На танго есть одна дама, появление которой сдирает с меня весь непрочный, и без того слишком тонкий слой уверенности в себе.
Она хрупкая.
Бывают девушки тонкие, маленькие, какие угодно, но настоящая хрупкость встречается редко. Наверное, это дар. Дело не в телосложении, а в повороте головы, этом взгляде оленёнка из мультика, чересчур прямой спине, общей ауре беззащитности.
Когда она в паре, мужчины меняются в лице. Двигаются по-другому. Держат ее за лопатку бережно, как цветок на морозе. Кажется, такая хрупкая дама в руках сразу делает их героями и защитниками.
Во мне рядом с ней просыпается рабоче-крестьянская женщина образца 1917 года. Я впервые понимаю, почему тогда, в революцию, эти сильные женщины в потрепанных тулупах были так безжалостны к представительницам интеллигенции.
Она другая. Как будто мы вообще из разных видов.
Я вижу ее украшением дома. Вижу в гостиной среди позолоченных подсвечников, встречающей гостей. Вижу, как она рисует акварели, играет на пианино, вышивает, ведёт светскую беседу. Вижу выходящей из экипажа, прячущей тонкие руки в перчатках в белоснежном манто.
Мне нравится быть мной. Быть сильной и здоровой, самодостаточной. Независимой. Уметь решать проблемы, нести ответственность. Наслаждаться всем, что делаю.
Но рядом с ней все мои достоинства кажутся такими плебейскими. Такими низменными.
Нужно очень крепко держаться за идею собственной независимости и партнёрства в любви, чтобы не пожалеть о том, что никто никогда не будет держать меня в руках вот так бережно - как будто я вот-вот исчезну.
