Длинный больничный коридор заканчивается стеклянной дверью, рядом с которой висит табличка "Отделение реанимации новорожденных". Всего несколько шагов - и я увижу тебя. Несколько минут - и мне расскажут, что же с тобой произошло. Дрожь делает каждый шаг едва преодолимым препятствием. Внутри отделения узкий коридор с банкеткой, дверь в коридор пошире со столами медперсонала и дверьми в боксы, где лежат детки. Посещения разрешены с 10:00 до 11:00 и с 18:00 до 19:00. Правила отделения весьма жёсткие и бескомпромиссные: никаких телефонов (могут сбить аппаратуру, от которой зависит жизнь находящихся там детей), к детям категорически нельзя прикасаться (после ухода родителей детки потом сильно плачут), соблюдать тишину и не плакать при детях. В часы посещений с каждой мамой беседовала заведующая отделением, рассказывала о проведённых мероприятиях и состоянии ребёнка.
В день, когда родился мой малыш, был прямо таки бум рождаемости. Только из шести человек в моей палате отделения патологии беременности родили трое: одна запланировано, после стимуляции, и мы вдвоём немного раньше срока. К счастью, у второй роженицы все прошло хорошо, девочка была немного маловесная, но здоровенькая. Мой мужчина родился с хорошим весом и ростом (3320, 50 см, и это в 37.4 недели), но...
За жизнь моего ребёнка врачи бились всю ночь. Дежурный неонатолог поняла, что не справляется (к слову, на тот момент реанимация была заполнена до отказа), и вызвала заведующую, далее до момента перевода в ОПН она и занималась моим ребёнком. Из родзала его унесли с легочным кровотечением. "Мы его несём, а ему с каждым шагом всё хуже и хуже". Легочное удалось купировать, тут же открылось желудочное, следом кишечное. Гемоглобин был на критической отметке, угнетенное состояние ЦНС, причины столь обширного кровотечения не ясны. Кололи викасол (препарат витамина К, отвечающего за свертываемость крови), переливали кровь, капли плазму.
Я обязана была задать самый важный вопрос в моей и его жизни: "Какие у него шансы?“ Ответ вселил надежду:
- Шансы хорошие. Мы не можем вам дать никаких гарантий, как, собственно, и всем здесь находящимся. Но реанимационные мероприятия были проведены максимально быстро, да и на лечение он реагирует хорошо.
Наверное, страх немного отступил, но отголоски его останутся со мной навсегда. Даже свидетельство о рождении мы ему сделали только на четырнадцатый день. Боялись. Хотя, как нам потом сказали, что при любом исходе его нужно было бы делать.
Четыре дня пребывания ребёнка в реанимации меня убеждали, что причина во внутриутробной инфекции. На резонный вопрос, который задают все роженицы в подобных ситуациях - какой ещё инфекции, я же сдавала все анализы во время беременности, все было хорошо - был дан не менее резонный ответ:
- На все инфекции сдать анализ невозможно, ибо их сотни тысяч. И сейчас выяснить тоже практически не возможно.
В связи с этим на протяжении четырёх дней ему кололи два антибиотика широкого спектра, дабы максимально охватить возможные инфекции. Хотя я слабо верила в инфекционную природу произошедшего. По крайней мере, моей соседке по палате, у которой ребёночек так же лежал в реанимации с инфекционной пневмонией, так же, как и ему, капали антибиотик. Ведь если инфекция есть у ребёнка, то есть и у матери, и её нужно лечить. Плюс воды были чистые, что подтвердили акушеры-гинекологи, да и на всех КТГ/УЗИ все было в порядке, ребёнок замечательно рос и развивался. Но какая, собственно, разница, что мне говорят? Самое главное, чтобы лечили от того, от чего нужно.
Находиться в послеродовом без ребёнка.. Даже не знаю, какое слово подобрать. Между палатами нет стен, только стеклянные перегородки. Через них приходилось наблюдать круглосуточное реалити-шоу о жизни новоиспеченных мамочек с малышами. Вот медсестра зашла, показала, как мыть и пеленать ребёнка, а вот мама со всей любовью и нежностью кормит малыша. А ты где-то там, через этаж от меня, лежишь один, весь в трубочках и капельницах, кушаешь смесь через зонд... Каждый раз, приходя к тебе, хочется вырвать тебя из стеклянного заменителя утробы и бежать, бежать без оглядки. Домой, туда, где ждут, где любят. Но, собрав остатки сил в кулак, я смотрю на тебя и улыбаюсь. Возможно, со стороны это выглядит немного странно - твой плач вызывал у меня улыбку. Но для меня это значило, что ты живой.
Помню момент, когда его первый раз покормили из бутылочки. Это делали без нашего присутствия, я зашла позже. Он мирно спал, посасывая зондик. Пососет пару раз - и улыбается, потом снова пососет - и опять улыбка. Я понимаю, что это непроизвольная реакция, но всё же...
Беседы с лечащим врачом давали силы жить дальше. Ребёнок восстанавливался просто супергеройскими темпами, что удивляло повидавших многое врачей. "Что я видела тогда, и что сейчас". Рецидивов кровотечения не было, после переливания гемоглобин поднялся, малыш порозовел, в лёгких ещё оставались очаги воспаления, но после столь обширного кровотечения это было сродне чуду. Спустя четыре дня заведующая сказала мне, что все-таки это не инфекция. Поставили гемморагическую болезнь новорождённых. Из-за нехватки витамина К. Ранняя форма проявляет себя в первые несколько суток после рождения, купируется препаратом витамина К и никаких последствий не вызывает. Но, учитывая, как она проявилась у нас, последствий не могло не быть. Искусственная вентиляция лёгких, гипоксия, месяц антибиотиков с первых минут рождения не прошли бесследно. Но сейчас, спустя почти полтора года, можно утверждать, что мы отделались лёгким (нет) испугом.
После исключения инфекции отменили один антибиотик, сняли ИВЛ и перевели его в кислородную палатку. Он может дышать самостоятельно! Это была огромная победа. В реанимации роддома мой малыш провел семь дней. Состояние стабилизировали, и нужно было переводить его в отделение патологии новорождённых. Оно находится в совершенно другой больнице, в другой части города. Нас должны были переводить вместе, но, как показало УЗИ, мне нужна чистка. Я пришла в реанимацию в слезах, рассказала, что меня не выписывают, и когда выпишут, не сказали. Врач сказал мне, что они могут подождать меня, но ему нужно лечение, для него будет лучше, если он поедет сейчас. То, что нужно было от них, они уже сделали. Скрепя сердце, я подписала согласие на его перевод без меня. Если бы я знала, как там относятся к "безмамным" деткам, никогда бы этого не сделала... Уже по возвращении в палату поговорила с соседкой, она немного успокоила:
- Оставить его здесь неизвестно насколько просто лежать, когда он нуждается в лечении - чистый эгоизм.
Да, наверное, это на самом деле так. К счастью, меня выписали на следующие сутки, и мы наконец-то встретились.
С первых минут жизни мой малыш доказал всему миру, что достоин жить. Что для него есть место в этом мире, что он нужен здесь. Ему пришлось сражаться за это право. Ты боец, ты настоящий герой!
Конечно, схватка за жизнь не была бы выиграна без врачей. Бились всю ночь, всем отделением, среди ночи приехала заведующая, наплевав на свои дела, сон, семью. И бьются за каждого ребёнка, который в этом нуждается. То, что вы делаете - ежедневный подвиг, волшебство, сосредоточенное в руках простых людей. Моей семье вы подарили счастье и смысл жизни, вы смогли сохранить самое важное, вырвав его из цепких лап смерти. Наверное, я не найду правильных слов, чтобы описать, как я вам благодарна. Но я никогда этого не забуду.