Никто не может заговорить сразу хорошо на иностранном языке. Пока ты начнешь понимать других, и когда тебя, через пень-колоду разговаривающего, тоже начнут понимать носителя языка, проходит много времени. Но говорить, даже плохо, все равно нужно, иначе никак не научишься. Через некоторое время пней и колод в речи становиться меньше, и ты уже можешь позволить себе некоторые вольности в обращении с чужим тебе языком. А когда ты уже можешь к месту вставить сленговое выражение, по делу хлестко выругаться и даже… занимаешься придумыванием новых слов в чужом языке, значит, ты уже реально распробовал чужую речь на язык и понимаешь ее смак.
Татьяна Толстая рассказывала, как долго она искала хорошего переводчика на английский ее романа «Кысь». Дело в том , что там присутствует большой пласт русского языка, стилизованного под древнерусский. Так говорят ее слегка деградировавшие во времени герои.
Чтобы воссоздать старорусскую речь, она читала переписку Курбского с Иваном Грозным. И чтобы точно перевести этот пласт лексики, нужен был очень тонкий специалист. Наверное, который мог бы воспроизвести английский времен Шекспира (а они были современниками). Так вот, Бродский ей порекомендовал одну славистку. Когда Толстая с ней познакомилась и сошлась совсем близко, та её удивила знанием ругательств, которые и бывалая матершинница Татьяна Никитична не ведала. К примеру, она очень толково, хоть и с акцентом, употребила выражение «Через жопу на косяк». «Да, этот человек реально знает русский язык». Перевела роман она потом действительно хорошо.
Ругательства прилипают к языку первыми. Как говорят, что дурно - то и потешно. Du bist arsch mit ohren (Жопа с ушами) – это я от бабушки еще выучила. Как во всех странах, русский народ горазд смешивать два языка. Вот девочка лет четырех : «Бабушка, какую денежку отдать: эту oder эту?». Не говоря уже про всякие там анмельдоваться и бевербоваться (anmelden und bewerben – значит заявку на что -то делать и отсылать резюме). Или вот еще шедевр „Ихняя хунда в нашем гардене шайсает». Значит «Их собака в наш сад какать ходит».
Однако пока я сама изъясняюсь на «Kanaken Deutsch» (турецкий немецкий), как определяет муж. Однако, несмотря на временное языковое убожество, уже отметилась в немецком языке словом „umbeinen». Ну почему umarmen (обнимать) можно, а umbeinen (обногать), то есть обнимать ногами – нельзя? Муж Бернд отметил мое словотворчество как остроумное. Его новообразования в русском языке тоже смешные. Он завел ругательство «Свинский свин» (вольный перевод английского «Porky Pork). Еще обучился приделывать русские уменьшительно-ласкательные суффиксы к немецким глаголам. К примеру, для русско-немецких детей придумали глагол «шлафаньки» - это спатеньки на основе немецкого глагола „schlafen“.
У Бернда теперь есть и ессеньки, и работаньки, и шпациреньки. Примечательно, что в русском языке такой уменьшительно –ласкательный глагол один. Нету ни кушаньки, ни работаньки ни гулятеньки. Да и «спатеньки» находится где -то на задворках русского языка, в полумаргинальной группе «материнский» или «детский язык».
А еще в немецком нет точного перевода слов “седой” и “голубой”. Их и в английском нет. Языки-то родственные, оба германской группы. Когда –то во времена Шекспира даже форма личного местоимения «ты» существовала, и звучала как „thou“ (сравните с немецким “du”). Сами немцы весело смешивают немецкий и английский , что на слух настоящих носителей английского звучит запредельно. К примеру слово “Milhshake” они читают половину по-немецки, половину – по английски (мильхшэйк). Мой однокурсник по немецкому B2 англичанин Мэтью угорал над этим словечком. Ага, вот опять существительное с большой буквы в русском чуть не написала. Вот оно, всепроникающее влияние языковой среды!