Автор - Влад Захаров.
Итак, с чего бы начать... Пожалуй, читателю интересно, кто вообще такой этот Адольф Эйхман.
Жизненный путь он начал в городе Золиген, что в округе Дюссельдорф. Первая Мировая не забрала юное дарование на тот свет в силу возраста (в 1914 году ему было 8 лет), так-что, детство его проходило нормально, я бы даже сказал обычно. Конечно, если не считать того факта, что наш Адик носил кличку “маленький еврей” из-за крупного носа. Скорее всего, это и послужило выбором будущей профессии, по Фрейду-с. Несмотря на отсутствие страсти к политическим движениям, в 1932 просёк фишку и вступил в СС. Несколько лет скитался он по подразделениям электриков, пока, в 1935 году не был приглашен в “еврейский” отдел. Где, кроме того, как строить козни иудеям, Эйхман стал тем человеком, который непосредственно принимал участие в редактуре плана “Мадагаскар” — ездил в Палестину к местным еврейским общинам, договариваться о переселении (читай — депортации) евреев из Германии в будущий Израиль.
Как известно, с началом Второй Мировой Войны, Рейхстаг изменил отношение к евреям с “депортация”, на “kill it with fire and magnets”. Выполнять сиё действие на территории Польши поручили всё тому-же Эйхману, что, впоследствии, нанесёт неизгладимое пятно на его имя и репутацию, заменив детский "еврейчик" на взрослый "архитектор Холокоста". Вторая Мировая закончилась ожидаемо. Главных виновников судили на Нюрнбергском процессе, сошек поменьше уже брали под своё крыло западные спецслужбы, ну а наш герой выбрал третий путь — свалить в Южную Америку, сменить имя, и начать новую жизнь. Казалось бы, сиди на ранчо да попивай себе Сан-Хуанские вина, но от правосудия так просто не уйти, особенно, когда оно еврейское.
До этого считавшийся мёртвым, Эйхман заинтересовал Моссад в 1957 году, когда он впервые был опознан в аргентинской столице. Забавно (или страшно) то, что начиная с момента получения сводок, и заканчивая казнью, операция осуществлялась евреями. Да-да, место проживания Эйхмана тоже было передано наполовину евреем из Буэнос-Айреса. Оттуда весточка дошла до генпрокуратуры Гессена, а именно к Фрицу Бауэру (таки тоже наш человек). Именно он решил отдать это дело МОССАДу, а не в БНД или ЦРУ, откуда дела на нацистов частенько "пропадали". Далее, через два рукопожатия, информация достигла конечного пункта назначения — Иссера Хареля, главы израильской разведки.
Иссер до этого мало интересовался Эйхманом, и кроме общеизвестных фактов а-ля “причастен к Холокосту”, ничего не знал. В течение нескольких месяцев были изучены все известные иудеям факты про Адольфа, вплоть до автобиографии 37-го года написанной им для СС. А уже спустя некоторое время, в январе 58-го, в Аргентину прилетел агент МОССАД. Его целью было проверить адрес, переданный анонимом гессенской прокураторе. Им оказался дом под номером 4226 по улице Чакабуко. Как ни странно, находился он в районе Оливос — месте проживания многих немцев, переехавших сюда уже после окончания войны. Удивляло другое: Адольф Эйхман, офицер СС, привыкший к роскоши, любивший, по утверждениям очевидцев, выпить и покутить; этот самый человек жил буквально в нищете. Его дом был ветхий, старенький, окруженный таким же ветхим и низким заборчиком. Сколько ни старались, а застать разыскиваемого там не удалось. И спустя ещё пары недель долгих наблюдений, был сделан вывод, что информатор ошибся, но это было не так...
Как выяснили позже, информатором был старенький дедок лет 70, слепой. Звучит довольно забавно, но это правда. Велением судьбы, его дочурка стала объектом внимания старшего сына Эйхмана — Клауса. Но одной только фамилии недостаточно, верно? Благо, Клаус был прилежным учеником, и как только речь заходила о послевоенном устройстве мира, он очень досадовал, что немцы, в частности, его отец, не успели решить еврейский “вопрос”. Подкрепил опасения так-же и тот факт, что Клаус пару раз оговаривался, называя своего “приемного отца” батей, из-за чего у них часто возникали конфликты. Тем не менее, агентура не могла доверять лишь предположениям, хоть и вполне обоснованным. Дедок, в свою очередь, обладал обширными связями в районе Оливос, и с радостью согласился помочь расследованию — выяснить, чей же всё-таки дом, и кто в нём живёт.
За полгода вынесли следующее: двухквартирный дом принадлежит некоему Франциско Шмидту, живут в нём Дагуто и Клементе (имён мужик раздобыть был не в силах). Помимо этого, выяснилось что дед оказался странным. Возможно, это старческий маразм, или же просто человеческий стыд за нераскрытое дело, думали израильтяне, но в последнем полученном от него письме, утверждалось следующее:
«Франсиско Шмидт и его семья живут в квартире, выходящей на улицу, а кто занимает другую, я еще не знаю. Но думаю, они посвящены в тайну Эйхмана. Судя по рассказам людей, видевших Шмидта, его облик вполне совпадает с описанием Эйхмана. Шмидт рассказывал, будто во время автокатастрофы он сильно поранил лицо. Все это давало основание полагать, что Франсиско Шмидт (он же Адольф Эйхман) сделал пластическую операцию лица…
Выше описана первая половина. Прочитали. Запомнили. Смотрим вторую:
После того, как я вторично посетил Буэнос-Айрес между 13 и 18 мая 1958 года, могу утверждать, что Адольф Эйхман прибыл в Аргентину в 1954 году и направился вглубь страны. Поэтому предстоят долгие поиски места, где он поселился, причем придется много раз ездить на север Аргентины, за тысячи километров, а это сложно и очень дорого. Если вы хотите, чтобы дело продвигалось, дайте мне возможность держать в руках все нити. Нет нужды повторять, что расходы будут огромны и я не смогу их оплатить из своего кармана. Как только вы отзоветесь и выполните мои требования, я отправлю новый отчет»
Странно, не так-ли? Харель подумал также, и этот канал связи закрылся.
Следующий, 1959 год, начался очень хорошо для расследования. В этот раз тот же гессенский прокурор подкинул вторую половину пазла. Новый источник утверждал, что Эйхман некоторое время скрывался в Германии, а потом, в 1950 году, действительно переехал в Аргентину.
Второй раз он переродился под именем Рикардо Клементе (да-да, именно он снимал квартиру у Ф.Шмидта). С новым именем, он начал и новую жизнь. Житие Эйхмана ему показалось уж больно насыщенным, так-что Клементе решил пожить по-простецки, работая в конторе Мерседес-Бенц, и проживая в убогеньком домишке в пригороде Буэнос-Айреса. Даже когда после очередного переворота в Боливии, знающие предлагали ему пост главы Гос. Безопасности — он отказался.
Итак, с этого момента операция становилась приоритетной. Сомнений не было, Рикардо Клементе — Адольф Эйхман. Впервые задумались о том, как вывести преступника без шума, без привлечения аргентинских органов кишевших бывшими нацистами. Проблемы было две: отсутствие у ВВС Израиля дальнемагистральных авиалайнеров; отсутствие рейсов, а с ними и причин столь дальних перелётов в Аргентину. Благо, еврейская смекалка не подвела: первую проблему начали решать сразу, с 1959 года, путём оборудования самолёта "Bristol Britania"; вторая же, тоже не затянулась — рейс будет пробным перед открытием маршрута Буенос-Айрес – Тель-Авив.
Вторая поездка МОССАДовцев в Аргентину припала на 1960 год. Её целью было уточнение личности Рикардо Клементе, и его адреса, который, за почти два года, мог измениться. Так и оказалось, когда агентура приехала к дому, он оказался пуст. «Уехали то-ли пятнадцать, то-ли двадцать дней назад ваши немцы», – твердили маляры занятые освобожденной квартирой. Правда, было и кое-что дающее надежду. Работники знали где работает второй по меньшинству сын Клементе — Дитер. Кроме того, им был известен и район, в который переехала семья — Сан-Фернандо. В те времена, это скорее был пригород, эдакий город спутник, в скором времени обязанный быть поглощённым растущей аргентинской столицей. Новый дом семьи вполне соответствовал месту где он находился: фамильная "крепость" одиноко стояла близ шоссе. Кроме самого дома, на горизонте виднелась парочка маленьких домиков, и ещё более маленький киоск.
В этой же поездке выяснилось, что "официально" Рикардо Клементе не отец Дитера. Он, его мать и братья носили свою настоящую фамилию — Эйхман. На вопросы об отце он отвечал: "Мой отец в Тукумане, не знаю когда он вернётся" (дед с начала моего рассказа и тут оказался близок к цели, ведь Тукуман — провинция на севере Аргентины). Но мы то знаем... Более того, удалось понаблюдать и за самим Клементе. Теперь сомнений точно не оставалось, это Эйхман. Операцию нужно было начинать немедленно. Это был апрель 1960-го...
До реального выполнения операции оставалось меньше трёх недель. Уже подготовленный самолёт и его рейс представили официально к майским праздникам в Аргентине, в рамках укрепления связей местной еврейской общины с Землёй Обетованной. Более того, для прикрытия всей группы уехавшей в “командировку”, размером в 30 человек, было создано туристическое агентство, и, к моменту захвата, арендовано 6 жилых помещений. К слову, группа эта была собрана чисто на добровольной основе. Каждый из занятых в деле людей имел личные счёты с нацистами. Что, в будущем, заставляло их проявлять чудеса стойкости и твёрдости своих нервов.
Категорически нельзя было допустить утечки о нахождении в Аргентине группы агентов: мало того, что это нарушение суверенитета, так и основную цель операции можно упустить. Поэтому, для контроля на месте, 01.05.60 на задания прибыл сам Иссер Харель. С этого момента планирование пошло с двойным ускорением: нашли дом, машины, каждый вечер велась слежка за Эйхманом.
Всё шло так гладко, что Иссер крайней датой похищения поставил 10 мая, и уже через три дня после похищения планировал вывезти его в Израиль. Но, свои коррективы, сами того не зная, внесли аргентинцы. Делегация не могла принять оную из Израиля раньше 17-19 числа, а ведь именно её самолёт так ожидал Харэль. И всё же, срок не поменяли — им осталось 10 мая. Впоследствии, пришлось пожертвовать одним днём, так как люди, которые дежурили уже месяц, устали, и не всё ещё было готово.
Изначально план был таков: первая машина стоит по улице Гарибальди якобы с поломкой и дожидается Эйхмана; вторая, в свою очередь, стоит за углом, и при приближении цели обязана ослепить её фарами.
Как известно, человек предполагает, а Бог располагает. Кто знает, задержался ли Эйхман из-за встречи с директором, или спасал котёнка на дереве, но факт остаётся фактом, в обычное время он не приехал. Автобус, который приходил в 19:40 не привёз самого важного в данный момент пассажира. Второй. Третий. А цель так и не появилась. Можно представить как тогда заиграли нервишки у агентов, ещё и эти велосипедисты предлагающие помощь в починке двигателя. Условились ждать до 20:00 и уезжать. Но отступать было рано, лидер группы дал ещё пару минут.
И наконец, когда такая долгая остановка грозила навлечь подозрения, из автобуса вышел Адольф Эйхман. На часах было 20:05. Звук старта мотора второй машины сопровождался вспышкой света от её фар. Группа не верила в то, что этот мужчина в действительности тот, кто им нужен, пока он не подошёл на опасное расстояние. “Un momentito, señor” — именно эта, впоследствии культовая фраза, прервала кратковременное замешательство группы. Данные слова, сказанные Питером Малкиным в момент захвата Эйхмана, стали первым неотъемлемым атрибутом материалов связанных с этой операцией. Вторым — ироничные “Сиди спокойно, или прикончим!” на немецком языке, обращённые к заваленному на пол машины объекту. Именно эту фразу произносили немецкие офицеры в подобного рода ситуациях.
Через 50 минут, кляп, очки и одеяло в машине, сменились на пижаму и цепи в Вилле. Пленного, после тщательного обыска, начали допрашивать. Татуировку группы крови — традиционную метку ССовцев, ожидаемо, Эйхман сменил на шрам. Остальные приметы, от размера головного убора до рубца на груди совпадали. Показательным был и номер членского билета НСДАП, который Эйхман назвал как робот — автоматически. После допроса, пленник попросил вина, и сказал, что сразу понял к кому он попал, и поэтому не сопротивлялся. “Я знаю иврит, я учился у раввина Лео Бек”, — сказал пленник, и в знак подтверждения идеально пропел несколько строк из еврейской молитвы “Шма Исраэль”... Сказать, что евреев это взбесило, ничего не сказать. Но Харэль прямо приказал: “Проявлять крайнее уважение к пленнику, контролировать самих себя и друг-друга”. И как минимум за это, члены операции достойны медали, ведь у многих из них были причины убить Эйхмана прямо там. Но они держались, ещё девять дней им следовало провести с ним в одном доме.
Практически сразу создалось впечатление, что вместе с Эйхманом, и сами захватчики попали в плен. В первые дни его поведение крайне не соответствовало бывшей должности и положению — он совсем не оказывал сопротивления. Можно было подумать, что он просто составляет план своего освобождения. “Ведь о чём ещё может думать дьявольский ум в моменты опасности!”, — гадали израильтяне, но со временем, и эти догадки рассеялись. Как оказалось, он слишком опасался за свою жизнь, и жизнь родных. Выступая в роли беглого преступника, он постоянно жил в паранойе, и страхе по поводу слежки. За два месяца пока евреи следили за ним, он несколько раз замечал “слежку”, и только один случай действительно относился к агентуре Израиля. Более того, он понимал безвыходность своего положения: Эйхман считал, что семья не станет обращаться в гос.органы за помощью, а своими силами она мало чего добьется, а про друзей “коллег по цеху” и говорить было нечего.
Семья, кстати, действительно начала собственное расследование, правда, оно их завело в бразильский Сан-Пауло.
Дабы хоть как-то восстановить временную справедливость, Эйхману предложили подписать документ, что он согласен полететь в Израиль на суд и сдаться с поличным. Конечно же он был против, и желал, чтобы его судили в Германии. И конечно же, на этот документ израильтянам было плевать, его бы и так вывезли, но отказаться от морального удовольствия в признании преступником своих грехов они не могли. Заявление он впоследствии подписал, так что, фактически, он выехал добровольно:
Я, нижеподписавшийся Адольф Эйхман, добровольно заявляю: сейчас, когда стало известно, кто я на самом деле, нет смысла пытаться уйти от суда. Я заявляю о моем согласии поехать в Израиль и предстать там перед компетентным судом. Само собой разумеется, что я получу юридическую защиту и со своей стороны расскажу факты, связанные с последними годами моей службы в Германии, не скрывая ничего, дабы грядущим поколениям была известна истинная картина тех событий. Настоящее заявление подписываю добровольно. Мне ничего не обещали и ничем не угрожали. Я хочу, наконец, обрести душевный покой. Поскольку я уже не могу восстановить в памяти прошлое во всех подробностях и подчас путаю события, то прошу предоставить мне документы и свидетелей, которые помогли бы восстановить картину происшедшего.
Адольф Эйхман. Буэнос-Айрес, май 1960.
Всё шло своим чередом, Иссер даже попытался найти Менгеле. Тут нам открывается двойственная ситуация: сам Харэль пишет что Менгеле найти не удалось; но другие члены группы захвата Эйхмана, говорят, что таки нашли, но двух сразу было бы уж слишком. Как бы то ни было, Менгеле бежал в Бразилию после того, как узнал что Эйхмана похитили.
А ведь он и не мог пожаловаться на своё положение. Вместо того чтобы сутки лежать избитым и прикованным к батарее, с ним обходились снисходительно. Вывезли его под действием снотворного, как члена экипажа попавшего в аварию. Вместе с израильтянами, он покинул Аргентину в 00:05 21 мая 1960-го года. Спустя сутки полёта и несколько часов дозаправки в Даккаре, Эйхман приземлился в Израиле.
P.S.
Дальнейшие события всем известны. Спустя более 17 месяцев, 15 декабря 1961 года, состоялся решающий суд над военным преступником известным как Адольф Эйхман. В беседах с адвокатом, он нередко хвалил профессионализм, с которым была проведена операция, и терпимое обращение агентов к нему. Несмотря на все раскаяния, 15 декабря ему зачитали смертный приговор, а уже в ночь с 31 мая на 1 июня 1962 — Эйхмана повесили.