После операции я неделю хожу сам не свой. И дело было не в боли, а в том, как я чувствую себя в моральном плане. В моей голове было больше вопросов к самому себе, чем ответов. Изменился ли я?
— Я же всё ещё тот самый Иса, — я нахожусь у приёмной матери. — Почему ты считаешь иначе?
Я смотрю на женщину с завязанными в хвост чёрными волосами. В её глазах я вижу явное отрицание.
— Милый, ты изменился, — говорит она тихо и качает головой, виновато опускает взгляд. — Раньше, до всего этого, ты был прекрасным мальчиком, всегда весёлым, но теперь… прошу тебя, перестань мучать себя и изводить этими операциями.
— Мам, это не зависит от того, сколько у меня железок в голове, — я поднимаюсь и подхожу к ней ближе. — Я никак не поменялся. Такой же, как и был, только чуточку старше.
Как давно она ниже меня? Я так давно не видел её, что позабыл её белую кожу, её голос и её взгляд. Я обнимаю мать и прикрываю глаза. Может, она права? Этот объёмный звук, этот наплыв мыслей, который я не могу остановить. От меня никогда не требовали столько ответов, как сейчас. Я натянуто улыбаюсь и целую её в лоб.
— Я схожу к Еве, ладно? Прошу, не расстраивайся, — я отхожу от неё на шаг назад. — Я остановлюсь, обещаю, но не сейчас.
Я иду в комнату сестры, открываю дверь без стука. Она лежит на кровати, сегодня у неё светлый парик коротких волос. Она смотрит на меня, вытаскивает наушники из ушей и встаёт с кровати немного неуклюже из-за экзоскелета.
— Иса! Привет! — я обнимаю её. — Я так скучала! Была у Анхеля, он мне сделал коррекцию.
Она улыбается и поворачивается ко мне спиной, снимая с себя широкую футболку. Этот старый экзоскелет мы сделали в университете как общую дипломную работу-проект. Сложнее всего было найти нужные детали, ещё сложнее — провести операцию так, чтобы об этом не узнала мать. Мы сделали по своей глупости не совсем удобные блоки, контролирующие работу всего экзоскелета. Блок на затылке, который соединяется с мозгом, грубоватый материал вдоль позвоночника и блок на пояснице, укрепили рёбра внешним каркасом и сделали дополнительные блоки на лопатках. Долгие операции были на руках и ногах, так как они требовали дополнительного укрепления хрупких костей. Из-за аварии нам пришлось заново создавать почти каждый позвонок, но зато Ева снова может ходить.
— Я вижу, где он исправил, — я касаюсь пальцами воспалённой кожи, с которой контактировал экзоскелет. — До сих пор не прошло? Пока мы не можем сделать тебе новый каркас, но потерпи. Аллергия на этот материал вполне распространена.
— Уже не так сильно болит, — отвечает она и одевается. — Спасибо, Иса. Я думала, что никогда больше не смогу ходить после той аварии…
— Тш-ш-ш, — я хватаю её за щёки. — Только не расплачься.
Я слышу звонок в ухе и отвечаю, отпуская Еву.
— Иссоп, здравствуй, — я слышу возрастной мужской голос, но не узнаю его. — Я взломал эту сеть и у нас мало времени. Это очень важно и касается твоего будущего.
— Что? Кто Вы?
— Ты знаешь меня. Тебе нужно просто вспомнить. Прошу, нам надо встретиться. Будь как можно скорее у «Лайерса». Белый пиджак, — неизвестный сбрасывает.
— Что случилось? — Ева посмотрела на меня, потирая свои щёки ладонями. — Уже уходишь?
— Да. Не скучай, я ещё приду, — я улыбаюсь ей напоследок и выхожу из квартиры.
Кафе «Лайерс» находится на Пятой улице в центре города. Я ловлю такси, чтобы добраться до туда как можно быстрее. Уже из машины я вижу огромную неоновую вывеску с кексами и пончиками и прошу остановить старенькую «теслу». Здесь, на Пятой улице, всегда полутень из-за длинного козырька и, по совместительству, моста. Мост — шоссе, а тут, внизу, прогулочная зона, и никто никому не мешает.
Я примечаю белый пиджак на террасе, в углу. Мужчина сидит один, низко опустив голову и закрыв чёрными волосами своё лицо. Я глубоко вздыхаю и направляюсь к нему. Мне хватает мужества сразу сесть и постучать пальцем по столу, привлекая внимание. Он поднимает голову, и я вижу осунувшееся лицо, огромные синяки под глазами, щетину и гетерохромные глаза.
В моей жизни был только один человек с такой особенностью. Я даже помню, как спорил с братом, какой глаз кому нравится. Я любил тёплый карий, а Анемон холодный голубой.
— Элайджа, — шепчу я, растеряв мигом всю уверенность. — Я думал, что вы все мертвы…
Дыхание спёрло, и не сразу получается сделать нормальный глоток воздуха. Стиснув зубы, я ещё раз вглядываюсь в лицо, не узнавая там прежнего доброго и весёлого Элайджу.
— Вы меня бросили… а теперь… теперь ты приходишь и сидишь здесь, будто ничего не было? — я ударяю ладонями по столу и поднимаюсь. — Где он?! Где мой брат?! Я думал, что потерял его!
— Иссоп, сядь, — его грубый голос заставляет меня сесть и стиснуть от обиды зубы. — Это моя вина, что во время той облавы тебя забрали. Я не уследил за тобой.
— Где Анемон? — спрашиваю я снова.
— В безопасности.
Эти слова режут по ушам, я не понимаю, что сейчас происходит и хочу закричать, перевернуть этот чёртовый столик и схватиться за оставшиеся после операции волосы на голове. Взгляд Элайджи выворачивает наизнанку, желание встать и уйти увеличивается с такой же скоростью, как и желание выбить из него информацию о брате.
— Послушай меня, Иссоп. Мне важно, чтобы ты не делал глупостей, — я смотрю ему в глаза и сдерживаюсь, чтобы не перебить. — Мы изучали то, что было запрещено изучать. И вы с Анемоном всего лишь наши невероятно удачные эксперименты. В тот день началась твоя новая история, и ты выбрал иную ветвь развития, нежели твой брат. Всё обернулось как нельзя лучше для нас, учёных.
— Что ты, чёрт подери, такое несёшь? — я отказывался понимать то, что мне говорил Элайджа.
— Иссоп, ты тот, кто изучил то, что было чуждо нам. Тот, кто решил соединить в себе идеальную природу и механизмы, усиливающие эту природу, — я видел в глазах Элайджи улыбку, но не замечал оную на сухих губах. — Ты наша лучшая часть эксперимента, доказывающая, что ты можешь привести людей к идеалу. Твоя мать хотела доказать, что эволюция — важная составляющая жизни, которая поможет приспособиться человеку к любым условиям жизни, но ты пошёл дальше, использовав материалы извне, чтобы сделать ещё более важный прорыв. Иссоп, ты гениален, несомненно, ты совершенный. Именно такой, каким и должен быть. Но твой брат считает иначе... ты идёшь не той дорогой, думает он, ты предаёшь его идеалы и идеалы матери, отказываясь от биологии, от своего естества. Ты слишком быстр, настолько, что твой организм не успевает приспособиться к внешней среде быстро развивающегося и, вместе с тем, угасающего мира.
Меня пугают слова Элайджи, его взгляд и его встревоженный голос. Я не понимаю, что он имеет ввиду и что он от меня хочет теперь. Я нервно сглатываю и закрываю лицо руками, пытаясь переварить хотя бы часть информации.
— Двадцать грёбаных лет я был один, думая, что вы погибли. Я сходил с ума, мне снились кошмары, и снятся до сих пор. Теперь ты появляешься передо мной, несёшь какой-то грёбаный бред, говоришь, что мой брат меня ненавидит… — я замолкаю, делая глубокий вдох.
— Твой брат зол на тебя, Иссоп, возможно, он не просто ненавидит тебя, — я убираю ладони и смотрю на Элайджу. — Он сильно изменился. Он…
Элайджа поднимается со своего места, а я за ним.
— Стой! Стой-стой-стой! Что «он»?! — Элайджа смотрит на меня странным взглядом, пробирающим до мурашек и качает головой.
— Я скажу тебе потом, Иссоп. Я позвоню тебе, — я хватаю его за руки, но он их просто выдёргивает и уходит, моментально теряясь в огромной толпе.
Я обессиленно падаю на стул и закрываю глаза. Я остаюсь наедине с этими ужасными мыслями, которые теперь крутились в моей голове. Элайджа пугает меня своими словами. Я хочу об этом забыть.
Иса, ты теперь точно знаешь, к чему тебе стоит идти. Однако, ты должен остановиться и прекратить это уничтожение своей личности. Ты должен немедленно деактивировать эту программу, очиститься от всего, что было в тебе. Гениальность строится не по количеству программ и размеру компьютера в голове.
Я вскакиваю со стула и ухожу с террасы, направляясь к перекрёстку. Я получу эти грёбанные деньги, и лучшее — привлечь внимание самого молодого и корыстного спикера парламента, Митчела Вейна.
Я бегу к парламенту, который находится не так далеко от Пятой улицы. Это белое здание с белой лестницей, с высокими шпилями и огромными окнами можно увидеть издалека. Сад Парламента — главное место для отдыха, открытое для свободного посещения. Я перебегаю несколько крупных дорог, стараясь не сбивать людей. Огромная арка перед садом была обвита пятнистым плющом, а по обе её стороны стоят роботы-охранники. Я прохожу мимо и иду по дорожке со светодиодными панелями к белоснежной лестнице, по пути подхватывая под руки двух девчонок. Оставляю их у фонтана, что стоит неподалёку от лестницы.
— Зовите друзей, сейчас я буду рассказывать кое-что чертовски интересное.
— Иссоп Вилл, — шепчет одна, и я давлю из себя улыбку.
Взбегаю к самым дверям, у которых стоят два робота. Я смотрю на их лица — продолговатая голова с клювом и двумя камерами считается за лицо? — и поворачиваюсь к трибуне, на которой стоит небольшой ларчик. Я подхожу ближе, и он открывается. Я беру из него наушник с микрофоном и надеваю. Один из роботов подошёл и активировал трибуну, заслонка спереди открылась, высвобождая мощный динамик. Я видел собирающихся людей у подножия лестницы и глубоко вздохнул.
— Меня все знают, видели по телевизору не раз? — люди достают планшеты, а мне только и нужно, чтобы обо мне трубили везде. — Наша корпорация «Манмэйд Лайф» не первый год на рынке и уже успела захватить лидирующую позицию. На сегодняшний день протезы и экзоскелеты стали доступны любому человеку: не только из-за совместимости, но и из-за снижения цены на механизмы и услуги по их установке и обучению обращения с ними. Всё благодаря соглашению с множеством компаний и производству из новых инновационных материалов, которые стоят дешевле, но не менее качественные. Со следующего года моя команда начнёт разработку облегчённых экзоскелетов, которые устанавливаются непосредственно на тело с помощью некоторых операционных вмешательств. Другими словами, это станет вашими вторыми костями.
Сейчас кибернетика занимает слишком много места в нашей жизни, можно сказать, это так же важно, как и дышать. Многие люди работают с помощью устанавливаемых модификаций, абсолютно все чипируются, кто-то не может полноценно жить без протезов. Однако, до сих пор это самая обсуждаемая тема: «что с нами будет в будущем».
Признаюсь, я боюсь умереть. Смерть заставит обо мне забыть, а мои изобретения и вклад в науку никто изначально не запоминает. Кто-нибудь помнит, кто изобрёл светодиод? Когда впервые упомянули про протезирование? Может, кто-то вспомнит год создания и название первого компьютера? Вряд ли, но мы пользуемся этими вещами ежедневно, молчаливо отдавая дань изобретателям. С каждым годом мы становимся лучше, изобретаем что-то новое. Так, поднимите руки те, кто верит в счастливое кибернетическое будущее… — я оглядываю толпу, которая так послушно поднимает руки вверх. — …практически все, прекрасно.
Я также верю в это будущее. У нас есть шанс продлить свою жизнь и стать лучшими версиями самих себя. Наконец-то мы подошли к тому, о чём я хотел поговорить.
Совсем недавно я сделал кое-что, что приблизило меня к званию «совершенного человека»: модернизировал мозг. Мы совершенствуем технику вокруг, но забываем о самих себе. Сейчас на рынке за заоблачную цену можно купить обалденно классные глазные протезы, которые передают божественное качество картинки и способны увеличивать изображение в десятки раз. Вы понимаете, о чём я толкую, верно?
Знаете, в чём плюс модернизации мозга? Наличие вычислительного модуля, которые сейчас встроены в каждого робота, модули памяти, усиление наших природных пяти чувств, стимуляция гиппокампа для работы с подсознанием, электроды, которые смогут навсегда избавить вас от Паркинсона или паралича, и много других возможностей. Кибернетика сделает нас совершенными, а вы так не считаете?
Я замечаю, как кто-то упорно идёт к лестнице, и спускаюсь на пару ступеней ниже. Из толпы выходит молодой парень с ирокезом и раздражённо гаркает:
— Эй! — я спускаюсь ещё ниже, глядя на разозлённого пацана. — Ты ратуешь за машины, когда сам состоишь из плоти и крови. Ты отказываешься от естественного хода жизни и эволюции в пользу убийства настоящего себя и желания стать машиной! Уничтожаешь красоту человеческого тела, создавая из него машину. Что ты сделаешь дальше, когда твой мозг будет полностью состоять из микросхем?! Ты перестанешь быть тем, кем был до этого! В чём же по-твоему ценность человеческих жизней, если всё можно заменить?!
— Ты не прав. Я всего лишь предлагаю варианты дальнейшего развития в новейшем мире, где не будет место медленному процессу. Я создаю нового себя, но не убиваю старого. Ум людей ценен как никогда. Уж лучше быстрое и эффективное развитие, чем медленная и недейственная эволюция, — я вижу, как он разворачивается и делает шаг в толпу.
— Тогда жди весточки, Иссоп Вилл, — бросает мне через плечо и уходит.
Двери парламента открываются, и в них появляется высокая блондинка в строгом костюме. Я поднимаюсь к ней, складывая микрофон в ларчик. Одного её взгляда хватает, чтобы толпа рассосалась по парку. Я глубоко вдыхаю и отправляюсь за ней.