Славянские переводы Библии осуществлялись не только с греческой Септуагинты или древнееврейского масоретского текста, но и через изложение на разговорном для евреев XVI века старом (библейском) идише. Об этом на лекции, организованной в рамках образовательной программы проекта «Эшколот» и при поддержке фонда «Генезис», московской публике рассказал старший научный сотрудник Института славяноведения РАН Александр Грищенко. Лектор разобрал тексты двух переводов библейской Песни песней. Оба существуют в составе рукописных сводов и только в единственном экземпляре.
Один из них входит в список середины XVI века, который хранится в Музейном фонде Российской государственной библиотеки в Москве. Он выполнен на церковнославянском языке, а образцом для него послужил масоретский текст. Он интересен тем, что начинается со слов на древнееврейском языке, записанных кириллицей: «ширь гаш [ир] им», что и означает «Песнь песней».
Памятник славянской письменности оказался в фокусе лектора еще и потому, что в этом списке Песнь песней переведена с использованием текстов на средневерхненемецком диалекте с содержанием гебраизмов, который использовался евреями Германии в XVI веке. Слушатели получили возможность, используя раздаточный материал, убедиться в том, что в славянском памятнике обнаруживаются слова, происхождение которых связано с прототипом идиша. Например, «вирох» (ладан), «тавлы» (скрижали), «цолты» (кубки), а также семантические кальки из этого диалекта.
Другой памятник, о котором рассказал Грищенко, – уже на так называемом западнорусском языке (самоназвание «проста мова», или «русьска мова»), то есть письменной речи, использовавшейся православными жителями Великого княжества Литовского для официальной документации. Этот язык послужил основой для генезиса белорусского и украинского языков, но также повлиял на письменность Московской Руси. Манускрипт обозначается лектором как «Виленский список», он датируется первой третью XVI века и, по общепринятой версии, сверялся с масоретским образцом. Переложение с еврейского оригинала на «просту мову» связано с кругом киевского раввина Моисея, на которого работал переписчик рукописей Закария бен Аарон а‑Коэн, рассказал Грищенко.
Виленская рукопись датируется более ранним периодом, чем манускрипт из музейного собрания РГБ. Однако, по мнению исследователей, сам перевод, хранящийся ныне в Вильнюсе, выполнен раньше, чем тот, который Грищенко называет музейным. По версии лектора, церковнославянский перевод использовался для создания того, что написан «простой мовой», который соответственно также содержит в себе староидишские элементы.
Александр Грищенко рассказал о еще одном памятнике, уже первой половины XVII века, который он обнаружил в архивах и сейчас готовит к публикации. Исследователь называет его «Глоссарий Забелина к Песни песней». Он тоже представлен единственным списком. Ученые установили влияние как «музейного», так и «виленского» списков на Глоссарий.
Сопоставляя три памятника, лектор привлек внимание аудитории к особенностям перевода одного места из Песни песней, которое имеет важнейшее значение для христианского богословия. Речь идет о переводе строчки: «От благовония мастей твоих имя твое – как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя» (Песн 1: 2). Есть разница в обоих манускриптах. В «виленском списке» говорится о «молодицах», а в «Музейном» – о «девицах». Вот как толкует это место Глоссарий: «аламос любят тя, – рекше чистотки, или девицы любят тя». Грищенко обратил внимание аудитории на уникальное, больше нигде не встречающееся слово «чистотки», которое, несомненно, обозначает «невинные, не познавшие мужа девицы». Между тем древнееврейское слово «альма» (мн. ч. «аламот», в ашкеназском произношении «аламос»), которое используется в масоретском тексте, сейчас обозначает просто молодую женщину.
Средневековые богословы не догадались сопоставить этот фрагмент с текстом из пророка Исаии: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Исаия 7: 14). Именно по поводу слова «дева» в этом месте Библии ломались копья между христианскими и иудейскими полемистами. Согласно убеждению христиан, в ветхозаветном стихе предрекается Непорочное Зачатие. «Альма» была переведена 70 толковниками Септуагинты греческим словом «парфенос», что означает «девственница» (генезис этого слова языческий, так обозначали богиню Афину). Евреи с этим не соглашались, когда речь шла о Книге пророка Исаии. «В иудео‑христианской полемике не была учтена Песнь песней, потому что та же самая иудейская традиция, причем гораздо более поздняя, для того же слова «альма» дает толкование «девственница», – говорит Грищенко. – Вполне однозначное толкование той же лексемы, за которую христианский гебраист цепляется зубами. При этом христианин, который для Виленского свода делал перевод, дает среднюю версию «молодицы». Замужем они или не замужем – непонятно. А греческий перевод в данном случае дает слово «меанис», что значит просто молодая женщина. Если для книги Исаии это место стало камнем преткновения, то для Песни песней не стало – пока это не заметили восточнославянские библеисты». По словам лектора, версия «Музейного свода» вполне соответствует иудейской богословской традиции.
История переложений Песни песней с библейского иврита на разговорный язык евреев Германии раннего Нового времени тоже весьма любопытна. Александр Грищенко привел четыре таких памятника, но внимание заострил на двух. Оба увидели свет в 1544 году. Песнь песней, вышедшая в Констанце, переведена с иврита на старый идиш не евреем, а христианином, пастором Паулем Фагием. Интересно, что протестантский священнослужитель использовал некоторые переводческие приемы Мартина Лютера, но при этом комментарии на полях делал так называемым шрифтом Раши, иудейского комментатора, жившего в XII веке в Северной Франции. Другой перевод на старый идиш выполнен Паулем Эмилием, евреем по происхождению, но принявшим католичество. А самая аппетитная «вишенка на торте» – то, что оба миссионера для изданий своих переводов воспользовались капиталом еврейского купца, при этом основной тираж предназначили для продажи евреям, хотя главной целью их трудов было обеспечить несколькими экземплярами христианских знатоков‑библеистов.
Вот так проникала на православную Русь еврейская ученость. Влияние иудаизма на восточное христианство отнюдь не исчерпывается ветхозаветными временами. Знакомство русских людей со Священным Писанием в XVI веке отчасти обеспечили современные им евреи Великого княжества Литовского, а посредническую роль в этом процессе сыграли предприимчивые протестант и католик. Это время Александр Грищенко называет золотым веком славянской гебраистики.
Следует отметить, что почти за век до появления манускриптов, о которых рассказал лектор, в Великом Новгороде и Москве была, казалось бы, искоренена так называемая ересь жидовствующих. Между тем славянские переложения с еврейских образцов Песни песней могли использоваться в «Острожской Библии» Ивана Федорова, а оттуда перекочевать в Московскую (1662 год) и Елисаветинскую (1751 год) Библии на церковнославянском языке. Возможно, эти влияния ускользнули от бдительного внимания ревнителей веры еще и потому, что Песнь песней не используется в православной литургии.