Чего проще! Но промолчала, всем своим существом давая понять, как она его презирает.
Нужны были ему ее советы! Он сам, оказывается, нашел выход из положения: сдает три комнаты приезжим. Постояльцев пускает не больше чем на месяц. Чтобы не заживались.
Но некоторым поблажку дает. Конечно, им влетает в копеечку. Но ведь в гостиницах не всегда можно найти свободные места. К тому же все комнаты у него раздельные, два холодильника, одна комната сейчас пустует.
— Вы в Москве частенько бываете?
Оказывается, он имеет постоянную клиентуру: снабженцы, толкачи, часто наезжающие в столицу. Им у него превосходно. Что ни говори, а командированные не святые, у многих из них тут своя личная жизнь, в которую он не вмешивается.
— Давайте я вам свой телефончик на память оставлю. Когда приедете, если в гостиницу не устроитесь, позвоните мне. Я до семнадцати часов дома бываю, а после семнадцати меня в ресторане ищите.
Он не вручил — сунул ей в руку карточку с номером своего домашнего телефона, отпечатанным на пишущей машинке,— видимо, понял, что не на ту нарвался. Пожелал ей всего доброго и растаял среди прохожих.
Странный, очень странный тип. Но и вы, Валерия Дмитриевна, хороши... Вечно вас подмывает поэкспериментировать над мужчинами. Над Сережкой Логачевым так наэкспериментировалась, что он, бедняга, даже в ужас пришел, когда увидел тебя.
Ну, может, не в ужас, но, по крайней мере, радости на его лице не заметила. А сама обрадовалась. Потому что втайне постоянно томилась жаждой увидеть его. Разве не так? А зачем, спрашивается? С какой целью? Чего же все-таки ты от него хочешь? Кто он для тебя? Кем был?.. Ни на один вопрос не можешь ответить. Но почему?
Вон, в урну, бумажку с телефоном здоровячка. Он-то чего хотел? Может быть, искал подходящую квартирантку? Чтобы не пустовала третья комната в его большой квартире?
Телефонный переговорный пункт — удобное место для поиска, там много приезжих, которым нужен временный приют. А свои дурацкие комплименты отпускал, возможно, с одной целью: расположить к себе — ведь зверь на ловца бежит. Вероятнее всего.
И на сей раз тебя интуиция подвела, уважаемая Валерия Дмитриевна. Так- то вот. Не делай скоропалительных выводов — на них ты всегда горазда.
Коридор министерства. Двери, двери... Пахнет олифой. Стук пишущих машинок.
Логачев остановился в конце коридора. Вот нужная комната. Постучал. За дверью:
— Да, да, войдите!
Куратор — знакомое землистое лицо, сигарета в уголке рта. Улыбнулся, обнажив прокуренные зубы.
— С приездом! Поездом, самолетом?
— Прилетел вчера.
Заваленный бумагами стол. Горка окурков в пепельнице.
— Присаживайтесь.— Куратор кивнул на стул.— Мы задержим вас ненадолго.— Он загасил сигарету в пепельнице.— Комиссия ознакомилась с вашей схемой. У вас есть копия? Отлично. Давайте сюда — па всякий случай. Заседание в пятницу.
Куратор говорил короткими рублеными фразами. Точно диктовал телеграмму. Ни одного лишнего слова.
Зазвонил телефон.
Куратора куда-то вызвали.
— Вы поскучайте немного, я скоро вернусь,— сказал он.
«Хорошо, если в пятницу все решится,— подумал Логачев. А в субботу — уже дома. Во вторник пойду в отпуск. В Крым? Лучше дома... Соберусь с мыслями. А в сентябре Козлов уходит на пенсию! Дали бы только лабораторию! А там, годика через три... ну, может, через четыре — докторская. Конечно, банкет...»
Представил, как на банкете с бокалом в руке поднимается Чурсин, директор института. На его одутловатом лице — торжественное выражение.
«Дорогие коллеги! — Логачеву показалось, будто он слышит голос директора,— Мы собрались сюда, чтобы поднять бокалы за уважаемого Сергея Гавриловича...— Логачев так ясно представил себе все это, что мысленно видел капельки пота на розовом покатом лбу Чурсина и как он отирает платком раскрасневшееся лицо.— За первого доктора в нашем институте. Сергей Гаврилович пришел к нам не со стороны. Он наш, он вырос на наших глазах, в нашем институте...»
Снова зазвонил телефон. Логачев привычно потянулся к трубке, но тут же отдернул руку. Через несколько секунд телефон умолк. Из глубины памяти выскочила нелепая фраза:
— Тили-тили тесто, жених и невеста!
Так кричал Мишка, когда видел Сергея с Леркой.
Пустырь. Вокруг лебеда и крапива. Лерка прячется в высокой лебеде и зовет:
— Найди меня!
Он шарит в густой траве. Обжигает руки и ноги крапивой. Наконец хватает ее за плечо.
— Пусти! — вырывается она.— У тебя руки в цыпках!
— Нет.— Он смотрит на свои руки.
— Мне мама так сказала — весь ты в цыпках. Потому что ты всегда грязный и беспризорный.
— Я не беспризорный, у меня бабушка есть.
— Фи! Бабушка! У меня мама и папа есть, а у тебя нет. И у тебя цыпки. Я больше никогда с тобой не буду играть. Мне мама не велит. И Мишка дразнится. Мне мама сказала: «Только пусть он к тебе еще раз подойдет...» Тебе папа ремнем задаст. Он знаешь какой сильный! Он с тебя кожу спустит.
— Не спустит.
— Вот увидишь, всю кожу спустит!