Наш мир многообразен, многогранен… И едва ли ни всякое явление мира имеет лицевую и оборотную сторону. Например, у дома есть фасад и есть чёрный ход или что-либо подобное, например, заднее крыльцо, с которого пушкинский Онегин успешно убегал от докучливых гостей.
Было бы абсурдно утверждать, что фасад – это в оценочном смысле «хорошо», а иная часть дома – это «плохо». Почему абсурдно? Ну, хотя бы потому, что, во-первых, всякий фасад подразумевает и свою противоположность, не может весь дом или особняк состоять из фасада, а во-вторых, потому что чёрные ходы и чёрные лестницы подчас ничуть не менее, а то и более романтичны, нежели фасады.
Итак, мир многообразен, его явления подчас двоятся, даже троятся. Например, мы знаем Подмосковье как административно-территориальную величину и знаем интимно-психологическое Подмосковье, о котором пишет один из женских персонажей Владимира Сорокина, некая экзальтированная особа, заставшая сталинский период и дожившая приблизительно до 90-ых. И вот её путевые впечатления: «Тяжёлый лимузин бесшумно несся, плавно покачивая меня. Я смотрела в окно. Я обожала Подмосковье, это удивительное сочетание дикой природы и дикого жилья. Здесь земная жизнь казалась мне менее ужасной. Дорога неслась сквозь массивы леса, среди деревьев мелькали силуэты дач. Так они мелькали и сорок лет назад. В Подмосковье ничего не изменилось с тех самых сталинских лет. Только заборы стали повыше и побогаче». (Сорокин Владимир. Путь Бро; Лёд; 23000: Трилогия. М.: Захаров, 2006. С. 449.).
Да, и мы с женой видели из окон электрички – то самое иное Подмосковье. Ранней осенью оно особенно пленительно. Мимо нас проносился мир, местами всё ещё цветущий, всё ещё по-летнему зелёный, но уже тронутый увяданием.
И вот станция Голицыно. Здесь в Больших Вязёмах когда-то находилось имение князей Голицыных, ныне там – музей-усадьба. Практически рядом Захарово, земля где Пушкин провёл своё детство. Сейчас там тоже музей, и оба музея образуют один усадебный комплекс Захарово-Вязёмы. В данном случае мы с женой приехали в Вязёмы, где намечен литературный праздник.
Подобно тому, как Подмосковье может быть благообразно цивилизованным, а может быть обаятельно диким, музей-усадьба Вязёмы наряду со своим официальным миропорядком неизбежно несёт в себе и кулуарную жизнь – опять же не в том смысле, что одно «хорошо», а другое непременно «плохо». И то, и то – имеет право быть, и то, и то навек благословенно.
И вот, дорогой читатель, перед Вами приоткрывается жизнь других Вязём. На романтическом чердаке центрального дворца усадьбы, в бельведере состоится – и состоялся! – литературный праздник, посвящённый памяти известного писателя Венедикта Ерофеева.
Он мог бы сказать о себе словами Есенина:
Много я видел и много я странствовал,
Много любил я и много страдал,
И оттого хулиганил и пьянствовал,
Что лучше тебя никого не видал.
Ерофеев подобно Есенину и хулиганил, и пьянствовал, и любил свою землю. Вот почему литературное событие в неофициальных Вязёмах невозможно назвать иначе, как литературным праздником.
Открыл его ведущий (некий я-он), в качестве прелюдии звучали вакхические тексты Пушкина («Вакхическая песнь», «Пьяной горечью Фалерна…»), их исполняла профессиональная актриса Мария Геронимус. Я-он подчеркнул, что стихия Вакха, Бахуса исключительно ценна не тогда, когда она доводит людей до животного состояния (например, до состояния булгаковского Шарикова), а тогда, когда она помогает сиять бессмертному солнцу ума. И оно вечно противостоит лицемерной или ложной мудрости.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Я-он сказал, что Пушкин –вечное наше всё – как бы вбирает в себя последующих певцов вакхической стихии и предваряет современную литературу (никак не равняясь ей). Поэтому Венедикт Ерофеев, пусть опосредовано и ретроспективно предстаёт в пушкинских лучах. И они же гармонически чудесно взаимодействуют с красками золотой осени, которая всё более вступает в силу…
Литературный праздник также вступил в силу.
Первым прозвучало выступление Петра Крапошина – сотрудника музея. Компетентный историк, Крапошин, убедительно обрисовал тот трагический эпохальный фон, который сопровождал создание знаменитого произведения Венички Ерофеева «Москва – Петушки».
В частности, упоминалось о том, что несколько депрессивная обстановка действия «Москвы-Петушков» во многом определяется разочарованием тогдашней интеллигенции в так называемой оттепели – этом известном хрущёвском начинании. Из-зала в ответ прозвучало свидетельство о том, что в своё время Хрущёв лично писал письма Сталину с жалобами на то, что производится «не достаточно расстрелов»… Этим бесноватым выпадам Хрущёва поневоле удивлялся и сам Сталин…
Поэтому не удивительно, что и оттепель Хрущёва несла в себе неизбежную трагическую двусмысленность.
А обстановка «Москвы-Петушков» соответствует горькому похмелью, которое испытывала интеллигенция после оттепели, – убедительно подытожил всё прозвучавшее в зале Пётр Крапошин.
Далее выступал я-он. И его речь во всех смыслах дополняла выступление Крапошина. Литератор-эстет дополнял просвещённого историка, внося в литературный круглый стол – а именно так было задумано мероприятие – новые краски. Я-он выступил не с научным докладом, а скорее с художественным эссе.
В эссе говорилось о том, что неприкаянность Венички в советском коллективе, его романтическое одиночество несколько парадоксально сопровождается причастностью Ерофеева к константам русской истории. Вот почему Веничка устремляется к Кремлю – внутреннему центру жизни страны. Из Кремля, сердца страны, как кровеносные сосуды, тянутся железнодорожные ветки. Вот откуда Курский вокзал – ещё одна вожделенная юдоль Венечки.
Ergo, в отношении Ерофеева к московским улицам, а там – и к подмосковным угодьям не отсутствует даже некоторая доля сентиментальности (в положительном значении душевной теплоты). И если Крапошин подчёркивал у Ерофеева ноту лирической депрессии, то я-он указывал на то, что Веничка – пусть и вопреки невозможности – любит страну, где он вырос. Пусть даже эта любовь по-лермонтовски странная и далёкая от всякого ура-патриотизма.
Что ж, «Москва – Петушки» – произведение многогранное, скажем больше, неисчерпаемое. И в различных выступлениях обозначались различные грани поэтической вселенной Ерофеева. Напоминаем: «Москва – Петушки» – это поэма в прозе, а не просто повесть или рассказ.
Если я-он фактически выступил под рубрикой «новое об известном» (кто не знает поэму Ерофеева «Москва-Петушки»?), то следующая участница литературного праздника – Елена Арто контрастно дополнила предыдущее выступление (где фигурировал я-он).
Выступление Арто было, словами Ахматовой, «свежо и остро» и талантливо. Оно было посвящено не Веничке непосредственно, но прозвучало на смежную тему под общей рубрикой «другого искусства» (к которому несомненно принадлежит и Веничка). Иллюстрируя своё выступление уникальными слайдами, Елена делилась с залам чрезвычайно любопытными (и отнюдь не общеизвестными!) данными художественного опыта «Митьков» – знаменитой питерской группы. Звучали уникальные сведения о митьковских традициях застолья, о митьковской эстетике пьянки. Группа «Митьки» по своим корням – питерское явление.
Поэтому к выступлению Арто хочется добавить, что Петербург (или бывший Ленинград), где зародилось движение «Митьков», – это город загадочно двойственный. С одной стороны, ему отнюдь не чужда имперская мрачность и геометрическая чопорность, а с другой – Петербург – Петра творенье, одно сплошное ах! – это город, где душа испытывает невероятное творческое раскрепощение. Не потому ли Иосиф Бродский, находясь за рубежом, в изгнании вздыхал о северной столице?
Ни земли, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
В Петербурге существует тот поэтический воздух, который воодушевлял и «Митьков».
Завершился литературный праздник блистательным вокалом Александра Воронова. Уникальные мелодии на стихи Хармса и других прославленных авторов подняли всем настроение.
Литературный вечер на бельведере подошёл к концу.
И покинув уютную мансарду, все участники мероприятия, по выражению Елены Арто, «пошли бухать».
Что ж, литературный вечер кончился, а литературный праздник продолжается.
Читайте мой блог – критикуйте или ставьте лайки на свой выбор. Здесь же – на моём блоге – будет опубликовано моё эссе по поэме Венички Ерофеева «Москва – Петушки».