Сейчас мы знаем Александра Голованова как Главного маршала авиации СССР, но всего за полгода до войны он был шеф-пилотом Аэрофлота и не помышлял о военной карьере. Он любил свою работу и у него была мечта – облететь вокруг земного шара в максимально короткий срок.
Новый 1941 год Голованов с супругой отмечали в большой компании летчиков, среди которых был генеральный инспектор ВВС Советского Союза Я. Смушкевич. Обстановка располагала, и Голованов, набравшись храбрости, подсел к Смушкевичу и рассказал ему о своей задумке. Но тот, к удивлению Голованова, заговорил совсем о другом.
«— Вы мечтаете о дальних полетах, о том, чтобы облететь вокруг земного шара... Не сомневаюсь, вы сможете это сделать. Но, мне кажется, в интересах дела вы должны заняться другим, более важным вопросом. Я сам думал поговорить с вами об этом. Но коль скоро вы затеяли разговор о полетах, давайте обсудим это сейчас...
Яков Владимирович стал говорить об Испании, о том, какие у нас отличные боевые летчики, как они храбро вели воздушные бои, как бомбардировщики почти без всякого прикрытия летали на бомбежку. Это знал и я от самих участников боев.
— Однако, — продолжал Смушкевич, — все шло отлично, пока стояла хорошая погода. Портились метеорологические условия — и все выглядело по-иному. Слепые полеты, полеты вне видимости земли — это наш камень преткновения, и хотя мы еще оттуда, из Испании, поднимали эти вопросы, война с белофиннами снова подтвердила слабую подготовленность массы летного состава к полетам в плохую погоду, их неумение пользоваться средствами радионавигации. Практически, как вы знаете, — сказал в заключение Смушкевич, — наша бомбардировочная авиация не принимала сколь-либо серьезного участия в этой войне.
Яков Владимирович умолк. Молчание длилось довольно долго. Всякие мысли мелькали у меня в голове, но сколько я ни силился понять, почему он заговорил об этом именно со мной, так ни до чего и не додумался…
Прервав затянувшееся молчание, я спросил:
— Яков Владимирович, а что, собственно, я должен делать? Какое я имею отношение ко всему этому? Я гражданский летчик, шеф-пилот Аэрофлота, и только.
— Вы, товарищ Голованов, должны написать письмо товарищу Сталину.
Я был поражен. Сначала даже подумал, что ослышался.
— Товарищу Сталину?!
— Да, ему, — спокойно ответил Смушкевич.
Наконец, я отчетливо понял, что со мной ведется серьезный, важный разговор, который был заранее обдуман, а не просто возник здесь, под влиянием шампанского или хорошего настроения…
— Что же я должен написать товарищу Сталину? — спросил я.
— Вы обязаны написать, что в течение двух лет соприкасаетесь с летной работой ВВС и поняли, что вопросам слепых полетов и использования средств радионавигации надлежащего значения не придают, что товарищи, стоящие во главе этого дела, сами слабы в этих вопросах. Как подтверждение приведите для примера плохое использование бомбардировщиков в финскую кампанию. Далее напишите, что вы можете взяться за это дело и поставить его на должную высоту. Вот и все.
Попросту говоря, я был ошарашен. Писать такие записки, да еще Сталину! Кто меня там знает? Этак можно сойти за бахвала и наглеца.
...В общем, вопросы, о которых говорил Яков Владимирович, действительно назрели и имели важное государственное значение, но ставить их, как предлагал он, прямо в лоб я считал для себя, по меньшей мере, неприличным.
Все это я и высказал тут же Смушкевичу. В заключение спросил, почему он сам, генеральный инспектор ВВС, не возьмется за это дело?
...Немного помолчав, Яков Владимирович ответил, что он не имеет сейчас такой возможности, и вряд ли на его докладную обратят в настоящее время серьезное внимание...
...Перед отъездом ко мне подошел Яков Владимирович:
— Ну так вот, пишите записку и передайте ее мне. Я обеспечу ее доклад товарищу Сталину.
Честно говоря, ни наутро после той новогодней ночи, ни на другой день я ничего И. В. Сталину не написал. Более того, разговор с Яковом Владимировичем стал как-то забываться. Однако еще через день мне позвонили от Смушкевича и спросили, готова ли записка. Смутившись, я стал говорить что-то маловразумительное.
— Когда будет готова ваша записка? — спросил настойчивый голос. Поколебавшись, я ответил, что записка будет готова завтра.
— Дайте ваш адрес, завтра мы пришлем к вам за ней.
Я назвал свой адрес, повесил трубку и мысленно задал себе вопрос: правильно ли я все это делаю? Ведь я еще не приступил к работе, даже еще не задумывался над содержанием этой, как тогда думал, злополучной записки. И вот, пожалуйста, обещаю, что завтра она будет готова. Я крепко ругал себя за то, что сразу же категорически не отказался...»
Голованов сел писать, но никак не мог подобрать слов. Писать так, как советовал Смушкевич, было некорректно по отношению к лицам, которых это могло касаться. Да и очень самонадеянно. В итоге, он просидел за ней почти всю ночь и только утру, наконец, «злополучная» записка была готова.
«Настроение у меня было отличное, оттого что выполнил свою, как я думал, тяжелую обязанность — написал записку, которая к Сталину, конечно, не попадет, а если и попадет, то вряд ли на нее обратят внимание...»
Наверное, Вы уже догадались, что записка попала к Сталину, и он внимательно ее изучил. Но об этом в следующей статье.
Порой, если каким-то событиям суждено случиться в жизни, то они случаются, несмотря ни на что. Так было и у Голованова. В ту новогоднюю ночь он еще не знал, какой взлет готовит для него судьба.
Источник: Голованов А.Е. Дальняя бомбардировочная... — М.: ООО «Дельта НБ», 2004.
В мемуарах оживает история. Если Вам понравился этот пост, прошу поддержать лайком, комментарием и подпиской на канал. Впереди много интересного!