Вещи, которые подобрала мне жена воеводы Любомира, были хоть и ношенными, но чистыми и из хорошей ткани.
Штаны темные, длинные, неширокие, кажется из сукна, местного производства, подвязывались на талии шнурком сверху под низ рубаха —белая прямая, с длинными узкими рукавами, из тонкого хлопка, без воротника, а на нее сверху одевалась рубаха красивая голубого цвета, почти до колена, которая подвязывалась поясом, сшитым из той же ткани, с разрезом на груди, затянутым шнуром.
Сапоги сына хозяина, красивые. сшитые из кожи, к сожалению мне не подошли. Даже с учетом того, что ногу надо было предварительно обмотать куском ткани, они болтались на мне. Поэтому пришлось мне продолжать ходить в лаптях собственного производства.
Любомира, отложила еще пару верхних рубашек, одна из которых была шелковой красивого алого цвета. Я осторожно потрогала материал, в наше время, настоящую шелковую ткань сложно было встретить.
Жена воеводы увидев мое восхищение, расценила его по своему и сказала: «Ты наверное таких никогда не видел, такую ткань привозят издалека, из-за моря. Воеводе лоскут подарил знакомый купец. Димитрий тогда маленький был, как увидел, весь загорелся. Пошей, да пошей ему рубашку. А потом раза два одел, и вырос. Вот лежала. Перешить рука не поднялась, думала Мистятке отдать, да когда он еще вырвстет. Теперь ты сможешь поносить, на праздник оденешь.»
Не знаю, как сыну, но жене воевода преподнес ту же историю, которую собирался поведать князю, что я его племянник, сын младшей сестры.
Воевода вернулся домой к вечеру. Его сын был купцом и плавал на своем корабле. Жена сына умерла, родами, поэтому он переехал вместе с Мистяткой назад в отчий дом. Сейчас он находился далеко, поплыл на своем корабле в южные земли. Глядя на внука воеводы рыжеватого кудрявого Мистятку, я понимала, почему у воеводы возникла мысль выдать меня за своего родственника.
Мои обрезанные до плеч волосы, после мытья завились в кудри. А их цвет был тоже рыжеватый. Кроме того россыпь веснушек на моем носу могла соперничать с такой же на носу Мистятки.
Что же, все к лучшему, меньше вопросов будет у окружающих.
Мы мирно поужинали, все за одним столом, Любомира сетовала, что больно скромно, но на мой уже далеко не искушенный, после больше чем полугода жизни у Мстиславы вкус, это был разносол.
Во-первых мясная похлебка с овощами, похожая на щи, потом запеченная птица, репа от которой я отказалась, соленые грибы этого года, рыба, кабачки со сметаной. В последние месяцы овощей я ела много, а вот мясо мне перепадало не часто. В мои силки дичь особо не шла.
Поэтому сейчас я отводила душу. Запив все съеденное, чуть ли не полулитром яблочного кваса, я наконец-то была отправлена спать. Мне выдали, тюфяк, что бы положить на лавку и что-то вроде стеганного одеяла, укрыться. Все же уже осень, ночи холодные, а печь для обогрева. пока не топили.
Ночь я спала плохо, может новое место, а может, сказывалось беспокойство, все-таки я плохо представляла свою жизнь на княжьем дворе. Да, и отвыкла я от людей, за последние полдня, мне кажется, я больше разговаривала, чем за последние полгода.
Утро наступило очень быстро, я только наконец перестала вертеться, и задремала, а Любомира уже встала и тихо ходила по кухне, собираясь, потом ушла на двор.
Я отвернувшись к стенке, полностью провалилась в сон.
Разбудил меня Мистятка, Солнце уже поднялось, открыв глаза и увидев это, я почувствовала себя виноватой, все же не в гостях.
Но Любомира, только улыбнулась увидев меня, а Всеволод махнул рукой, мол ничего страшного, все успеем. Дома он не выглядел таким грозным, как обычно.
Мы позавтракали, а потом воевода сказал, что возьмет нас с Мистяткой на торг. Мне нужно купить сапоги. А малец давно просился, его одного туда не пускали, а посмотреть очень хотелось.