Автор
«У каждого человека есть неотъемлемое право на несчастье»
фильм "Амели"
Фройд говорил, что задача психоанализа состоит в том, чтобы сделать из невротика обычного несчастного человека. То есть, целью анализа является не корректировка неполадок и не достижение внутренней гармонии и целостности (сегодня этот товар уже никому не нужен и пылится на полках церквей и психологических центров). Адаптация к реальности уже мало кого интересует: современный человек, наоборот, стремится обнаружить те несовпадения между собой и миром, те трещины, которые и формируют его в качестве самостоятельного субъекта. Всё чаще люди обращаются к психоаналитикам вовсе не для того, чтобы избавиться от несчастья и обрести гармонию (с этим нехитрым делом даже церковь неплохо справляется), они хотят, как раз, другого: они хотят, чтобы их несчастье было признано, удостоверено в качестве того, что делает их индивидуальностью. «Я не могу найти своего места в мире» или «Посмотрите, ни один мужчина не выдерживает моего характера», или «Я страдаю так, к никто другой не страдает». Несчастье становится не предметом жалобы или просьбы о помощи, а запросом о признании и требованием индивидуальности.
«Счастье» – как можно заключить из самой структуры слова – предполагает частичность; счастливый человек является частью чего-то, участвует в чём-то, с-частливый человек – это частность. Иными словами, счастье всегда коллективно, как большая голливудская мечта, и только в переживании несчастья человек может обрести свою уникальность: все счастливые люди похожи друг на друга, каждый несчастный человек - несчастлив по-своему, если перефразировать другого классика. Исторический парадокс состоит в том, что самые счастливые люди живут в самых тоталитарных государствах, закрытых обществах, в жёстких религиозных или идеологических системах. Счастливы, как правило, те люди, которые несвободны. Нельзя не согласиться с философами в том, что счастье - это последнее прибежище рабов, поскольку у них не ничего другого, им больше ничего не остаётся, как слиться воедино со своими цепями, порядком, стабильностью и буквой закона.
Поэтому именно несчастье стало востребованным сегодня в качестве означающего индивидуальности; действительно, в усреднённом мире кукол Барби и «белых воротничков» мало кто может позволить себе иметь серьёзный невроз - это удел настоящих личностей. Современный субъект всё больше хочет отличаться от глянцевого мира буржуазного счастья, в котором у тебя просто нет своего места, а любая проблема излечивается ещё до того, как она возникает: слава страховой медицине! Индустрия лекарств становится двигателем науки: чем больше таблеток они выпускают - тем больше болезней появляется в справочниках, от потребителей требуется лишь молча глотать пилюли, быть счастливыми и не высовываться. «Все должны быть счастливы» - таков лозунг современного тоталитаризма. Эта буржуазная попытка «бутылкой колы загнать человечество к счастью», дать каждому протез гармонии и пилюлю счастья - не оставляет никаких шансов для чего-то человеческого. Быть человеком, а не пластиковой куклой - значит быть несчастным.
Неудивительно поэтому, что несчастье стало такой редкостью и такой роскошью, и люди так к нему стремятся, так старательно возделывают его во внутренних угодьях своей души и не подпускают к нему ретивых психологов и «дай-вылечу» социальных работников. И психоанализ, через более чем сто лет, остался чуть ли не единственным и привилегированным методом самопознания, подходящим далеко не для всех. Ведь он, один из немногих, признаёт индивидуальность каждого человека, а не бросается тут же помогать, лечить и вгонять человека в трафареты буржуазной нормальности. А признаёт несчастье таким, каково оно есть. Будем исходить из того, что если человек несчастлив - значит это ему для чего-то нужно. То есть, задача анализа не в том, чтобы бросаться корректировать неполадки, вписываясь в буржуазную систему оказания пси-услуг, а в том, чтобы проявить уважение к самому ценному, что создал для себя человек - к его несчастью.
Несчастье сегодня приобрело совершенно иной статус, нежели тот, который был у него пару веков назад. Страдание становится привилегией элиты. И каждый невротик это отлично понимает, поэтому и не желает от него избавляться, считая несчастье меткой своей самобытности. Фройд же говорит о принятии несчастья как об обычной судьбе человека, то есть о том, что несчастье должно утратить свой привилегированный статус: нужно не устранить самую ценную нехватку в жизни человека, а сделать её его опорной точкой. Вернуть человека к тому расщеплению между судьбой влечений и психической реальностью, на которое он, в конечном счёте, жалуется и которое несёт как своё знамя. Расщепление, которое является источником его субъективного становления.
Психоанализ возвращает человеку вопрос о его несчастье, подобно тому, как это делает один из героев фильма «8 ½» Феллини. Гвидо попадает на аудиенцию к кардиналу, который в это время парится в бане, открывается окно, через которое он может увидеть святого отца, и обращается к нему с жалобой: «Почему я так несчастен, святой отец?», на что тот даёт ему вполне психоаналитическое толкование. «А кто тебе сказал, что ты должен быть счастлив?» - спрашивает его кардинал и неожиданно заканчивает аудиенцию, оставляя героя в полном недоумении. Действительно, встреча с несчастьем позволяет человеку встретить свою нехватку, а значит, и понять своё желание. Почувствовать себя субъектом желающим и совершающим поступки. Ведь действовать может только несчастный человек, претерпевающий лишения, отчуждённый и потерянный, тогда как счастливец, у которого объект наслаждения лежит в кармане, почивает на лаврах психоза. Встретить самое человеческое в себе можно лишь в ситуации несчастья. Поэтому нужно быть очень внимательным и бережно относиться к своему несчастью; иной раз, это самое ценное, что есть у человека.
Автор
Ольшанский Дмитрий Александрович
психоаналитик, учредитель Группы Лакановского Психоанализа, российский редактор журнала The Philosopher (London)
Санкт-Петербург
https://psy.su/