(из цикла «И память Каменки любя…»)
Итак, теперь уже Раевский в опале, и Пушкин стремится ободрить друга. 21 марта 1830 года он обращается к шефу жандармов А.Х.Бенкендорфу с просьбой: «Я предполагал проехать из Москвы в свою псковскую деревню, однако, если Николай Раевский приедет в Полтаву, умоляю ваше превосходительство разрешить мне съездить туда с ним повидаться» (отметим крайне редкое для Пушкина слово «умоляю»). Но получает холодный ответ: «Его величество соизволил ответить мне, что он запрещает вам именно эту поездку, так как у него есть основания быть недовольным поведением господина Раевского за последнее время».
Но связь друзей не прерывается. В конце 1831 года Раевский впервые с момента освобождения из-под следствия по делу декабристов приезжает в Петербург. Не по своей воле. «Раевского требуют в Петербург для объяснений», - писал Л.С.Пушкин сослуживцу. Слишком влиятельны были противники молодого генерала – И.Ф.Паскевич и А.И.Чернышёв.
12 января 1832 года Пушкины (поэт уже женат) дают обед в честь Раевского. «Сегодня обедаю у Пушкина с Жуковским, Крыловым и Николаем Раевским, которого я еще не видал и не знаю», - пишет жене в Москву П.А.Вяземский. А через две недели сообщит ей: «Сейчас был у меня Раевский и просил меня сообщить Орловой [своей старшей сестре], что он получает Анну через плечо, что он совершенно очищен во мнении государя назло Паскевичу и Чернышёву и что он пока остаётся здесь ещё, чтобы, если можно, поправить дела брата» (о его брате Александре я потом напишу отдельно).
И снова Пушкин рядом с другом. В апреле 1832 года Раевский пишет ему: «Дорогой мой, я хотел было сегодня утром приехать к тебе, чтобы засвидетельствовать моё почтение твоей жене, но из-за сильной простуды мне придётся несколько дней просидеть дома. Навести меня, ради Бога, мне очень нужно с тобой посоветоваться насчёт одного письма, которое я должен написать по поводу брата — пообедаем вместе».
«Очищенный во мнении государя» Раевский, тем не менее остаётся не у дел. И, конечно же, тяжело переживает это. Не имея возможности применить на практике свой более чем 20-летний военный опыт, он то пытается возобновить работу фарфоровой фабрики, которую некогда создал его прадед М. В. Ломоносов в Усть-Рудице (зимой 1834 года он подарит Пушкину несколько тарелок с видами петербургских пригородов), то занимается (и очень серьёзно!) русской историей. Лев Пушкин напишет М.В.Юзефовичу в феврале 1834 года: «Раевский ещё здесь… он роется в архивах и занимается русской историей». И снова – точки соприкосновения с Пушкиным. В том же письме сообщается: «Мой брат скоро собирается издать историю Пугачёва; произведение достойное, особенно в отношении повествования; в последнее время он много написал в прозе и в стихах, но это произведение занимает его исключительно». Впрочем, об истории друзья спорили и раньше. М.В.Юзефович, говоря о пребывании Пушкина на Кавказе, рассказывает: «Пушкин наконец с жаром воскликнул: „Я не понимаю, как можно не гордиться своими историческими предками! Я горжусь тем, что под выборною грамотой Михаила Фёдоровича есть пять подписей Пушкиных“. Тут Раевский очень смешным сарказмом обдал его, как ушатом воды, и спор наш кончился». А в письме к П.Бартеневу этот самый «сарказм» приводится: «Николай Раевский ему в насмешку заметил: ''есть чем хвастать!’’ — Пушкин как в воду окунулся и больше ни гугу». Нечем хвастать – ведь с самодержавием Романовых у всех свои счёты…
В этот период вынужденного безделья Пушкин и Раевский встречались не раз. Об одной из встреч поэт шутливо рассказал в письме к жене из Москвы: «На другой день в книжной лавке встретил я Николая Раевского. Sacré chien [Собачий сын], — сказал он мне с нежностию, — pourquoi n’etes-vous pas venu me voir [почему ты не зашёл ко мне]? — Animal [Скотина], — отвечал я ему с чувством, — qu’avez-vous fait de mon manuscrit petit-Russien [что ты сделал с моей малороссийской рукописью]? После сего поехали мы вместе как ни в чём не бывало, он держа меня за ворот всенародно, чтоб я не выскочил из коляски. Отобедали вместе глаз на глаз (виноват: втроём с бутылкой мадеры)».
Встречались и у общих друзей. Сохранилась записка В.А.Жуковского Пушкину, написанная, вероятно, в конце зимы 1834года: «Раевский будет у меня нынче ввечеру. Будь и ты, привези брата Льва и стихи или хоть прозу, если боишься Раевского. Порастреплем Пугачёва. Ж. Четверг. Собрание открывается в 9 часов».
До нас не дошла реакция Раевского на гибель поэта, но нетрудно догадаться, какой она была.
В 1837 году Раевский наконец-то получает возможность применить к делу свои силы. 21 сентября он был назначен начальником 1-го Отделения Черноморской прибрежной линии и на этом посту сделал многое, проявив свои таланты военачальника, администратора и дипломата. Были проведены десантные высадки русских отрядов у различных пунктов Черноморского побережья, возведение целого ряда укреплений (одно из них было названо фортом Раевского), попытки наладить дипломатические сношения с горцами… Декабрист Н.И.Лорер описал Раевского, которым любовался весь отряд: «Высокий, стройный, в шарфе и с шашкою через плечо, стоял он серьёзно перед рядами войска, которое готовился вести к победе. Во цвете лет, с чёрными волосами, лежавшими на красном его воротнике, и в синих очках, Раевский на всех произвёл хорошее впечатление, и в фигуре его была какая-то гордость и отвага». А позднее он писал приятелю: «Генерал тяжёл, кричит, шумит, самолюбив до крайности, честолюбие не имеет границ, но для края, который он создал, полезен и благонамерен». По свидетельствам современников, окружающие называли генерала Раевского «Самовар-паша».
В сентябре 1838 года в вершине Суджукской бухты началось строительство укрепления, которому через несколько месяцев было присвоено название Новороссийск. Не случайно и сейчас имя молодого генерала носят и улица в городе Новороссийске, и станица Раевская под городом. А в городе сооружён памятник его основателям.
Сохранилось описание Раевского, сделанное Г.И.Филипсоном, служившим при нём с 1838 года: «Был высокого роста, смугл, крепко сложен и вообще массивен. Черты его лица были выразительны, он всегда носил очки, хорошо владел французским языком и много читал, он умел выбирать людей и умел заставить их работать… О наружности своей он не заботился, а о костюме еще менее. В то время он не был женат и потому его нельзя было видеть иначе, как в рубахе с открытой почерневшей грудью и в шароварах… с очками и трубкой он был неразлучен. Оправдывался он тем, что грудь у него раздавлена снарядным ящиком…» «У него было много остроумия и особливо доброй и простодушной весёлости. В его обращении всегда видно было что-то искреннее и молодое; он говорил и писал очень хорошо… Физически он был крайне ленив, но ум его всегда был в работе. В обществе его невозможно было не заметить… В служебных делах и отношениях он не напускал на себя важности и всё делал как бы шутя». Добавим ещё огромную физическую силу: рассказывают, что он пальцами гнул медные пятаки.
22 января 1839 года в метрических клировых ведомостях Иоанно-Богословской церкви на Бронной улице в Москве появилась запись: «…начальник 1-го Отделения Черноморской прибрежной линии генерал-лейтенант и кавалер Николай Николаевич Раевский, православный, 37 лет, венчан первым браком Дворца Его Императорского Величества с фрейлиною, умершего генерал-лейтенанта Михаила Михайловича Бороздина дочерью, девицею Анной Михайловною, православного исповедания, коей от роду 19 лет».
Женой Раевского стала его, по понятиям того времени, родственница (тётка Раевского была женой её дяди). Говоря о ней, часто упоминают рассказ С.М.Волконского: «Однажды в Одессе Пушкин был зван на какой-то вечер, пришёл рано, осмотрелся, никого; дёрнул плечами и сказал. "Одна Анка рыжая, да и ту ненавижу я". Так за ней осталось прозвище "Анка рыжая"». Позволю себе немного усомниться: в период пребывания Пушкина в Одессе "Анке рыжей" было 3-4 года – что уж тут ненавидеть…
Тот же Волконский писал, что Анна Михайловна «была известна своим богатством и своею скупостью», но при этом добавим, что славилась она и умом. Член-корреспондент Московского археологического общества, непременный член Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, член-соревнователь Русского географического общества, почетный член Московского и Румянцевского музеев, член Российского общества Красного креста – «и это всё о ней».
Очень скоро Раевский становится отцом двоих сыновей – Николая и Михаила.
К сожалению, недоброжелатели Раевского не дремлют. Обострившиеся отношения вынуждают его подать рапорт военному министру об увольнении в связи с состоянием здоровья. В 1841 году он выходит в отставку. Н.Н.Раевский занимается хозяйством в своих имениях и, как специалист по ботанике, состоит членом нескольких естественно-научных обществ, став одним из основателей Московского общества садоводства инициатором создания Сухумского ботанического сада.
В 1843 году Раевский поехал из своего крымского имения в Москву к брату. 16 июня он приехал в имение жены - слободу Красную и здесь тяжело заболел (рожистым воспалением). Он запретил домашним писать жене о состоянии своего здоровья, и Анна Михайловна, живя с детьми в Крыму, не знала, где он и что с ним. Усилия приглашённых врачей оказались напрасными. По сообщению его управляющего Гаврилы Бабичева, он, чтобы забыть о страданиях, днём и ночью заставлял читать себе вслух исторические книги.
24 июля 1843 года Н.Н.Раевский скончался. Жена узнала о его смерти только через четыре дня. Старшему их сыну, Николаю, в это время было около четырёх лет, младшему, Михаилу, два с половиной года.
О сыновьях Николая Раевского – в следующей статье. Голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Здесь карта всего цикла о Каменке
Навигатор по всему каналу здесь