– Далеко отъехали, – сказал Сорока.
– Та шо там – далеко! – рассмеялся Галайко. – Когда Запорожье побачим – вот тоди да!
– Далеко, – повторил Сорока шепотом. Он всматривался туда, где исчезло в темноте их село – правда, вряд ли мог что увидеть; разве что представить-уявить – как будет представлять каждую летнюю ночь: медоносных бджол и Оксанкину черешню, слепых цуценят и поседевшие кульбабы, свечку перед Богородицей и рушники, ползущий по плетёному забору вьюн и наполняющиеся теплом и голосами яблоки – по осени они расскажут чумаку про все чуткы, плиткы и розмовы – обо всём, что слышали, пока он странствовал-мандрувал.
Лисица сидел чуть поодаль от других – и тоже вглядывался во тьму. Не выискивал Петро их село, не пытался что-нибудь вспомнить-запомнить – смотрел он прямёхонько в степь.
«Ничего не скроешь от тебя, – думал Лисица, – ничего не утаишь».
И вдруг перед ним наче прымара проскочила – побачил он сквозь тютюновый дым парубка. Улыбался тот, как и дети не умеют: посмотришь на такую посмишку – и какие бы думы тебя ни одолевали, какая бы недоля тебя ни постигла, засмеёшься, улыбнёшься. Сразу узнал Петро Боруту – давным-давно они вместе чумаковали, в те часы, когда нигде ещё не взымали платы за пастбища, а шинкари не дозволяли чумакам пропивать волов и возы в шинках. Хороший хлопец был, такой же, как Жила – справный и сильный, и умом не обделён, – справжний лыцарь. Похоронил Боруту Лисица сам, никого и близко не подпустил: и стрелы татарские с их бисовыми железными жалами вытянул, и яму вырыл, и крест поставил — сколотил его из пары брусьев с мажи. А после завязал ленты на рогах у Борутиных волов и сам повёл их домой... Лет двадцать уже прошло с тех пор, если не больше.
Лисица зажмурил глаза и вслепую развеял дым рукой. Когда он вновь посмотрел на чёрную степь, прымара исчезла. Да только почти сразу пришли ей на смену другие – увидел Петро Степана Постника, – тучного, огромного, как вол после барды: шутили чумаки, что Постникова мажа никогда порожней не бывает, потому что сам Степан весит, словно дюжина мешков с солью, и места занимает столько же. Когда заходил Постник в шинок или корчму, то хозяева крестились, боялись они, что в миг опустошит он все их запасы – а там хоть двери заколачивай: всё одно – нечего будет другим на стол поставить. Любил, ох, любил Степан выпить! И не было ему разницы – горилка или вино, пиво или варенуха – смог бы он и самого нечистого перепить, если бы когда-нибудь довелось. Увидел Лисица и Дмитра Метелика, ихнего колышнего кошевара-кухаря. Какую уху тот варил! – кращей и царям не подают. Увидел спорщика Зубко и буйного, с тяжёлыми кулачищами Колоду – ему бы впору на Сечь, а не с чумаками ездить. Увидел тощего невысокого Синицу – выглядел тот, словно пидлиток-подросток – и розумом от дитины не сильно отличался. Увидел смуглого, наче татарин, Грицька и хмурого Сливу.
Всех их забрала дорога – стали их могилы в степи такими же приметами, как и каменные бабы – хто зна кем поставленные. Вёл Петро чумаков от холмика к холмику, от креста к кресту, от бугра к бугру – вот уже семь лет кряду благодаря долю и Господа, что новых примет-могил на их пути не прибавляется.
Степные примары тем временем заметили глядящего на них Лисицу – обрадовались они своему атаману, и будто и впрямь ожили, стали звать его к себе. «Эй, – беззвучно смеялся Постник, разложивший перед собой столько яств, что и крымский хан позавидовал бы. – Йди, сыдай, Петро, тут даже для меня слишком багато будет». «Эй, Петро! – вторил ему Синица. – Покажем им усим, що такое справжний гопак!» «Заспиваем, Петро!» – улыбался Борута и тут же затягивал: «Втікає дим крізь пальці, не втримати його в руках, і скільки не старайся – він собі як вільний птах».
«Ох, не к добру цэ, – вздохнул Лисица. – Не к добру».
Он поднялся на ноги, повернулся к Жиле и крикнул, словно разделяло их с десяток сажень, не меньше:
— Кажи хлопцам, что треба спать!
Повторять лисицины слова не пришлось – прозвучал его голос звонко и настойчиво, как церковный колокол, – долетел до каждого чумака.
— Ще и луна не взошла! — возмутился Галайко. — Как же заснуть-то в такую рань?
— А ты хиба за зиму на луну не насмотрелся? — рассмеялись Щербаки.
— У кого совесть чиста, — сказал Довгуш, — тот легко в любой час заснёт.
Подписывайтесь, комментируйте, ставьте лайки и скачивайте мои книги на ЛитРес и Ridero.