Точно так же тошно от голоса пожилого здоровяка — гом! гом! Бубнит и бубнит. Неужели не замечает, что его не слушают? Не мужчина, а глухарь на току.
Поскорее бы дали Бирютинск!.. Тогда конец и неприятному соседству, и воспоминаниям о Лискине, вернее, о той гнусности, которую он выкинул по отношению к ней, Валерии...
А ведь сперва искренне ему сочувствовала, глядя, как он убивается. Но боже!
Сколько он лекарств получает от сослуживцев, такое пристрастие к ним трудно объяснить его стрессовым состоянием, очевидно, Лискин вошел в азарт и явно переиграл свою роль. И засомневалась: а была ли пропажа? Было ли чему пропадать?
Работала тогда в институте без году неделя. Все тут было ей внове. Казалось, в Минске — там был иной мир. Или за спиной мужа не видела леса?
Здесь многое на первых порах удивляло — люди, их отношения. Часто принимала всерьез то, что заслуживало иронической улыбки, игровые моменты в межличностных отношениях сходили за чистую монету, личины — за настоящие лица.
Только много позже раскусила до конца этого Лискина. И тогда история с пропажей бумаг предстала в новом свете.
А пропадать, как позже выяснилось, было нечему. Потому что так называемые труды Лискина, его «мысли вчерне и набело» были мнимыми. Плоды воображения самого Лискина.
И три исчезнувшие папки — лишь видимость той работы, которой он никогда не занимался. Ни много ни мало — десять лет делал вид, будто корпит над докторской.
С апломбом, где только можно, вещал о своих достижениях. Когда же приспело время выйти хоть с толикой из проделанного за десятилетие, папки с его «трудами» внезапно исчезают. С концами.
Другого выхода не нашел. Да его и не было. Потому что Лискин — откровенная бездарь. Беспросветная, конченая.
Но тогда почему всерьез приняли его версию о похищении?.. Почему? Почему никто не осадил Лискина, когда он начал распространять слухи, что ее диссертация содержит якобы в своей основе те самые материалы, какие у него похитили год назад,— все эти его «мысли вчерне и набело»? Нашлись даже такие, кто «с должным пониманием и сочувствием» отнесся к клеветнику.
Нет, он не утверждал прямо в глаза, будто ее диссертация — плагиат, будто она, Деева,— воровка, нет-нет, но тонко распространялся за ее спиной, как «некто» попользовался плодами его труда, иными словами, как она его обокрала, как, мол, просто по нынешним временам приобрести научный капиталец за чужой счет — косые взгляды, намеки, многозначительные усмешки в ее адрес...
На часах — половина одиннадцатого. А Бирютинск ей пока не дают. Почему так долго?.. Скорее бы отвязаться от неприятного разговора с этим типом.
«Такая молодая и уже вдова?» В отместку ему за эту фразу она уже сказала, что муж умер как раз в том самом возрасте, в каком ее неожиданный собеседник — в сорок семь,— врачи, мол, утверждают, что для мужского организма этот переходный возраст крайне опасен, можно сказать, смерть в таком возрасте маячит у мужчин за спиной.
О! Она знает столько примеров! Но он не почувствовал укола.
— Каждому свое. Как у кого на роду написано. Мне вот пятьдесят один, а я ни разу еще у врача не был. Хотите верьте, хотите нет. Не был! Меня даже грипп не берет.
Хоть бы раз больничный взял! Не тут-то было... А жена умерла от гриппа. За неделю убралась. А ведь тоже никогда ничем не болела. Вот я и говорю: как у кого на роду написано...
Очень даже жизнерадостный у него голос. Жена «убралась» всего три месяца назад, а он уже с удовольствием смотрит Райкина по телевизору и мылится к бабенкам, надеясь, что они разделят с ним скорбь по поводу преждевременной кончины его супруги.
Без жены, оказывается, ему жизнь стала не в радость. Бедненький! Ищет подходящую кандидатуру на освободившуюся жилплощадь.
Что бы там ни было, а женщина играет большую роль в жизни мужчины. Я по себе сужу...
Аминь! Логачев бы сказал: как дважды два! Несомненно, он попытается навязать ей свое знакомство. Беззастенчив. И ума не палата.
До чего же все-таки тщеславно бабье нутро — нравится, когда на нас обращают внимание, когда глазеют вот так, как этот тип, когда делают попытки познакомиться.
Пусть ненавидишь, пусть презираешь, пусть считаешь «его» полным ничтожеством, но все равно тебе приятно слушать, как «он» рассыпается мелким бесом.
Этот тип тебе неприятен, а все же ты снисходительно улыбаешься, когда он выдает пошлые комплиментики с одесским выговором,-—впрочем, ничего удивительного, что у него такой выговор, ведь он с юга.
— Вы мне похожи на Галину Ненашеву.
«Какая наглость! Меня в жизни никто ни с кем не сравнивал... За кого он меня принимает? Но ведь ты сама же напросилась на разговор, вернее, поддержала эту нелепую болтовню,— так получай же!..
Старый пошляк». Надо же! Она похожа... похожа на певицу. Эта певица, видимо, ему нравится?
— ...Женщина из облаков моих мыслей. Вы с ней похожи.
Чуть было не прыснула вслух. Надо же! С ним не соскучишься. Женщина из облаков его мыслей. Я — или певица? Ему следовало бы уточнить. Взглянул на нее удивленно:
— Как вы спросили?
Неужели не понимает, что над ним издеваются? Пора остановить нахала!