Найти тему
Алексей Ермолин

Пара историй из больницы

В детстве и юности приходилось не раз лежать в разных больницах из-за своих больных ушей. Крепче всех запомнилась одна клиника в Питере, в которой я находился среди девяностых годов.

В нашей палате был паренек с области, даже с деревни. И как-то перед самым вечером он взял, да и заснул на своей койке . Проснувшись через полтора часа, пацан со сна не мог сообразить: что за окном - утро или вечер. Разумеется, весь больной люд сразу стал уверять, что де - утро и что пора идти на уколы. А кололи как раз-таки до завтрака.

Весь осовевший, малоадекватный, он поплелся в процедурную.

Медсестра устало встретила его (просто вылупилась), никак не удивилась, поглядела секунд двадцать, и без эмоций отправила в палату.

Человек вернулся обратно. Сел на койку, почесал ногу и уставился в окно.

За стеклом странное безрадостное утро.

Парень загрустил, - укола не сделали. Завтрака нет (соседи по койкам сказали, что он все проспал). Солнце странное…

Спустя минут сорок начался конкретный закат. Наша красная-прекрасная звезда намерилась закатиться за питерские многоэтажки. Вечер.

И вот тут наш сокоечник, выпрямив от осознания ситуации осанку, стал на всех ругаться...

В этой же больнице, в этом же отделении взрослым мужикам делали больнючие уколы. Чтоб поддержать их стареющий тонус. В результате, те, кому было за сорок, либо приползали с одеревеневшими задами, либо им помогали приползти. По прибытии в палату, их лица были багряны, а дыхание тяжелым.

Эта процедура усложнялась еще и тем, что одна из медсестер делала уколы крайне больно и небрежно. Такой подход к больным у нее был вызван гладким мозгом и мощным широким туловищем. Как-то так выходило, что во всех она била шприцами, как в стенку.

Но в один день что-то, видимо, у нее приключилось особенное.

Приходит после очередной процедуры в нашу палату один из уколотых и говорит, мол, кровь из вены не останавливается. Эта медсестра так саданула иглой в руку мужика, что после вытаскивания шприца из вены вверх ударил тощий фонтанчик крови.

Минут через пятнадцать приковылял еще один пациент. Говорит первому: «да чего там твоя рука !.. Она мне ягодицу прошила до таза… Куда попала – непонятно, но из дырки потекла кровь…».

Перед операцией мне идти своим ходом не разрешили. Положили на каталку и повезли куда-то по этажам. В руки сунули баночку из-под йода, в которой плескалась моя кровь. Как пояснили, она была необходима для определения группы, если операция пойдет не плану. Разумеется, крышки у сосуда не было, а лифты, пороги, плитка и разъезженные колеса были. И баночку эту, чтоб не пролить на себя же, мне пришлось затыкать большим пальцем. Тем самым, которым я бил тараканов в тумбочке. Которые были до того здоровые и наглые, что могли утащить яблоко.

Когда меня привезли на каталке в операционную, там громко играла музыка. Медсестры раскладывали инструменты и пританцовывали под «In The Army Now». Выглядело сюрреалистично.

Они четко уложили меня на стол и сделали укол в руку. По венам сразу покатились горячие угли.

Через некоторое время в операционную зашли врачи. Анестезиолог взял маску, поднес к моему лицу и произнес: «спи, на». Пришлось вырубиться.

Проснулся спустя часов десять, наверное. Рядом сидела бабушка, которая должна была постоянно меня будить и не давать спать.

Я ощупал себя. Голова замотана в бинты. Ноги холодные.

Проверил сознание. Бесполезно, я в ином измерении.

Снова ушел куда-то в сонную лощину. Попел, что-то рассказал о вертолетах, пару раз вскакивал и отключался, и ничего не запомнил.

К тому моменту в палате нас лежало всего трое подростков. И всех нас прооперировали в один день. Двое парней после резки очнулись значительно позднее меня. Поэтому за ними я наблюдал уже сам и относительно здраво.

Второй пацан лежал на боку и постоянно, медленно двигая рукой, пытался схватить своего отца за нос. Тот с улыбкой откидывал руку сына. Забавно, что парню самому прооперировали носоглотку, и он словно пытался показать, где его резали.

Третий, как выяснилось, каким-то образом очнулся во время операции. Этим он доставил некоторые хлопоты и нервы врачам. Его быстренько "успокоили" и дооперировали уже без проблем.

В палате этот своеобразный человек спал почти спокойно, хотя о чем-то и бормотал постоянно. Своеобразен он был тем, что выглядел персом, но по паспорту числился русским. На родине соплеменники его били, потому что он "русак", а после переезда в РФ, русские били за то, что он "чурка". (Хотя, мне кажется, дело было в его характере, а не в национальности)

Через день после операции я попытался сходить покурить. У кровати упал от головокружения, и дальше пришлось двигаться по стенкам. Раздражала здоровенная повязка на голове, которую необходимо было носить около недели. В летнюю жару это было проблематично. Перерезанное с отрезанной перепонкой ухо чесалось, и постоянно подтекала кровь. Спать было практически невозможно. Радовало только то, что до нашего девятого этажа не долетали комары. Хотя, все равно, сна из-за боли не было.

Спустя некоторое время мне стали колоть пенициллин. И уже через пять дней я прекрасно понял состояние обкалываемых мужиков, - медсестра долбила шприцом брутально. Ладно, хоть не метала в нас, как в мишень.