не мог путешествовать с ним) и опубликованное в 1829 году, ещё при жизни адресата, под заглавием «Д...у» и с подзаголовком «На приглашение ехать с ним морем на полуденный берег Крыма»:
Но льстивых од я не пишу;
Ты не в чахотке, славу богу:
У неба я тебе прошу
Лишь аппетита на дорогу.
В заметке «Лица, созданные Шекспиром…» в «Table-talk» Пушкин изобразит Давыдова и его сына Владимира: «В молодости моей случай сблизил меня с человеком, в коем природа, казалось, желая подражать Шекспиру, повторила его гениальное создание.*** был второй Фальстаф: сластолюбив, трус, хвастлив, не глуп, забавен, без всяких правил, слезлив и толст. Одно обстоятельство придавало ему прелесть оригинальную. Он был женат. Шекспир не успел женить своего холостяка. Фальстаф умер у своих приятельниц, не успев быть ни рогатым супругом, ни отцом семейства; сколько сцен, потерянных для кисти Шекспира!
Вот черта из домашней жизни моего почтенного друга. Четырёхлетний сынок его, вылитый отец, маленький Фальстаф III, однажды в его отсутствие повторял про себя: ‘’Какой папенька хлаблий! как папеньку госудаль любит!’’ Мальчика подслушали и кликнули: ‘’Кто тебе это сказывал, Володя?’’ — ‘’Папенька’’, — отвечал Володя».
Имя снова не названо, но персонаж узнаваем. Позволю себе усомниться лишь в слове «трус»: сам характер ран, полученных Давыдовым на войне, говорит, что встретиться с врагом лицом к лицу он не боялся.
Конец жизни Давыдова был печален: разорение, семейный разлад… Умер он в начале 1833 года в своём имении Грушовка Киевской губернии, где провёл последние годы жизни.
Сын его, «маленький Фальстаф III», полковник русской императорской армии, дослужился до чина действительного статского советника (4-ый класс Табели о рангах), но известность получил лишь из-за громкого бракоразводного процесса. Женат он был дважды, но умер бездетным.
А о женщинах их семьи нужно говорить особо…
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Здесь карта всего цикла о Каменке
Навигатор по всему каналу здесь