Американский лингвист и толкиеновед Марк Хукер решил понять, отчего на Руси любят по несколько раз переводить один и тот же текст Толкиена, скажем, роман «Властелин колец» или сказку "Хоббит". Так, после многолетней исследовательской работы, после переписки и личного общения с переводчиками из России, в 2003 году появилась на свет книга «Толкиен русскими глазами». А те из читателей, кто хочет лично убедиться в открытиях Марка Хукера, может сегодня же вечером её прочесть – её легко найти в интернете. Причём на русском языке – спасибо переводчице Алле Хананашвили.
Расширенный комментарий к книге Марка Хукера «Толкиен русскими глазами» - Александр СЕДОВ (с)
Предыдущие части разбора: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть
8. Затерянный между букв
Если свести все претензии Марка Хукера к русским переводам «Властелина колец» воедино, мы получим простую формулу: роман английского писателя перестал быть английским. Это, конечно, не окончательный приговор (Марк Хукер надеется на более удачный перевод в будущем), да и сама формула не абсолютна: переводчики, порой, находят такие неожиданные решения, которые иначе, чем блестящими мистер Хукер не называет. И всё же в очень многих аспектах «русский Толкиен» утратил свою «британскость», а конкретнее - «британскую сдержанность стиля».
Орки не должны напоминать зэков-уголовников (подобные речевые эксперименты позволил себе Муравьев). А волшебник Гэндальф не имеет права даже в безвыходных ситуациях терять надежду (распространенная среди большинства переводов ошибка). Иначе, по словам Марка Хукера, роман превращается из «наполненного светлой христианской надеждой» в «русский фаталистический роман».
Эту формулу превращения автор монографии повторяет неоднократно, почти как магическое заклинание.
Но, подозреваю, что как только западный читатель (да и не только он) монографии Хукера пытается из деталей – анализа имён собственных и сравнения отдельных фрагментов – собрать общую картину, - мозаика не складывается. И для этого есть ряд причин. Во-первых, сопротивление материала. Как сложить вместе все выводы, пояснения, оговорки, касающихся сотни языковых реалий в общее целое, если, - а это уже, во-вторых, - русских переводов «Властелина колец» около десятка? И у каждого свой переводчик (а то и два), со своим почерком, методом, опытом, со своей историей… Опять же, Хукер критикует русских переводчиков, говоря, что они самовыражаются за счет Толкиена, т.е. каждый привносит свою интерпретацию, и, хоть немножко, но тянет Толкиена в свою сторону. Можно ли вообще, в таком случае, говорить о едином векторе «русского Толкиена»?
Любой ученый, столкнувшись со столь разнородной картиной – уже у порога допустимого: чтобы придти к обобщению придётся жертвовать частностями, которые, как раз, и есть самое ценное в литературе.
И всё же, рискнем.
Возьмём, перевод Муравьева и Кистяковского – он, пожалуй, остаётся самым читаемым, самым цитируемым и самым любимым среди русских читателей, а также горячо критикуемым, а нередко и ненавидимым, за своеволие и отсебятину переводчиков. Некоторые критики склонны видеть в этом переводе яркий, но «художественный пересказ». С этим мнением я не согласен.
В начале 2000-х появился на свет перевод Каррика и Каменкович. Они заявили не просто об оппозиции работе Муравьева и Кистяковского (для новых переводов, это как раз не новость), а подчеркнули, что впервые – наконец-то! – читатель получает по-настоящему полную и научно выверенную версию «Властелина колец» на русском языке. Их амбиция была подкреплена авторитетом мистера Райнера Анвина, сына первого издателя романа, написавшего для новой русской версии предисловие. Также было получено благословение Дэвида Дагана, видного британского толкиеноведа, написавшим послесловие. Перевод Каррика и Каменкович обычно критикуют за многословность и скучный стиль – эти минусы можно обернуть и в плюсы, если смотреть на эти недостатки как на продолжение достоинств перевода, следующего за английским первоисточником буквально по пятам.
Итак, на лицо противостояние «слишком художественного» и «чересчур научного».
Разумеется, есть переводы, которые идут дальше муравьевского по пути «художественного пересказа», а есть и такие, которые продвинулись в сторону «соблюдения английскости» больше, чем перевод Каррика и Каменкович. (К примеру, Марк Хукер больше ценит перевод Грузберга, в котором толкиеновские имена собственные сохранились в неприкосновенности.) В данном случае важно то, что оба перевода «Властелина колец» не выглядят радикальными. Они противоположны по подходам, но воспринимаются читателем частью переводческого мэйнстрима. Сравнив оба перевода, мы получим приблизительную картину «русского Толкиена».
Для сопоставления возьмём небольшой фрагмент из четвертой главы, озаглавленной «Напрямик по грибы» (из 1-го тома). Фермер Мэггот (Бирюк – в переводе Муравьева и Кистяковского) рассказывает хоббитам о визите Чёрного Всадника. Эпизод, возможно, не из числа самых принципиальных в романе, - этим он и показателен: страх и зло здесь показываются как бы на расстоянии, опосредованно, через рассказ стороннего наблюдателя. Словом, переводчики здесь перед лицом той самой «британской сдержанности» повествования. Как же они обошлись с ней?
Вот оригинальный текст Джона Толкиена:
«They waited anxiously for him to go on. ‘Well,’ the farmer continued, approaching his point with slow relish, ‘he came riding on a big black horse in at the gate, which happened to be open, and right up to my door. All black he was himself, too, and cloaked and hooded up, as if he did not want to be known. “Now what in the Shire can he want?” I thought to myself. We don’t see many of the Big Folk over the border; and anyway I had never heard of any like this black fellow.
‘ “Good-day to you!” I says, going out to him. “This lane don’t lead anywhere, and wherever you may be going, your quickest way will be back to the road.” I didn’t like the looks of him; and when Grip came out, he took one sniff and let out a yelp as if he had been slung: he put down his tail and bolted off howling. The black fellow sat quite still.
‘ “I come from yonder,” he said, slow and stiff-like, pointing back west, over my fields, if you please. “Have you seen Baggins?” he asked in a queer voice, and bent down towards me. I could not see any face, for his hood fell down so low; and I felt a sort of shiver down my back. But I did not see why he should come riding over my land so bold.
‘ “Be off!” I said. “There are no Bagginses here. You’re in the wrong part of the Shire. You had better go back west to Hobbiton - but you can go by road this time.”»
А вот, мой перевод. Искушение слегка подправить текст было сильно. Тем не менее, свой вариант считаю предельно близким оригиналу.
«Они с нетерпением ждали, что он скажет дальше. «Ну-с», - продолжил фермер, неторопливо и со значением оглядев всех, - «въехал он на большом черном коне в ворота, они отчего-то открыты были, и прямиком к моему крыльцу. Весь в черном, в наглухо запахнутом плаще и надвинутом капюшоне, будто не хотел, чтоб его узнали. «Чего ему понадобилось в Хоббитании?» - сказал я себе. Мы и заметить-то не успели, чтоб Большие Люди пересекли границу, и, уж точно, я никогда не слышал о его приятелях в черном.
«Доброго денька!» - сказал я, и к нему подхожу. «Эта дорога никуда не ведет, так что вы никуда не приедете. Поэтому, давайте, поворачивайте скорее, обратно на тракт». Вид мне его уж очень не понравился; а когда выбежал Цепкий, обнюхал гостя и взвизгнул, будто его одернули, так тут же попятился, хвост поджал и заскулил. А черный приятель даже не шелохнулся.
«Я приехал издалека», - медленно говорит глухим голосом и показывает куда-то на запад, в аккурат поверх моих полей, вам бы это понравилось? «Бэггинса не видел?» - дурным голосом спрашивает, и ко мне нагнулся. А капюшон его был надвинут так низко, что и лица-то нельзя было увидеть; чувствую только – мурашки по моей спине. Никак не пойму, с какого резона это он должен по моей земле шастать.
«Давай-ка отсюда!» - говорю я. «Нет здесь никаких Бэггинсов. Ошибся ты районом Хоббитании. Тебе лучше повернуть обратно на запад – к Норгорду, двигай прямо вот по той дороге».
(прим. - названия Хоббитания и Норгрод заимствованы мною из версии Муравьева и Кистяковского)
Некоторым своим достижением считаю предпоследний абзац, где я попытался воспроизвести игру, построенную между комическим и ужасным: из текста видно, что хотя фермер не на шутку испуган, его частнособственнический инстинкт, или, говоря по-другому, «достоинство фермера» тоже даёт о себе знать – в самый критический момент в нем борются испуг и чувство самоуважения. В результате, текст оказывается немного двусмысленным: чего тут больше – страха или возмущения?
Как мне показалось, в нижеследующих переводах этот момент проявился не так ясно.
Возьмем перевод Муравьева и Кистяковского:
«Они ждали, сдерживая нетерпение.
- Да-а, - неторопливо и с удовольствием сказал Бирюк, - подъехал он на вороном к воротам – не заперты были – и в двери суётся. Чёрный, весь в чёрном, лица не видать, словно боится, что узнаю. Я думаю: «Ишь ты какой! Чего припёрся-то к нам в Хоббитанию?» Граница рядом, разные шастают; таких, правда, отродясь не видывал. Выхожу к нему. «Ну, - говорю, - здрасьте, в чем дело? Это вы не туда заехали, давайте-ка обратно на дорогу».
Что-то он мне не понравился; тоже и Хват – выбежал, понюхал, хвост поджал и скулит. А тот, чёрный, сидит не шелохнётся. «Я издалека, - говорит, глухо, будто без голоса, и кажет на запад, через мою, стало быть, землю. - Торбинс здесь?» А сам шипит, сопит и клонится на меня. Клонится, а лица-то нет – дырка под башлыгом, и всё; меня аж дрожь пробрала. Ну, дрожь дрожью, а чего он лезет, куда не просят?
«Давай-давай отсюда! - говорю. - Какие тебе здесь Торбинсы! Не туда заехал. Торбинсы, они в Норгорде живут, заворачивай обратно, только не по моей земле, говорю, а дорогой».
Как видите, то, что одни ставят переводчикам в заслугу, а другие в вину, здесь проступило довольно отчётливо: Муравьев и Кистяковский увлеклись (и, на мой взгляд, талантливо увлеклись) стилизацией разговорной речи. Пересказ Бирюка – это серия выразительных реплик, почти каждая из которых, хотели того переводчики ли нет, еще и обращена к культурной памяти читателя, неожиданно цепляя оттуда знакомые ассоциации и цитаты.
Скупое описание фермером Чёрного Всадника, соединение комизма и таинственности в одной сцене, в моей «культурной памяти» отчего-то зацепило цитату из советской экранизации «Собаки Баскервилей». Шерлок Холмс выспрашивает кэбмана, возившего утром подозрительного господина:
« - Расскажите мне, пожалуйста, о вашем седоке, который сегодня наблюдал за этим домом в десять утра, а потом выслеживал по улице двух джентльменов… Опишите его внешность.
- Одет аккуратно, борода -… чёрная. Больше, пожалуй, ничего сказать не могу.
- Цвет глаз?
- Вот это я не приметил.
- Может быть, вы еще что-нибудь заметили?
- Мой седок сказал, что он - сыщик. И не велел болтать…»
Переводчики не постеснялись, и кое-что подвинули в тексте Толкиена, а кое-что и упустили, зато приплюсовали образности, нагнали побольше страху – в ущерб, понятное дело, «британской сдержанности». И получилось так, что в кульминационный момент Бирюк заглянул под капюшон – и обнаружил, что лица у всадника нет, а есть пустота. Как сказал бы точный до деталей Марк Хукер, переводчики опередили самого Толкиена, разоблачив Чёрного Всадника раньше времени. В оригинальном тексте явившийся гость – странный, пугающий, но, по показаниям фермера, кажется человеком. В переводе Муравьева и Кистяковского – маска (или, лучше сказать, капюшон?) сброшена: Чёрный Всадник это бесплотная нежить, почти призрак… Фермер Бирюк так мастерски подвел слушателей к кульминации: «А сам шипит, сопит и клонится на меня. Клонится, а лица-то нет – дырка под башлыгом, и всё; меня аж дрожь пробрала». Что в невольно возникшей после этих слов паузе так и мерещится, как хоббитанский фермер перекрестился, чего, конечно, быть не могло, так как в Хоббитании нет христианства.
И тут же в памяти всплывает цитата из другого знаменитого фильма – из «Неуловимых мстителей», построенная по принципу детских страшилок. Помните?
«Едем, значит, а кругом тишина… и покойничники с косами стоят!» Реплика, блестяще сыгранная Савелием Краморовым и вошедшая в наш фольклор. Кстати говоря, приключение, рассказанное Бирюком, и есть СТРАШИЛКА для хоббитов. И много-много лет спустя жители Хоббитании, совсем не знакомые ни с Фродо, ни с семейством Бирюка, будут пересказывать эту страшилку (как мы цитируем цитаты из любимых фильмов), сидя дома у пылающего камина.
Но это еще не всё.
Я поспешил, обрезав фрагмент из книги на словах фермера. Следующая ответная реплика Чёрного Всадника в «пересказе» Муравьева и Кистяковского словно намекает на еще один знаменитый фильм. Полагаю, всё дело в выбранной переводчиками интонации – в том, как Чёрный Всадник расставляет акценты. Вот слова чёрного гостя:
«Торбинса там нет, - шепчет, а шепот у него с присвистом. - Торбинс сюда поехал. Он здесь, близко. Скажешь, когда он появится, - золота привезу».
А, вот, из одного фильма:
«- Слышь, Абдулла! Не много ли товару взял? И всё, поди, без пошлины?
- Так нет же никого в таможне. Кому платить – неизвестно. Хочешь, мы заплатим золотом?
- Ты ведь меня знаешь, Абдулла, я мзду не беру. Мне за державу обидно».
Это, как вы, несомненно, узнали, из фильма «Белое солнце пустыни». Разговор между главарем банды по прозвищу Чёрный Абдулла и Верещагиным, который, как и Бирюк, живет на границе и охраняет её.
Само собой, я не утверждаю, что эти фильмы при чтении «Властелина колец» должны немедленно прийти в голову (хотя, почему бы и нет?). Но избранный переводчиками разговорный стиль, яркий и лаконичный, так органично вписывается в отечественную традицию реплик-афоризмов из известных кинолент, что невольно поддаешься очарованию перевода Муравьева и Кистяковского. Вот он – народный «русский Толкиен»!
Посмотрим, как с этим отрывком справились Каррик и Каменкович. Напомню, что свой перевод они представили как самый полный и наиболее верный духу и букве оригинала.
«Хоббиты вытянули шеи и навострили уши. Фермер помедлил, смакуя удовольствие, и продолжал:
- Значит, так. Въезжает он ко мне в ворота на громадной такой черной лошади – ворота, на беду, случились открыты - и прямо сюда. Черный весь, закутался в плащ с ног до головы и капюшон надвинул до подбородка - словно не хочет, чтобы его узнали. «И что ему только понадобилось у нас в Заселье?» - думаю. Большие через границу редко переходят, а о таких, как это черное страшилище, я и вообще никогда не слыхивал.
«Добрый день вам, - говорю, а сам иду к нему. - Дорога эта никуда не ведет, так что в какую бы вы сторону ни правили, лучше вертайте обратно». Шибко он мне не по сердцу пришелся, понимаете? Тяп выскочил было, принюхался разочек – да как взвоет! Точно оса его ужалила. Хвост поджал, заскулил и убрался. А черный сидит – не шелохнется. И говорит, как цедит:
«Я приехал вон оттуда, - и, понимаете ли, на мои поля кажет. - Ты Бэггинса видел?» - придушенно так спрашивает, а сам наклоняется ко мне ближе и ближе. Капюшон низко надвинул, лица не видно. Чую – по спине у меня мурашки побежали. Но я не собирался спускать ему с рук такую наглость. Слыханное ли дело – потоптал мои грядки и ухом не ведет!
«Проваливай! - говорю. - Тут Бэггинсов отродясь не было. Ты совсем не в тот конец заехал. Поворачивал бы лучше оглобли обратно в Хоббитон, только не через поля, понял?»
А он шепчет: «Бэггинс оттуда уехал. Он идет сюда. Он уже недалеко. Я хочу его найти. Скажешь, если он сюда зайдет? Я вернусь и привезу золота».
Как видно, несмотря на заявленный аутентичный подход, переводчики Каррик и Каменкович пошли схожим путём. В рассказе фермера Мэггота они заметно усилили разговорную манеру, приплюсовали образности. Правда, в отличие от предыдущего варианта, в котором переводчики стремились к лаконичности, здесь фрагмент оброс многословием и интонационно увял.
Педант, скорее всего, резюмировал бы, что оба перевода - «это не Толкиен». Я не столь категоричен. По-моему, оба примера по-своему интересны, и вполне передают дух и букву книги Толкиена... При этом, я отдаю предпочтение варианту от Муравьева и Кистяковского. Если же говорить, об этих переводах, как о полюсах «русского Толкиена», то нельзя не признать общий их вектор: переводчики, так или иначе, прибавляют тексту речевого колорита, эмоциональности, образности… Кто-то скажет, что при этом страдает «британская сдержанность» стиля. Я же отвечу, что так для русского читателя убедительнее доносятся идеи и сюжеты в книге Толкиена.
продолжение следует...