Я весь день искал Башку, а он как сквозь землю провалился. Я не хотел смотреть выступление Загитовой на Japan Open 2019 без него, так как среди двух с половиной моих знакомых в Москве только он был настоящим поклонником нашей любимой фигуристки.
Обнаружил я его в соседнем дворе ближе к вечеру. Он лежал, словно пожухшая осенняя листва, в песочнице, зарывшись носом и козырьком бейсболки в песок. Руки его были разбросаны в разные стороны и составляли вместе с телом фигуру мученическую – тянувшую не меньше чем на жертвенный крест. Пальцы глубоко врезались в белую сыпучую массу и сжимали её в ладонях, так, как будто он хотел зарыться в неё весь без остатка. Грибок песочницы оберегал Башку от дождя, а местная детвора старалась выбирать альтернативные места для игр. Я подошел к нему и тихо спросил:
- Башка, ты живой?
Через секунду пальцы его слегка разжались, а голова оторвалась от песка, вызвав обвал отпечатка его помятого портрета.
- Вселенная… - Прохрипел он не смазанными голосовыми связками.
- Что вселенная? – Спросил я, соболезнуя его жалкому виду.
- Вселенная говорила со мной… А ты помешал, - обиженно ответил Башка.
- Не знаю, как во вселенной, а в нашем мире, в Японии на Japan Open, Загитова - лучшая. Вот пришёл с тобой запись трансляции посмотреть, - сказал я, вынимая планшет. – Сам не смотрел ещё, тебя искал.
Башка оживился, закряхтел и сел, прислонившись к ножке грибка.
- Садись давай рядом и включай свою хренатень, - предложил он.
- Не нассал тут? – с опаской спросил я, поглядывая на спрессованный песок.
- Как можно, старик, в месте где дети играют и вселенная с тобой разговаривает – под пирамидой? Что я животное?
- Выдержишь восемь минут без опохмела? – переживая за состояние Башки, спросил я.
- А то! Святое!
Я сел рядом и включил трансляцию. Кажется, мы не видели Алину вечность и на эту ледовую пустыню вышла уже настоящая царица. Сами Боги выбрали ее править человеческими сердцами, а мы, загипнотизированные её волшебными движениями и страстными взглядами могли только обездвижено наблюдать за ней, превратившись в обнаженное чувство. Первые ноты восточной мелодии унесли нас далеко из холодной московской песочницы к жарким египетским пескам, к вечерним Александрийским огням, на родину пирамид. Перед нами плавно парила истинная красота и женственность, та что сохраняется лишь в нескольких мгновениях жизни, но пребывает с нами навсегда. Мы пали с Башкой перед ней, как падали до нас города и Цезари.
Короче, мы не смогли сдержать эмоций с Башкой и прослезились. Все что я смог спросить у него сейчас — это его настоящее имя, потому что нет в жизни момента, более располагающего к зарождению нормальных мужских отношений, чем этот.
- Как тебя зовут то, Башка? - Пытаюсь как-то переключить внимание от обнимающихся Загитовой и Трусовой, четвертные которой пока получаются какими-то механическими.
- Сегодня меня зовут Марк Антоний, а Алина моя Клеопатра! – прохрипел Башка в рыжую бороду, которой точно не могло быть на лице у римского военачальника.
- Слушай, Марк Антоний, а этим двум опахалоносцам дико фартануло. По двадцатке зелени девчонки им подвезли. И это за последние места по мужикам. Как тебе? – спросил я, ковыряясь с планшетом, но Башка уже не слышал меня, он снова зарылся в песок, словно решил вернуться в Египет, а может вселенная уже заговорила с ним - так мы вернулись в песочницу.