Плановое совещание в отделе прошло быстро и гладко. Отчеты были заслушаны, задачи поставлены, отстающие получили замечания, преуспевающие остались нетронутыми, так как хвалить наш начальник отдела не любил. Человек он был опытный и не хвалил нас исключительно из педагогических соображений. Когда народ, гремя стульями и захлопывая ежедневники, уже начал подниматься со своих мест, шеф легким движением руки остановил нас. Все замерли в тех позах, в которых их застала вытянутая вперед рука шефа, не желая присаживаться на свои места.
- Минуточку внимания, еще один небольшой вопрос, тише, пожалуйста. Начальник обвел взглядом окружающих, дожидаясь полной тишины. На днях скончался Корнеев Семен Сергеевич, большинство из вас его не помнят, он работал в нашем отделе старшим оперуполномоченным. Сегодня его похороны, нужно, что бы от нашего коллектива присутствовал представитель.
- А это освобождает от выполнения основных обязанностей? В полголоса прокомментировал кто-то из зала.
- Я попрошу не ерничать по этому вопросу. Он снова обвел глазами окружающих и его цепкий взгляд остановился на мне. Евгений, я думаю тебе надо туда сходить, ты кажется, с ним какое-то время работал?
- Да это было то лет десять назад, я его почти и не помню. Возразил я, понимая, что мне все равно не отвертеться.
- Ты с ним хоть полгода поработал, а остальные его вообще его не застали, так что давай. Северное кладбище, в три часа отпевание. Он посмотрел на часы, висящие на стене. Поздновато конечно, но к концу панихиды успеешь.
Был солнечный апрельский денек. Не особо стараясь успеть на отпевание, я пошел пешком в сторону кладбища и минут через сорок был на месте. Корнеева я действительно помнил с трудом. В самом начале своей службы я несколько месяцев у него стажировался, после чего был отправлен на подготовку в учебный центр в Пушкине. По моему возвращению, Корнеев оказался уже на пенсии. Со слов знакомых я знал, что Семен Сергеевич живет где-то в нашем районе, совсем один, так как жена его давно умерла, а сын с семьей перебрался в какой-то другой город. Говорили, что Корнеев последнее время сильно выпивал. Раза два я даже встречал его на улице нетрезвым, но он меня не узнавал и не отвечал на мое приветствие. На этом исчерпывалось все, что я знал об этом человеке.
Когда кладбищенские ворота были уже позади, я заметил небольшую группу людей, толпящихся метрах в пятидесяти от центральной аллеи. Свернув налево, я осторожно приблизился к ним. Двое кладбищенских рабочих, стоя на дне ямы, выкопанной очевидно накануне, выгребали из нее лопатами воду, набравшуюся за ночь. Рядом на козлах стоял оббитый красной материей открытый гроб с покойным. Чуть в стороне, была поставлена крышка гроба, прислоненная к ограде соседней могилы. Вокруг, тихо перешептываясь в ожидании обустройства могильной ямы, стояли несколько человек. Я обратился к находившемуся ближе всех ко мне, высокому худому блондину лет тридцати пяти.
- Простите, здесь с Корнеевым прощаются?
- Да, а вы родственник? Заинтересовался блондин.
- Нет, я работал с ним, но довольно давно.
- А я вообще не знал покойного. Мой отец знаком с ним с юности, учились вместе в институте. Он кивнул головой на стоявшего рядом маленького, но очень широкоплечего старика с необычайно большим горбатым носом.
- Последние годы у моего родителя так сильно болят ноги, что он из дома не выходит, но тут особый случай, пришлось привезти.
Я понимающе кивнул. Блондину явно было скучно и очень хотелось поболтать.
- Меня зовут Эдуард. Он протянул мне руку, и мы познакомились.
- Что стало причиной смерти? Спросил я, что бы поддержать разговор.
- Семен Сергеевич последнее время много выпивал, видимо от одиночества, да и чувствовал себя неважно, все-таки возраст, ну и принял лишнего, а сердце не выдержало. Наверно собирался куда-то идти, уже открыл дверь из квартиры и тут упал замертво. Соседи увидели открытую дверь лишь через несколько часов, вызвали скорую, но поздно.
- Не самая тяжелая смерть, хотя и преждевременная, посочувствовал я.
- Да, у каждого своя судьба. Вы, кстати, не знакомы с родственниками покойного? Хотите я вас познакомлю? Оживился Эдуард и, наклоняясь к моему уху, начал полушепотом представлять мне всех присутствующих.
Его отца звали Александр Эммануилович. В своем черном, не по сезону теплом пальто, он напоминал фигуру крупного пингвина, неуклюже переступающего с ноги на ногу. Особенно усиливал это сходство его огромный горбатый нос. Когда-то в юности Александр с Семеном Корнеевым были, не разлей вода, но потом обзавелись семьями, работали в разных отраслях и виделись довольно редко. Их встречи каждый раз сводились к воспоминаниям студенческих «подвигов» и как две капли воды походили одна на другую. Со временем они встречались все реже и реже, а последние лет пять лишь справлялись о здоровье друг друга по телефону.
Ближе всех к гробу стоял сын покойного Дмитрий, мужчина лет сорока, с коротко стриженными седеющими усиками и очень тонкими и длинными пальцами. Его слегка бледное лицо было спокойно и сосредоточенно. Дмитрий прилетел на похороны отца из Воронежа, куда он уехал семнадцать лет назад, женившись сразу после окончания института на Тамаре, его Воронежской однокурснице. Последний раз Дмитрий навещал отца года три назад, будучи в Питере по делам. В этом же году он ограничился телефонными звонками на новый год и день рожденья.
Тамара, стоявшая по левую руку от мужа, была одета по всем правилам траура. Единственный раз в своей жизни она видела Корнеева на своей собственной свадьбе семнадцать лет назад, тем не менее, ее усталое лицо выражало неподдельную скорбь. Как все очень впечатлительные натуры, она пережевала даже при одном упоминании о болезни или смерти даже малознакомых ей людей. Оказавшись же перед гробом своего свекра, она с трудом сдерживала волнение.
За спиной Тамары, незаметно играя в мобильный телефон, пряталась их семнадцатилетняя дочь Лена. Ее уговорили полететь на похороны дедушки, что бы не оставлять одну без присмотра на несколько дней. В отличии от матери хладнокровие Лены не пробивалось даже самыми душераздирающими сценами из фильмов ужасов. Однажды они вместе с матерью стали свидетелями страшной сцены расчленения человека трамваем. Пятнадцать минут несчастная Тамара, рыдая, безуспешно пыталась вытащить дочь из толпы зевак, хладнокровно рассматривавших останки. Второй главной чертой Лениного характера было упрямство. С огромным трудом матери удалось убедить Лену надеть черную траурную косынку, но сменить мини-юбку на что-то более соответствующее обстановке было просто невозможно.
Безбожность Лены очень раздражала племянницу Корнеева, старую деву лет сорока пяти, которую видимо из-за очень тонкого детского голоска все уменьшительно называли Верочкой. Будучи, в сущности, очень кротким человеком Верочка всячески старалась скрыть свое раздражение. Она была очень религиозна, и все свободное время проводила в паломничествах к православным святыням. Последние годы Верочка почти не виделась с Корнеевым, так как ее обижало весьма скептическое отношение дяди к религии. Теперь же, после окончания Корнеевым его земного пути, Верочка чувствовала себя единственным человеком способным «навести порядок» хотя бы на этом заключительном этапе жизни своего дяди.
Кроме всех перечисленных на похоронах присутствовали еще двое. Соседка Корнеева по лестничной площадке Клавдия Акимовна, пенсионерка, бывшая учительница русского языка и литературы, испортившая зрение тридцать лет проверяя каракули своих бестолковых учеников. Даже не смотря на сильные очки, Клавдия Акимовна частенько натыкалась на улице на прохожих и фонарные столбы. Воспитанная, в атеистических традициях, Клавдия Акимовна не очень любила присутствовать на церковных обрядах, а все что касалось отпеваний, похорон и кладбищ вызвало у бедной Клавдии Акимовны панический страх. Надо сказать, что именно Клавдия Акимовна увидев на днях открытую дверь в квартиру Корнеева, заглянула туда проверить все ли в порядке и в ужасе обнаружила в прихожей труп. Лежащее на полу бездыханное тело настолько ошеломило пенсионерку, что до сих пор она боялась приближаться к горбу, наблюдая за происходящим из-за толстого столетнего дуба, вросшего в ограду соседней могилы.
Последним, чуть поодаль от всех, стоял неухоженный обросший седыми волосами старик, как выразился Эдуард «из собутыльников». Его лицо скрывалось за пышной седой бородой и длинными нечесаными волосами. Издалека он был очень похож на Карла Маркса с советских портретов. Неумело залатанный на рукавах пиджак говорил о его бедности и одиночестве, а сильно покрасневшие белки глаз выдавали его пристрастие к алкоголю. Ни кто из присутствующих не знал его имени и не звал на похороны, но прогонять человека, пришедшего проводить друга, было неловко, тем более что вел он себя весьма почтительно, держался на расстоянии и ни с кем не разговаривал. Встретившись с ним взглядом, я почувствовал в его глазах такую не человеческую тоску, какую можно увидеть лишь в глазах человека разом потерявшего всех близких. Казалось, что ему хочется самому броситься в эту сырую яму, приготовленную для покойного, и только нежелание делать это на глазах у чужих и презираемых им людей останавливает его.
Наконец, двое кладбищенских работяг, в испачканных серой глиной ватниках и кирзовых сапогах, вылезли на поверхность. Началась процедура прощания. Собравшиеся зашевелились. Тихо перешептываясь между собой.
- А зря ты Дима все-таки помогал гроб нести, плохая это примета, нельзя близким родственникам носить, прошептала Тамара.
- Глупости, ответил Дмитрий, и нерешительно подойдя к гробу, поцеловал покойного в бумажный венчик с изображением Спасителя, одетый на голову. Не на секунду не задерживаясь у гроба, он энергично отошел в сторону и закурил.
Тамара, трясущимися руками размазывая текущую по щеке тушь, замерла в нерешительности перед покойным. С трудом взяв себя в руки, прикоснулась к покойному рукой и поспешно отошла в сторону к мужу.
Верочка и Лена одновременно двинулись прощаться, но молодая проворная Лена, одним прыжком опередив укутанную с ног до головы во все черное Верочку, склонилась над дедом, целуя его в лоб. Бесстыдный взгляд Эдуарда в этот момент прилип к стройным ногам согнувшейся Лены и ее задравшейся еще выше и без того короткой юбочке. Попрощавшись с покойным, она невозмутимо сняла с паузы остановленную на время игру на мобильном телефоне, и удалилась в сторону.
Уже давно крестившаяся рядом Верочка, непрерывно бормоча молитву, склонилась над гробом, заслонив его своим черным одеянием. Она несколько минут произносила молитву об успокоении души усопшего, отпущении ему грехов вольных и невольных, шептала, что-то о мытарствах и двадцати судах, то громко на распев, то скороговоркой произнося заученный текст. Наконец, положив покойному в руки текст молитвы, продолжая крестится она отошла в сторону.
Тяжелой походкой, еле переставляя больные ноги, подошел Александр Эммануилович. Он положил совою широкую тяжеленную ладонь на край гроба.
- Прощай брат Сеня, недолго уж и мне, прошептал он и медленно пополз на прежнее место.
Эдуард услужливо пропустил вперед себя замявшуюся Клавдию Акимовну. Она робко подошла к телу покойного и нагнулась, что бы лучше разглядеть его подслеповатыми глазами.
- Это не он! В ужасе шарахнулась от гроба Клавдия Акимовна. Сильные руки Эдуарда и одного из рабочих тут же подхватили ее и отвели в сторону. Это не он! Это не он! Продолжала стонать несчастная учительница.
- Тише! Тише! Успокоил ее Дмитрий, такое бывает, после смерти лицо человека иногда сильно меняется. Успокойтесь, пожалуйста, вы очень впечатлительны.
Эдуард, продолжая поддерживать Клавдию Акимовну, сделал мне глазами знак, что не пойдет прощаться, и я подошел к телу Корнеева. Узнать его действительно было невозможно. Устремленное в небо лицо расползлось вширь и обвалилось. Толстый слой бледно-розового грима делал его похожим на старый испорченный манекен. Я взялся рукой за край гроба. Красная ткань обивки была настолько тонка, что я почувствовал шероховатость не струганной доски под ней. Мне не хотелось сейчас вспоминать Корнеева, каким я его помнил. Где-то в глубине души я чувствовал, что вся эта мистификация с телом не имеет к самому Корнееву ни малейшего отношения. Как будто я смотрел тяжелый и глупый спектакль, в котором не было ни слова правды. С неприятным чувством цинизма и бессмысленности происходящего я отошел в сторону. Седой старик, стоявший поодаль, застыл в немом оцепенении и так и не подошел к покойному. По молчаливому кивку Дмитрия рабочие накрыли гроб крышкой и стали заколачивать гвоздями. Под небрежными размашистыми ударами рабочих несколько гвоздей прошло мимо нижней доски, и вылезли острием наружу, порвав обшивку, но, ни кто не обращал на это внимания. Рядом так же криво вбивался новый гвоздь, рабочим хотелось быстрей закончить дело.
- Дима, звонил водитель микроавтобуса, он ждет нас у ворот, доложил Эдуард, взявший на себя роль помощника и организатора.
- «Сорокоуст» надо в храме заказать, обратилась Тамара к мужу, что бы поминали в молитвах в течении сорока дней.
- А я где-то слышал, что если в монастыре заказывать, то можно договориться что бы вечно поминали, предложил Александр Эммануилович.
- Это называется подать имя усопшего для поминания на проскомидии, вмешалась Верочка. Будут поминать до тех пор, пока стоит обитель, а вот душа новопреставленного…
- Дима, рабочих-копателей надо угостить, перебил ее Эдуард.
- Правильно угостите, поддержала Тамара, и крошек надо птицам вокруг могилы раскидать, говорят птицы это души умерших.
- Птицы здесь не причем, авторитетно заявила Верочка, душа умершего до третьего дня летает рядом с его домом, с третьего по девятый день ей показывают загробный мир, с девятого по сороковой она познает все свои грехи и лишь на сороковой возносится ангелами…
- А я где-то слышал, что на сороковой ее уже судят, перебил Александр Эммануилович.
Спор завязался не на шутку, и только Лена, надувая пузыри из жвачки, молча, тыкала пальцами в клавиши мобильного телефона.
Тем временем рабочие закончили закапывать яму и, установив временный деревянный крест, утрамбовывали лопатами небольшой холмик.
- Ни каких птиц кормить на могилах нельзя, не унималась Верочка, могила это место будущего воскрешения, ее нужно содержать в порядке, ибо восстанут мертвые…
- Друзья, пожалуйте в микроавтобус, распоряжался Эдуард, поедем, помянем покойника.
В пылу дискуссии о том, как на самом деле сделать благо душе покойного, вся компания незаметно разместилась в микроавтобусе. Затолкали в автобус и седого старика «из собутыльников». Повеселевший в предвкушении хорошего застолья Эдуард, ласково похлопывая старика по плечу, пропустил его вперед себя.
Поминки проходили в маленькой однокомнатной квартире покойного. В ней чувствовался холостяцкий беспорядок и запущенность, но видимо еще с раннего утра заботливыми руками Тамары и Верочки в комнате был накрыт большой стол, а в углу висела фотография тридцатилетнего Корнеева в черной рамке. Невольно рассматривая комнату, я вдруг увидел на стене маленькую акварель, изображающую восход солнца над лесным озером. Именно эта незатейливая картинка висела в кабинете Корнеева десять лет назад, я вспомнил ее. Наверное, она была чем-то очень дорога Корнееву, если уж он забрал ее с собой и повесил здесь. Тем временем в конце длинного стола появился прибор для покойного с полной стопкой водки, накрытой куском черного хлеба. В противоположном конце стала сел Дмитрий, а по сторонам разместились все остальные.
- Это правильно, что вы все зеркала закрыли, заметила Клавдия Акимовна, надо только еще телевизор тоже прикрыть и часы в доме остановить, да, да, обязательно.
- Как же их остановишь, если они электронные, попытался поставить Клавдию Акимовну в тупик Эдуард.
- А вы батарейку от туда на время выньте.
- Ну, знаете ли, может это все-таки не обязательно, возразил не ожидавший такой находчивости Эдуард.
- Я вас на много старше, поэтому слушайте, что я говорю, настаивала Клавдия Акимовна.
- Да что вам стоит Эдуард, выньте вы эту чертову батарейку, вмешался Дмитрий, которому давно хотелось поговорить с Эдуардом о некоторых тонкостях связанных с оформлением на себя квартиры покойного. Дурацкий вопрос с часами в очередной раз помешал ему.
- Дима, ну как ты можешь чертыхаться на поминках, вторглась в их разговор Верочка, душа усопшего сейчас страдает, а ты поминаешь демона. С этими словами Верочка поставила на стол очередную миску с салатом, которые они с Тамарой неустанно подносили из кухни.
- Верочка, ложки надо тыльной стороной кверху раскладывать, так принято, заметила Тамара.
- Тома, а оливье наверно пока не будем ставить, а то у нас нечетное количество блюд на столе будет, нельзя ведь? Отозвалась Верочка.
Когда на столе появились закуски и водка, Александр Эммануилович громко крякнул и так смачно хлопнул в свои широченные ладоши, что Дмитрий и Эдуард тут же потянулись откупоривать бутылки.
- Нет, нет, нет, сначала обязательно кутья, непременно по три ложечки надо съесть, остановила их Тамара.
- Как вы вообще можете пить на поминках, добавила Верочка, ведь душа усопшего…
- Ничего, ничего покойный водочку любил, он не обидится, оборвал ее Дмитрий.
С кутьей быстро покончили, и уже ни чего не мешало налить за покойного. Дмитрий поднялся со своего места с фужером в руке. Все затихли.
- Семен Сергеевич был хорошим человеком, произнес Дмитрий торжественно, он был хорошим отцом, мужем и настоящим гражданином, мы гордимся им. Давайте выпьем за умершего не чокаясь.
- Стойте! Пронзительно вскрикнула Верочка. Нельзя так говорить. Не за умершего, а за усопшего, потому что в определенное время он восстанет…
- Тьфу ты, вечно влезешь. Дмитрий с аппетитом выпил свой фужер. За ним последовали остальные.
- А знаете, что я вам скажу, начал Александр Эммануилович, с трудом пережевывая беззубым ртом квашеную капусту, Семен был замечательным человеком. Вот однажды, когда мы с ним учились на пятом курсе, но на спор съел тридцать восемь эклеров, вы представляете тридцать восемь! Так сладкое любил!
- Ой, да, Семен Сергеевич был жуткий сладкоежка, подтвердила Верочка.
- Все сладкоежки всегда очень добрые люди, присоединилась к разговору Клавдия Акимовна. Семен был очень добрым, вот однажды он чинил мен замок и поранил руку, у него потом остался даже шрам на большом пальце. Клавдия Акимовна всхлипнула растроганная воспоминаниями о доброте Семена. Он всем помогал. Такой золотой был человек.
Налили по второй, и даже Верочка, поддавшись всеобщему единодушию, согласилась «немного пригубить за усопшего». Общий разговор разбился на несколько отдельных бесед. Дмитрий расспрашивал Эдуарда о ценах на Петербуржскую недвижимость, смекая, как бы по выгодней продать квартиру отца. Александр Эммануилович, почувствовав себя настоящим гусаром, смешил Клавдию Акимовну не слишком пристойными анекдотами. Верочка убеждала Тамару, что подушечку в гроб надо готовить себе заранее, наполняя ее освещенными на троицу сухими березовыми листьями, или пасхальной вербой и лично она уже позаботилась об этом.
Салаты и холодные закуски подходили к концу. Необходимость обновить сервировку стола объединила внимание поминающих.
- Не пора ли подавать горячее, обратилась ко всем сразу Тамара.
Все утвердительно закивали головами. Пока осуществлялась перемена блюд Дмитрий и Эдуард успели перекурить, где обсудили схему продажи Корнеевской квартиры с передачей ее в зачет при покупке большой квартиры в Воронеже. Александр Эммануилович успел шепнуть пошлость на ухо Клавдии Акимовне, а забытая всеми Лена, заткнув уши наушниками, ловко обрабатывала блестящей пилочкой свои длинные ногти.
На горячее Тамара раскладывала всем жареные ноги цыпленка. Эдуард, сидя возле Дмитрия, сетовал, что вот уж три месяца полиция не может найти угнанный у него автомобиль, и уж, наверное, вовсе теперь не найдет.
- На полицию и не надейтесь, уверенно заявила Тамара, подкладывая Эдуарду жаренную цыплячью ногу, надо заказать молебны святому мученику Иоанну войну и Архангелу Гавриилу, они помогают находить пропавшее имущество, это я вам совершенно точно говорю, мы так собаку нашу нашли.
- И в правду, что ли заказать, задумался Эдуард.
В этот момент Дмитрий поднялся с очередным фужером и все притихли. В полной тишине раздался громкий хруст. Это Лена своими молодыми сильными зубами перегрызла цыплячью кость. Дмитрий с умилением посмотрел на дочь.
- Давайте помянем покойного, пусть земля ему будет пухом.
- А мне он сегодня снился, вспомнила Тамара.
- Это значит, он молитв твоих просит, заключила Верочка.
- А хотите, я вам расскажу анекдот, который так любил Сеня, спросил раскрасневшийся от водки Александр Эммануилович.
- Не надо дядя Саша, попросила Верочка, я не люблю анекдоты.
- Тогда я его Клавдии расскажу, не унимался Александр Эммануилович.
- Нет, я хочу вспомнить Семена, чуть отодвинулась Клавдия Акимовна. Семен был такая душечка, такой отзывчивый, если бы он не пил… Клавдия Акимовна почувствовала что повернула не туда и тут же поправилась. А чай он всегда пил без сахара, такой был странный.
- Да правда, поддержала ее Верочка, он считал, что сахар вреден и не любил сладкого.
- Точно, терпеть не мог сладкое, настоящий был мужик, подтвердил Александр Эммануилович.
- Пусть земля будет пухом, повторила Верочка, мы должны помогать его душе благими делами, вот например вещи усопшего принято нуждающимся раздавать. Это ему зачтется на суде.
- Да, мы все раздадим, квартира ведь выставляется на продажу, пояснила Тамара.
- Ой, а можно мне вон ту картинку себе взять, указывая на висящую, на стене акварель с рассветом в лесу, спросила Клавдия Акимовна.
- Да, пожалуйста, мы бы ее все равно выкинули.
- А я очень цветочки люблю, можно я заберу вот эти, что на окне, спросила Верочка
- Конечно, ну не выбрасывать же их, согласилась Тамара.
Несколько минут ни кто не замечал что седовласый старик «из собутыльников» молчавший все это время и даже не притронувшийся к еде, встал во весь рост и красными глазами израненного тореадором быка осматривал присутствующих.
- Что же вы любезный так рано собрались, развязано заметил Эдуард, это неуважение к усопшему.
- Есть такая примета, подхватил Александр Эммануилович, кто первым из-за поминального стола уходит тот следующим и умрет. Так что уж только после меня, давайте по старшинству. Димка наливай за Сеню.
- Хватит, тихо произнес седовласый. Пошли все вон от сюда.
На несколько секунд воцарилась гробовая тишина.
- У него белая горячка, прошептала Тамара, мужчины, надо вывести его отсюда, он алкоголик.
- Да. Я алкоголик, но сегодня я трезв как стекло и не могу больше терпеть вас в своем доме.
В его спокойном голосе я вдруг услышал что-то очень знакомое.
- Я Семен Корнеев, продолжал он тихим надломленным от усталости голосом, вы похоронили сегодня совсем другого человека. Уходите, пожалуйста, от сюда. И ты Дима уходи. Не нужен мне такой сын.
- Это демон! Демон! В ужасе крестясь, закричала Верочка и выбежала из комнаты.
- Я не демон, с усталой гримасой на измученном лице ответил старик. Я Семен Сергеевич Корнеев. Если вы не верите мне, пусть мой сын спросит меня, о чем ни будь таком, что мог знать только его отец.
Его предложение повергло всех в полное замешательство.
- Скажите, робко начал Дмитрий, когда я был ребенком, как я называл Александра Эммануиловича, приходившего к нам в гости?
Глаза старика слегка сощурились и тоненькие морщинки, пролегающие от глаз к вискам, выдали его улыбку.
- Ты плохо выговаривал букву «С», и вместо «Дядя Саша» у тебя получалось «Дядя Чача». Мы очень смеялись, потому что «чачей» называлось домашнее вино, которое мы сами готовили.
Дмитрий смертельно побледнел, его руки сильно затряслись и он вынужден был убрать их под стол, что бы скрыть волнение. Александр Эммануилович, открыв рот, глупо хлопал глазами, не зная как реагировать на сложившуюся ситуацию.
- А вот, кстати, шрам на большом пальце, о котором говорила Клавдия. Старик вытянул вперед руку. Помните Клава, как вы тогда испугались крови?
- Это какое-то мошенничество, заявил уверенно Эдуард, пусть, в конце концов, предъявит документы.
- Но как же такое могло получиться? Дрожащим голосом произнесла Клавдия Акимовна, которая не столько на вид, сколько по голосу узнала Корнеева.
- Вышло то все случайно, виновато опустив глаза начал Корнеев, дружок у меня тут завелся, из бомжей. Мы и познакомились то в магазине, из-за того что продавец нас перепутал, уж больно похожи оказались. Выпивали мы тут у меня частенько. Вы его Клавдия Акимовна наверняка на лестнице то встречали. В этот раз он ночевал у меня. Наутро он за водкой пошел, а я ему свой пиджак дал. Когда он вернулся, мы с ним выпили, и он так в моем пиджаке и уснул, а я прогуляться пошел. Вернулся, смотрю, дверь в квартиру открыта, и он на пороге лежит. Хотел я посмотреть, что с ним, да слышу, по лестнице целая делегация поднимается, врачи, новый участковый наш и вы Клавдия Акимовна, на всю лестницу рыдаете. Не захотелось мне с этим парнем участковым лишний раз встречаться, не любим мы с ним друг друга, ну я от греха подальше и поднялся наверх, на последний этаж и ждал. Потом смотрю, выносят его. Тут я только вспомнил, что там, в пиджаке моем и паспорт мой в кармане остался. Ну, думаю, если он жив, как из больницы вернется, то и паспорт мне отдаст, он парень честный был. А если помер, так все равно родственников на опознание пригласят, там все и выяснится, заодно сына лишний раз увижу. А вы-то видишь и рады оказались, что я «помер», почти не глядя тело опознали, всё, небось, о квартире моей думали.
При упоминании о квартире, Тамара в бешенстве подскочила с места и ожесточенно набросилась на Корнеева.
- Что вы себе позволяете? У нас все документы в порядке. А вы тут устроили бомжатник, пьяницы проклятые. То один умер то другой, балаган какой-то. Нам дочь надо замуж выдавать, а у нас жилищные условия стесненные, мы квартирами разбрасываться не собираемся. Дима! Что ты молчишь? Покажи документы!
При упоминании о дочери Дмитрий слегка оживился и дрожащими руками извлек из внутреннего кармана большую фиолетовую бумагу с тремя печатями.
- Вот! Продолжала кричать Тамара, свидетельство о смерти Корнеева Семена Сергеевича, что вам еще надо, катитесь от сюда!
Ошеломленный Корнеев, молча, подошел к стене и снял акварель с рассветом в лесу. Он долго не мог запихнуть ее в карман своего старого пиджака, руки не слушались его. Наконец он справился с картиной и тихо, не сказав не слова, вышел.
- Нет, ну это какая-то авантюра! Умышленно театрально вскрикнул Эдуард, пришел и испортил людям поминки.
- У нас все сделано по закону, мы ни чего не нарушали и нечего тут думать, добавила Тамара, уже немного спокойнее.
- Все это из-за пьянства, пить надо меньше, заметила Клавдия Акимовна, как будто пытаясь себя оправдать.
Александр Эммануилович продолжал глупо хлопать ресницами. Запьянев он плохо понимал, что вообще происходит и боялся ляпнуть какую ни будь глупость.
Дмитрий мало по малу стал приходить в себя и что бы успокоиться налил себе стопку водки. Эдуард и Александр Эммануилович последовали его примеру.
- За упокой души новопреставленного, торжественно и серьезно произнес Эдуард.
Из дальнего угла комнаты запахло лаком для ногтей. Лена держа поодаль от себя растопыренные пальчики левой руки, любовалась только что сделанным маникюром.
На следующий день они уехали, оставив Эдуарду нотариальную доверенность на сделку с квартирой.
Спустя несколько месяцев один старый участковый рассказывал мне, что на его участке был обнаружен труп бомжа как две капли воды похожий на бывшего оперуполномоченного Корнеева.
- Надо же, как бывает, вздохнул участковый.
- Бывает еще и не так, вздохнул я…
P.S. Дорогие друзья! Я пишу свои очерки не ради популярности или денег. Просто очень хочется рассказать всё, что мня самого волнует. Предельно искренне, честно и от души. Если Вам было интересно - подписывайтесь на канал, комментируйте, заходите на мою страничку ВК. Искренне рад единомышленникам и друзьям.