Продолжаем публикацию воспоминаний провинциального поклонника зарубежного рока Владимира Морокова из Сыктывкара. Как в 70-х жили студенческие группы, игравшие рок, как они гастролировали по заброшенным посёлкам и выступали на танцах и как их прессовали комсомольские вожаки за антисоветское искусство. Это седьмая часть.
Первая здесь. Вторая. Третья. Четвёртая. Пятая. Шестая.
Наше пагубное влияние
С началом нового учебного года наша группа возобновила свою деятельность. Чувствовалось, что летняя поездка в Коми округ не прошла бесследно, мы стали исполнять всё ещё более чётко и сыгранно. все-таки один день оказался для группы чёрным. Выступали в рамках институтского конкурса, где отбирались те, кто будет представлять мединститут на общегородском конкурсе художественной самодеятельности вузов (их в Перми было еще пять помимо нашего).
Добавлю, что нам не раз предлагали исполнить что-нибудь патриотическое, идейно-комсомольское, но мы наотрез отказывались. Но в этом случае согласились, решили спеть какую-то песню, нашёл её и взялся спеть Женя Полев. Мы ее нормально репетировали, она была про детей отцов, которые не вернулись с войны. Всего мы играли в том концерте три песни. Первую исполнили на «пять с плюсом» к восторгу зрительного зала. Но дальше случилось непредвиденное. Во во время исполнения второй, как раз патриотической, песни наш барабанщик Андрей вдруг стал выбивать какой-то странный ритм, вроде боссановы. Переволновался что ли? Я играл эту песню на басу, удивился, но не растерялся и повел соответственно свою партию под его «боссанову». Мы сыграли песню до конца в этом странном ритме. Последняя композиция «Алёна» была исполнена в блюзовом стиле, но на этот раз почему-то прозвучала тяжело. Я в ней с досады выпилил длинное соло с потяжками в духе Дэвида Гилмора. Было понятно, что со второй песней мы капитально облажались и терять уже нечего. Оставалось только «оттянуться» на хорошей гитаре (я играл на «Этерне» производства ГДР). Нашей досаде не было границ, и мы пеняли барабанщику за его странную игру. Он все понимал, но ничего не мог объяснить ни нам, ни себе самому. Всякое с людьми случается. Как результат – члены жюри недоуменно переглянулись между собой, а затем восприняли такое исполнение как издевательство. Они решили, что мы преднамеренно сыграли патриотическую песню в таком странном ритме. Что касается третьей песни – мне указали, что моя манера игры явно не советская, не комсомольская (я тогда состоял в рядах ВЛКСМ).
После этого концерта раздражение профсоюзно-комсомольского актива нашей группой резко усилилось. Самая передовая и общественно активная, идеологически и политически подкованная молодежь института все больше склонялась к мнению, что группа «Луинги» по большому счету не только бестолковая, но и вредная.
В самом деле: и репертуар какой-то безыдейный, много песен на английском языке, звучание и драйв «Луингов» какие-то совсем несоветские. Группа явно испорчена тлетворным влиянием глубоко чуждой и враждебной нам буржуазной западной рок-заразы. Под разными предлогами «Луинги» неоднократно уклонялись от исполнения комсомольских песен. Взялись наконец-то спеть патриотическую песню, да и ту изуродовали. Да и название непонятное, в нем есть нечто идейно чуждое: по своему звучанию напоминает о кровавой чилийской хунте генерала Пиночета. Группа популярна среди студентов, поэтому опасные последствия ее тлетворного влияния на студентов института могут оказаться масштабными, пагубными и непредсказуемыми. Поэтому дальнейшие существование и деятельность в институте т.н. вокально-инструментального ансамбля «Луинги» следует признать маложелательным.
Мы не сразу поняли, что угодили в опалу.
Сойдёт для сельской местности
Летом 1974 года мы с Женей Полевым решили подзаработать деньжат в стройотряде «Скифы». Нас с радостью включили в его состав – еще бы, как-никак музыканты, значит скучать точно не придется. Наш отряд строил школу в селе Сосновка Березовского района.
Это южнее Кунгура с его знаменитыми пещерами. Примерно в десяти километрах от Сосновки была Берёзовка, районный центр, большое село. Нашего командира (сына доцента кафедры факультетской хирургии) быстро осенила идея, что нам с Полевым можно давать задания выступать перед сельскими трудящимися или другими трудовыми коллективами в акустическом варианте, просто под две гитары. Мы такие задания выполняли с удовольствием: это было куда приятнее, чем бить балдой или рыть лопатой!
Потом командир возил нас в райцентр. Выяснилось, что в районном Дворце культуры имеется комплект инструментов и аппаратуры, но местный ансамбль распался, так что в райцентре уже давно никто не играл. Мы всё это музыкальное имущество проверили. Довольно паршивое, но играть на нем всё-таки было можно. Больше всего радовала неожиданно представившаяся возможность снова поиграть группой, а не под акустические гитары. Командир договорился с берёзовскими властями, что они предоставляют автобус, на котором бойцы стройотряда прибудут в Берёзовку со своими музыкантами и устроят там танцы на открытой летней танцплощадке. Помимо нас с Полевым в стройотряде был Ваня Кочетков, бывший участник «Лаутар», он неплохо играл и на ударных. В итоге мы образовали трио, вполне пригодное для сельской местности. Наше первое выступление осталось не до конца понятым березовской молодежью. В автобус, увозивший бойцов стройотряда обратно в Сосновку на ночлег, бросили несколько камней. Однако через пару дней командир сообщил, что нас с нетерпением ждут в следующие выходные и готовы с удовольствием слушать всё, что мы играем, и плясать под наш рок-н-ролл.
Мы тогда «жгли» от души, для поднятия настроения нам подносили по паре-тройке чарочек во время выступления. Я играл на отечественной полуакустической гитаре, но струны были чуть ли не на сантиметр выше ладов, поэтому пальцы были разбиты чуть ли не в кровь. Тем не менее, играли с задором, очень весело. Подвыпившая берёзовская молодёжь плясала от души. Командир требовал, чтобы наши рок-импровизации были как можно продолжительнее, и в нашем пении был элемент, именуемый ныне скримом. Ну что же, раз надо, значит надо – «скримовали» (хрипло орали). Командир и сам к середине вечера обычно бывал уже изрядно пьян. Потом он как-то выпросил у берёзовцев инструменты и аппаратуру аж на неделю, и все это было привезено в Сосновку. В итоге получилась незабываемая неделя, когда мы играли каждый вечер в сельском клубе, который был в здании бывшей церкви. Все были в восторге. Под высокими каменными сводами была потрясающая акустика.
Конец «Луингов»
В начале следующего учебного года выяснилось, что отношение профсоюзно-комсомольского актива к группе «Луинги» более чем прохладное. Актив решил окончательно покончить с безыдейностью в институтской художественной самодеятельности. Кроме того, очень приличный ансамбль собрали только что поступившие в институт первокурсники-пермяки, в его репертуаре было много бодрых комсомольских песен. Нам больше не предлагали играть на институтских мероприятиях. Более того, нам не предоставили мест в общежитии на следующий учебный год, и мы были вынуждены мыкаться по частным квартирам. Хозяевами, сдающими комнаты, оказывались, как правило, законченные алкоголики. При такой жизни было уже не до творчества. Нас по-прежнему уважали студенты, многие надеялись ещё нас услышать. Но увы, что и кому слушать, что и кому играть в те годы решали совсем другие люди, которые испытывали к нам глубокую неприязнь. А может, зависть?
Профсоюзно-комсомольская верхушка не имела среди студентов вообще никакой популярности, а её активистов скорее презирали и сторонились, может быть, и побаивались. Группа «Луинги» несмотря на свою популярность прекратила своё существование как безыдейная, политически инфантильная, и поэтому глубоко чуждая идеологии развитого социализма. Такое решение принял узкий круг людей. Спасибо хотя бы за то, что у них не было полномочий решать, что нам есть и пить, и во что одеваться и обуваться. Саша Некрасов, Женя Полев и барабанщик Андрей Востриков до самого окончания института нигде больше уже не играли.
Читайте также:
– Рейтинг всех фильмов Ринго Старра
– Битломания и мир: фотосвидетельства
– Советские песни, где незаметно цитируются мелодии битлов
– Shocking Blue: экзотические каверы
– Москва 60-х: впечатления английского корреспондента. Часть 1 и
– Генрих Боровик и американская действительность 1968 года
– «Порой к горлу подкатывается комок». Мемуары космонавта Павла Поповича