чтобы что-то исправить.
осторожно, грусть.
«встретимся на небесах», - фраза, которую я бросил ей на прощанье. в тот же вечер я в последний раз заглянул в её глаза. позже мне пришлось очень сильно пожалеть об этом и раскаяться. но поступки подчас значат гораздо больше слов. в тот вечер я ушел. в этом заключался весь мой поступок.
помню как сейчас: она безмолвно стояла посреди комнаты. не протягивала ко мне руки, пытаясь жестом остановить меня, глупого и упрямого, а сжимала их на груди, у самого сердца. ее испуганные глаза теперь казались в разы больше обычного. в них был такой холод, что мурашки прошлись по моей коже - такими застывшими от ужаса они были. отчаяние выло в ней волком, но она молчала, словно кто-то свыше отнял у нее возможность произносить слова, только глаза выдавали ее. она смотрела так, будто на ее глазах убивают ее ребенка, обезумев от боли, от муки, которую пришлось перенести.
тогда я долго не мог решиться, колебался, а что-то клокотало внутри. невысказанные слова костью стали в горле. я резко повернулся, намереваясь выйти отсюда - бежать, сверкая пятками, лишь бы больше никогда не возвращаться сюда, но даже так чувствовал ее тяжелый взгляд. он на долгие годы навис надо мной, не давая спать по ночам, беспрестанно мучая и терзая, но самым страшным здесь было то, что судьба навсегда отняла у меня возможность поговорить с ней, объясниться, сказать ей хоть что-то, что могло быть более правдивым, чем простое «я был не готов».
мы не виделись долгие годы, и в это время, проклиная себя, я пытался забыть дорогу, ведущую к ее дому, я пытался оправдать свой поступок в своих же несчастных глазах, я пытался, а потом узнал одну страшную, поразившую меня словно гром среди ясного неба, новость. хотя, кому я пытаюсь врать, небо для нас двоих никогда не было ясным.
ровно через год после нашей последней встречи она утопилась в реке. уехала в деревню к тете, чтобы забыться и отвлечься от всего того, что произошло, но не смогла. я знаю, что даже там она долго думала над этим. вспоминала мои слова в тот проклятый вечер, смакуя каждое из них, позволяя им вставлять нож в её сердце еще глубже. она все продумала. не оставила после себя ничего, даже предсмертной записки, в которой отчаянно клянет меня за то, что я испоганил её жизнь и разрушил все её надежды, как и её саму, стер с лица Земли.
только спустя время я понял, что значил её поступок. ведь единственной фразой, которую я обронил на прощанье, силясь придать тому разговору хоть какой-то смысл, смягчить боль от падения, была «встретимся на небесах».
она никогда не была религиозной в том значении, в котором мы привыкли понимать религию. но она любила меня. любовь для нее и была религией. и когда эти слова слетели с моего языка, она поняла, что что-то в ней сильнее самой жизни, которая когда-то била в ней ключом. она осознала, что существует то, что я никогда не смогу отнять у нее. и этим стали её чувства, которые она всеми силами старалась сохранить, из-за чего и отправилась в то странное путешествие, дабы показать мне, что сильнее любви нет ничего на свете.
и, пока я думал об этом при свете настольной лампы, сидя за письменным столом, слезы лились по моим щекам.
она всегда была слишком близко, чтобы дать мне понять, что на самом деле чувствует. попала в мою слепую зону, даже не подозревая, какой я эгоцентричный человек. она всегда была выше всего дурного. теперь же... она недосягаема.
я думал обо всем этом и плакал. не знаю, что убивало меня больше, но тогда я был твердо уверен, что я стал причиной её ухода.
иногда бывает слишком поздно, чтобы что-то исправить. и это слишком невыносимо признавать.